– Норму, – коротко ответил тот.
– Черта с два вы это сделаете!
– Кто это – Норма? – спросила Джоанна.
– КЖД[6] Суилли, – с чувством ответил Атертон, – мы зовем ее Норма по совершенно очевидным причинам. Она веселая, хороший товарищ, пьет как рыба и ругается как боцман – типичный нормальный сотрудник уголовки. Но я не думаю, что из этого выйдет что-то путное, Билл. Я просто так и вижу, как Супер[7] выдает вам лицензию отправить ее в спальном вагоне только для того, чтобы пошарить в бирмингемских отбросах. Заскочить перекусить на скорую руку в пабе с Биверсом или со мной – это одно дело, но с ней это может завести слишком далеко.
В этот момент зазвонил телефон, и, как только Атертон вышел из комнаты, Джоанна повернулась и прильнула к коленям Слайдера.
– Ты в самом деле думаешь, что Анн-Мари была замешана в какой-то большой преступной организации? Мне это кажется таким невероятным.
– Ты предпочитаешь теорию Атертона?
– Могут быть и другие объяснения. Ну если уж дошло до этого, то я бы предпочла твою версию.
– Почему?
– Потому что ты видишь дальше и лучше, чем он.
Вернулся Атертон, и вид у него был торжествующий.
– Нашлась машина Анн-Мари. Команда экспертов сейчас вовсю трудится над ней. И отчет о машине Томпсона тоже только что пришел. Ничего особенно интересного, за исключением нескольких длинных темных волос. Очень длинных темных волос.
– Ты говорил, что его подружка брюнетка, – заметил Слайдер.
– Коротко подстриженная, с вьющимися волосами, – вполголоса вставила Джоанна.
– Где нашли машину?
Торжествующая улыбка Атертона стала шире на миллиметр.
– На задней улочке в Айслингтоне, примерно в полумиле от места, где живет Томпсон. На расстоянии пешей прогулки, как вы могли бы сказать.
– Но, в самом деле, – запротестовала Джоанна, – никто не может быть настолько глуп, чтобы бросить машину человека, которого он только что убил, так близко от своего собственного дома.
– Вы были бы поражены, узнав, насколько глупы большинство людей.
– Кто на дежурстве, Хант? – спросил Слайдер. – Не возражаешь, если я позвоню?
– Воспользуйтесь аппаратом на кухне, – посоветовал Атертон.
Оставшись в комнате вдвоем, он и Джоанна поначалу осторожно рассматривали друг друга, потом Атертон прочистил горло. Джоанна весело прищурилась.
– Предполагаю, что вы хотите сделать мне некое предупреждение. Вы его всегда защищаете, верно?
– Вы знаете, что он женат, или нет?
– Да. Да, я это знаю.
– Давно женат. Он никогда раньше не заводил никаких связей – он человек не такого типа.
– А в этом деле есть типы?
– У него двое детей, закладная на дом в банке и еще его карьера. Он не собирается бросать все это из-за вас.
– А разве я от него этого ожидаю?
– Я просто предупреждаю вас для вашего же блага.
– Нет, это не так, – ответила она ровным голосом.
Он посмотрел прямо на нее.
– Послушайте, каждого человека можно увлечь в сторону, но если он бросает дом под влиянием момента, это может стать для него катастрофой. Это разрушит его, и я не имею в виду материальное разрушение. Он – один из действительно честных людей, из тех, кого я знаю, у него есть совесть, и беспокойство, и чувство вины перед женой и семьей, если он их бросит, разрушит любое счастье, которое он мог бы обрести с вами.
Джоанна подавила улыбку.
– Вы заходите слишком далеко и слишком быстро. Не это ли называется «перейти к умозаключениям»?
– Да тот факт, что он сделал это, уже означает, что все это очень серьезно. Вы не знаете его так, как знаю я. Он не такой, как мы, – он из другого поколения. Он не может легко относиться к любым вещам. И он очень... неискушен... в некоторых делах.
– Ладно, – сказала она, оглянулась назад и опять посмотрела на Атертона. – Я думаю, он достаточно взрослый человек, чтобы самому решать за себя, вы так не считаете?
Атертон бессознательным нервным движением потер тыльную сторону ладони пальцами другой руки.
– Я не хочу, чтобы вы поставили его в положение, когда он будет вынужден решать. Неужели вы не понимаете, что как только это произойдет, он будет одинаково несчастлив, какой бы путь ни выбрал.
– Не вижу, чем бы я тут могла помочь, – серьезно ответила Джоанна.
Атертон почувствовал, как внутри него нарастает злость на то, как легкомысленно она все воспринимает.
– Вы можете прервать все это, сейчас, пока дело не зашло дальше.
– То же самое может и он.
– Но он не хочет. Вы это знаете. Если только вы оставите его в покое...
Теперь она уже открыто улыбнулась.
– Ах, но ведь для этого он тоже должен оставить меня в покое. Об этом вы не думали?
Атертон дернулся, вскочил и направился к камину. Подойдя к огню, он мягко ударил кулаком по каминной решетке.
– Вы могли бы не поощрять его, – наконец сказал он, не оборачиваясь. Он боялся потерять над собой контроль, если будет смотреть на нее. – Вы могли бы сделать хотя бы это.
– Могла бы, – согласилась она, задумчиво глядя на его напряженную спину. – Но я по-прежнему думаю, что в любом случае это его дело, как решать, а не ваше и не мое.
Он обернулся к ней.
– Это лишь показывает, насколько вы в действительности заботитесь о нем! И вас не терзает совесть, что вы разбиваете его жизнь, не так ли?
Она внимательно поглядела на него, как бы решая, стоит ли еще раз попытаться заставить его понять. Все же она решила, что стоит.
– Я не верю, что статус-кво – это единственная конфигурация, которая может быть подходящей, или что восстановление статус-кво должно быть обязательно главной целью в жизни. Жизнь богата именно своими возможностями, и согласно одному только закону вероятностей некоторые из этих возможностей могут быть и лучшими.
– Вы сделаете несчастными множество людей, – резко сказал Атертон.
– Я не верю также и в то, что быть счастливым есть главная цель в жизни.
– Дерьмо! – взорвался наконец Атертон. Она пожала плечами и не произнесла ни слова.
В этот момент в комнату вернулся Слайдер.
– Думаю, мне лучше отвезти тебя сейчас домой. Дела становятся все горячее. – Он перевел взгляд с нее на Атертона. – Вы что тут, ругались?
– Дискутировали, – осторожно ответил Атертон. – Наши взгляды на некоторые вещи весьма расходятся.
– Глупости, – улыбнулась Джоанна. – Мы поругались из-за тебя – пытались узнать, кто из нас любит тебя больше.
– Кто победил? – Слайдер заулыбался, не поверив ей.
– Я считаю, это была ничья, – сказала Джоанна, за что была вознаграждена быстрой и насмешливой улыбкой Атертона.
В машине Слайдер спросил:
– О чем вы говорили, пока я ходил к телефону?
– Он уговаривал меня оставить тебя.
– О-о! – В голосе его прозвучала тревога. – И что ты сказала на это?
– Что ты достаточно взрослый, чтобы решать самому. – Это вовсе не было тем, что он хотел от нее услышать, и она это знала.
– И почему все должно быть так сложно? – с беспомощным вздохом задал он вопрос в пространство, как и многие другие делали это до него.
– Потому, что такова жизнь. Легкая, но не простая.
– Хорошо тебе говорить, что она легкая.
– Но она такая и есть. Всегда ведь знаешь, какая есть альтернатива.
– Наверное, мне не хватает твоей смелости.
– Здесь дело не в смелости.
Они остановились под светофором.
– Ну, не надо так круто. В чем же тогда дело?
– В подходе. Примерно так, как если надо снять пластырь. Есть один подход – отлеплять его миллиметр за миллиметром. И другой – один хороший рывок, и все сделано. Ты всегда знаешь с самого начала, каков будет конец, поэтому я считаю, что с тем же успехом лучше сразу сделать один хороший рывок.
Он смотрел на нее, испытывая одновременно так много сложных чувств, что ни за что не смог бы их выразить. Светофор переключился на зеленый свет, и он машинально переключил скорость и тронулся с места, не сознавая, что делает.
– Все равно, – сказала она через мгновение, – не впадай в заблуждение, что ты и я можем с этим справиться.
Он взглянул на нее с недоумением.
– Но ты-то можешь справиться с чем угодно!
– О да, – непонятно ответила Джоанна, – я знаю. В этом и вся трудность. Когда-нибудь это в конце концов меня и прикончит.
Он хотел было возразить, сказать ей, что он – не Атертон, что он не понимает загадок, но тут же понял, что догадался о смысле ее слов. Любовь, которую он испытывал к ней, знала свои пути лучше, чем он сам. Она была и свирепой и нежной в таких странных пропорциях – смесь желаний грубо овладевать и лелеять одновременно, – что он чувствовал себя избитым, потрясенным и опустошенным; и вместе с тем почему-то мощным и крепким. Он ощущал себя сильнее нее – и как это только могло быть?
Они подъехали к ее дому. Ему страстно захотелось заняться с ней любовью, утонуть в ней и никогда не всплывать на поверхность. Она была как теплый кусочек веселого и радостного дня, который ему не хотелось покидать.
