О, если бы Мэг могла спросить об этом у Валентина Валерьевича! Но нечего было и думать подходить к нему. Он должен быть уверен, что ее не занимают никакие вопросы сложнее еды и прогулки.
Обратиться к медсестрам или санитарам? Нет, они тут же донесут обо всем главврачу…
— Бред Котара, бред Котара… — проговорила Мэг вслух, стараясь вспомнить хоть что-нибудь об этом названии. Может, ей что-то приходилось читать или слышать по этому поводу?
— Это у тебя, что ли? — грубо спросила ее Наталья Михайловна. У нее опять наступила фаза депрессии, и теперь она то лежала на койке с несчастным видом, то начинала проклинать весь белый свет.
Она подошла к Мэг, встала, скрестив руки на впалой груди.
— Ну что, будешь теперь нам рассказывать, что скоро мы все помрем, да? — произнесла она, подергивая правой щекой. — Еще пуще страху нагонишь?
— Вы знаете, что такое «бред Котара»? — воскликнула Мэг.
— А то! Полечись-ка с мое, и не такое узнаешь! Я тут всяких перевидала. Пророки хреновы! Начнут врать о Судном дне да о всеобщей гибели… — Наталья Михайловна выругалась и, смачно плюнув на пол, пошла прочь. — Вы думаете, вам Господь Бог послал откровение? Крыша у вас уехала, вот что! Больные вы на всю голову!
Мэг молча смотрела ей в след. Значит и пророчества Гореса и вся эта история с книгой — не более, чем нелепая фантазия? А она чуть было не поверила!
* * *
Голос Валентина Валерьевича настойчиво вторгался в душу Мэг, хотя она всеми силами старалась отвлечься и не слушать его.
Каждый день главврач вызывал ее к себе в кабинет и начинал старую песню: об ее работе в «Промхолдинге», о Витьке, о выходе из затянувшегося психологического кризиса. Волков дал ему всю информацию, так что Валентин Валерьевич свободно ориентировался в событиях ее личной жизни. Он как будто не замечал ее нежелания разговаривать на эти темы и делал вид, что усиленно лечит ее.
«Кому нужен этот маскарад? — раздраженно думала Мэг. — Перед кем он тут выпендривается? Или же в этом как раз и состоит метод разрушения человеческой психики: дать пациенту понять, что он душевнобольной?»
В любом случае она не собиралась поддаваться на его провокации. Практически всегда у нее получалось абстрагироваться от действительности и думать о чем-то своем: сказывались долгие тренировки в «Академии». У курсантов специально вырабатывали способность работать в обстановке приближенной к критической: под шум, гам, телевизор, громкую музыку… Куда там Валентину Валерьевичу с его нравоучительными беседами!
Но сегодня что-то случилось с Мэг: разочарование в Горесе просто добило ее. Последняя надежда рухнула, а без нее у Мэг не было сил бороться. Мозг лихорадочно искал какую-то новую зацепку, что-то такое, во что можно было верить… И наверно поэтому против своей воли она слушала Валентина Валерьевича…
— У вас есть два пути, — говорил он медленно, как бы раскачивая каждую фразу, — либо вы и дальше будете пребывать в этом сумрачном состоянии, когда весь мир кажется вам адом, когда в каждом человеке вы видите потенциального врага, либо вы прямо сейчас примете для себя решение: «Я справлюсь с этим. Я буду жить счастливо вопреки всем невзгодам на свете».
«Пошел ты к черту! — угрюмо думала Мэг, уставившись взглядом себе под ноги. — Будешь ты еще тут втирать мне и рассказывать о счастье! Знаю я твое счастье — запереть здорового человека в дурдоме и пичкать его лекарствами, пока у него окончательно не свезет крышу!»
— Я бы советовал вам немного пофантазировать, — продолжал Валентин Валерьевич. — Подумайте, какой бы вы хотели видеть себя завтра, через год, через десять лет… Какая вы? Красивая молодая женщина, у которой все в порядке и с работой, и с личной жизнью, или больная старуха? Запомните, Маргарита Александровна: все в ваших руках. Вы будете такой, какой захотите себя увидеть. Дорогу осилит идущий. Я прекрасно понимаю, вам достаточно трудно представить себе счастливую жизнь без вашего мужа, но ведь до встречи с ним вы были счастливы… Его не было, и тем не менее вы могли спокойно смотреть в свое будущее и не бояться завтрашнего дня…
При этих словах Мэг невольно дернулась. Витечка, ее любимый муженек… Сукин сын проклятый! Да переедь ее завтра трамваем, разбей ее паралич, этот подлец и не вспомнит об ее существовании! А если и вспомнит, то лишь обрадуется: не будет больше бывшая женушка болтаться под ногами.
* * *
Мэг вернулась в свою палату совершенно опустошенная. Только сейчас она окончательно поняла, насколько одинокой она оказалась. Но кого она могла винить в этом? Только себя. Мы нужны людям лишь до тех пор, пока они нужны нам. Мэг сама разорвала все связи со своими друзьями. Разумеется, сначала они пытались поговорить с ней, узнать, в чем дело, а потом попросту привыкли жить без нее.
«На свете и так очень мало людей, кому мы по-настоящему необходимы, а я разогнала даже их, — подумала Мэг, падая на свою кровать. — Зачем? Чтобы не любить их как Витьку? Чтобы никто никогда уже не мог сделать мне так больно, как он?»
Наверное, это было правдой. Но теперь она оказалась в ситуации, когда ей отчаянно был нужен хоть кто-то, хоть один человек, который бы протянул ей руку помощи… А этого человека не существовало в природе.
Мэг кусала себе губы. От жалости к себе, она готова была разреветься.
Нет, к черту все эти измышления! Где же Сергей Иванович? Где Инга? Ведь она должна была первой забить тревогу! Она дала ей задание убить Огнева…
И тут Мэг замерла, пораженная страшной догадкой. Как она раньше не поняла всю нелепость этой ситуации: Инга, ее напарница, дала ей задание?!! Да еще какое!
Маргарита Науменко, ты и вправду дура каких свет не видывал! Инга не имела права поручать что-либо Охотнику! Это привилегия дается только шефу!!! Ее напарница могла лишь назначить ей встречу с Сергеем Ивановичем.
Как Мэг не раскрыла сразу, что ее подставили?! Инга отправила ее на операцию без прикрытия, без группы поддержки… Не было проведено никакой подготовки, никакого инструктажа! Это же чистой воды ловушка, и попасть в нее можно было только будучи в состоянии полной невменяемости!
Одна-единственная догадка вдруг объяснила все: Инга работала на Волкова!
Мэг села на кровати, прижала подушку к груди… «За мной наверняка постоянно шпионили!» — пронеслось у нее в мозгу.
Она была уверена, что находится в безопасности, ибо никто не знает об ее принадлежности к Структуре… И поэтому ей даже в голову не приходила мысль о возможной слежке, жучках, подставках. Ведь наверняка Волков напичкал всю ее квартиру всякой подслушивающей и подглядывающей аппаратурой! Волкову было известно все с самого начала: и об ее назначении на должность Охотника в «Промхолдинг», и об ее страданиях по Витьке…
Вот откуда он знал о фразе, написанной кровью на дверце кухонного шкафа! Наверняка где-то под потолком, скорее всего в люстре, имелась камера внешнего наблюдения… А Мэг-то восприняла все это как мистическое откровение! Как нечто дьявольское и потустороннее…
Оглушенная собственными мыслями, она прижала руку к губам. Как это могло с ней случиться?! Как можно было проворонить все и вся?!
Воспоминания неслись перед ее глазами одно за другим… Волков заранее знал о шприце со страфонтином. Откуда? Да от Инги, разумеется!
Сергей Иванович не нашел Мэг только потому, что никто ее не искал: Инга попросту никому не доложила об ее исчезновении!
— Су-у-ука! — в исступлении выкрикнула Мэг, изо всей силы всадив кулак в подушку, словно это было пухленькое личико Инги. — Убью!!!
В ответ на ее возглас дверь приоткрылась, и в палату просунул голову один из санитаров.
— Чего орешь? Ну-ка тихо!
Не обратив на него никакого внимания, Мэг повалилась на кровать.
Как она могла не догадаться? Как? Ведь и Рублевского подсунул ей никак не Сергей Иванович, а Инга. Волкову нужно было, чтобы Мэг получила строго ограниченное количество информации, и поэтому специально дал ей такого человека, который знал далеко не все. А Мэг и купилась: она ничего не стала проверять. Рублевский все равно выдал ей чуть больше сведений, чем рассчитывал Максим Евгеньевич, но они характеризовали не столько деятельность Волкова, сколько самого президента «Промхолдинга»… И в результате бедный журналист заплатил за всю эту историю своей жизнью, а Мэг оказалась в психушке без какой-либо надежды на «выздоровление».
* * *
Время как будто совершенно не относилось к больнице. Каждый день ничем не отличался от предыдущего. Все так же неподвижно сидела женщина-статуя, все так же перепрятывала свои пожитки старая Матреша: то в тумбочку, то под матрац, все так же разговаривала со своими призраками похожая на мадонну Зоя.
Теперь, когда Мэг осознала, что ей неоткуда ждать помощи, она опять целыми днями пыталась придумать способ побега. Как-то раз она поймала себя на мысли, что со стороны она выглядит точно так же, как и все больные: погруженная в свои размышления, задумчивая, отрешенная от действительности… Валентин Валерьевич наверняка просто не нарадуется, глядя на нее… Интересно, что именно докладывает он Волкову? «Пациентка в норме. Самочувствие удовлетворительное»?
