Вещь, с которой связаны нежные воспоминания ушедшей весны, безвозвратно испорчена гадким кетчупом, Роман злостно отсутствует, заветная цель не приблизилась ни на йоту. Ольга сжала ремень сумки так, что побелели пальцы, и обнаружила, что стоит и разглядывает картину. Все тот же художник изобразил на ней урбанистическую мадонну – стальной панцирь, разноцветные кнопки, спутниковая «тарелочка» вместо правого уха, пружинная грудь – с не менее механизированным ребенком на руках… Лавры Сальвадора Дали, несомненно, не давали покоя местному таланту.
– Хотите купить? – раздалось из-за спины.
Оля обернулась. Толстая немка в фиолетовом платочке учтиво улыбнулась. Рядом с ней стоял юноша в рваных джинсах, неопрятной растянутой фуфайке и в шлеме нечесаных длинных волос.
– Я автор. Хотите купить?
Ольга засмеялась. Почему бы нет? Мадонна с младенцем оставалась мадонной с младенцем даже и в таком идиотском исполнении. Пусть Роман смотрит и воссоздает в мыслях другую мадонну – Ольгу – трепетную, мягкую, нежную, с розовым щекастым пупсиком у груди, каким мог бы быть его сын.
– Вы долго трудились над вашим… прекрасным твореньем? – поинтересовалась Ольга. Встреча в галерее была для нее хоть каким-то развлечением в чужом городе. Она не прочь была пообщаться.
Мятый, нечесаный юноша ответил не задумываясь:
– Неделю.
– Недурно. Вы быстро работаете. И сколько стоит?
– Три тысячи.
Три тысячи марок! Истратить такую сумму на сомнительное произведение искусства не входило в планы Ольги.
– Пятьсот, – разумно предложила она. «Возьму потом у Романа», – решила Ольга. Мысленно она переместила картину из нюрнбергской галереи в спальню своей московской квартиры, разместив полотно над комодом. Смотрелось неплохо.
– Тысяча, – бесстрастно сказал художник.
– Пятьсот пятьдесят. Больше у меня нет.
– Берите.
Женщина в фиолетовом платочке уже несла рулон оберточной бумаги и широкую синюю ленту-скотч – завернуть Олино приобретение…
В гостинице Оля пододвинула к стене журнальный столик и, торопливо содрав упаковку, поставила на него картину, в которую вкладывала глубокий воспитательный смысл.
***
Ранним утром, в половине восьмого, Танечка Литейник сидела на любимой кухне в необъятной пижаме, пила кофе из раскаленного бокала и уничтожала круассаны. С понедельника она примется за новую диету, а пока воображение рисовало муки предстоящих голодовок, что необычайно стимулировало аппетит. Пять невесомых рогаликов с разными начинками уже исчезли с тарелки, оставалось еще три клубничных. Таня налила себе новый бокал кофе и вздохнула: удастся ли на таком скудном рационе продержаться до девяти утра?
Сегодня по графику у нее был разъездной день – в середине недели она с адскими усилиями утрамбовывала свои килограммы в малыша «тико» и восемь часов колесила по городу, навещая коллег в фирмах по подбору специалистов и устанавливая новые контакты.
Но Татьяна решила до обеда провести время иначе. Она запланировала ДД. В принципе ее жизнь изобиловала ДД, именно поэтому она располагала целой армией приятных знакомых, хороших подруг, отменных любовников. Веселая и улыбчивая, Таня старалась каждый новый день обогатить новым ДД – добрым делом. Сегодня ДД касалось соседа – Кости Смирнова, который пострадал от налетчиков и так и не успел пока избавить свою квартиру от следов погрома.
Сосед встретил добрую фею на пороге, с трудом удерживая в руках неподъемный многослойный бутерброд. Капитан был в семейных трусах – модных, обтягивающих, с игривым белым шнурком.
– Ты чего так рано? – удивился он. – Я сейчас убегаю.
Таня окинула взглядом нетронутый кавардак и полуголого хозяина. К своему телу, в отличие от квартиры, Константин относился более рачительно – глаз радовался, глядя на его крепкую, подтянутую фигуру.
– Какой ты, Костя, хороший, – восхитилась Таня. – Ни одного лишнего килограммчика. А ешь вроде бы не меньше меня.
Татьяна с завистью приглядывалась к замысловатому сандвичу и усиленно выделяла слюну.
– Меньше, меньше, – заверил Костя. – Извини, у меня все еще бардак. Таня, ты только не подумай, что я такой чудовищный неряха, но я так ничего и не убрал. У меня нет времени. Стыдно. – Приезжаю с работы в десять, падаю. Пригласить домработницу со стороны не решаюсь – все-таки чужой человек… Да и денег на нее в данный момент у меня нет.
– Сейчас тебя осчастливлю. Я как раз пришла тебе сказать, что собираюсь навести здесь порядок. – Ну сколько успею до обеда. После обеда мне надо быть в одной фирмочке.
– Правда? – обрадовался Костя. – Но это как-то неудобно.
– Ладно, удобно. Ты сколько раз меня выручал? Давай одевайся, а то я начну комплексовать, глядя на твои идеальные формы, и проваливай на работу. – А я сколько успею, столько успею…
Через секунду осчастливленный капитан с ключами в зубах стоял в прихожей, полностью одетый и готовый к отплытию.
– Ключи оставляю. Приду поздно. Танюш, в холодильнике – две пиццы с грибами. Очень вкусно. – Разогрей себе в микроволновке, когда решишь сделать перерыв.
– Изверг! Я и так не могу похудеть!
– А тебе и не надо! – искренне заверил Костя и чмокнул соседку в толстую, мягкую щеку. – Все, я исчез.
Таня переоделась, собрала в ванной арсенал дезсредств и тряпок различной конфигурации и азартно ринулась в бой.
***
Если в квартире Константина Смирнова неизвестные преследователи учинили погром, то рабочее место капитана оставалось в том же состоянии, в каком он оставил его второго октября, когда отправился с проверкой в банк «Гарант», попал по дороге в автомобильную аварию и загремел в больницу. На столе были аккуратно сложены толстые папки-скоросшиватели – красные, желтые, голубые, темный экран выключенного компьютера покрылся тонким слоем пыли, и кто-то из сотрудников – очевидно, особа женского пола – нарисовал на нем сердце, пронзенное стрелой. Около радиотелефона виднелась исчерченная синими чернилами бумажка, на ней рукой Константина были записаны номера банка «Гарант» – приемная, бухгалтерия, кабинет Глеба Батурского. Костя вздохнул. Он ясно помнил, как беседовал по телефону с Батурским, договариваясь с ним о встрече, и при этом вертел в руках авторучку и чертил на бумаге ромбики, стрелки, круги. И вот директора банка уже нет в живых, а сам Костя едва пришел в себя после столкновения с черным «фордом»…
– Костя, ты уже на работе?
В кабинет заглянула Аня из отдела компьютерной обработки информации. По быстрому взгляду, брошенному девушкой на пыльный дисплей «ай-биэмки», Костя понял, что стрела и сердце – ее рук дело.
Светлые волосы и голубые глаза, крепкий торс и кошачья беззвучность походки приобщали капитана Смирнова к избранному кругу мужчин типа супермена Рутгера Хауэра – тип привлекательный и опасный для женщин. При этом Константин совсем не отличался нордическим спокойствием и сдержанностью, напротив, был порывист, вспыльчив и никогда не избегал возможности подраться. Девочки в налоговой полиции называли эти его качества «страстностью», жарко вздыхали и мечтательно закатывали глаза. Но пока ни одной из них не удалось выяснить, действительно ли горячий и нервный в течение дня капитан распространяет свою восхитительную огненность и на ночной период времени. В рейтинге популярности Костя занимал первую строчку, но о его амурных связях ничего не было известно.
– Ты весь поцарапан! – восхищенно мурлыкнула Аня, приближаясь к герою ее снов. Ей хотелось погладить руками мужественные царапины Константина.
Костя улыбнулся:
– Какие новости? Что случилось без меня?
– Да ничего не случилось! Нам зарплату поднимают.
Это было очень кстати, так как в последнее время Костя прочно сел на мель и беззвучно раздувал жабры в финансовой агонии.
В кабинет заглянул Анатолий, Костин коллега, тоже капитан.
– Старик, ты уже в строю? Молодец. А ты что здесь делаешь? Быстренько исчезла! Работать, работать!
Аня недовольно фыркнула, выразительно, пылко, влюбленно посмотрела на Костю и вышла из комнаты. Толя развалился в кресле и достал сигареты.
– Без ума от тебя, – кивнул он в сторону двери. – И остальные тоже. Завтра собирались всем гаремом штурмовать твою больницу. А ты взял и сам появился. Выписали, что ли?
– Да сбежал, – махнул рукой Костя и поморщился. От сигаретного дыма у него заболела голова. – Слушай, завязывай курить. Не люблю.
– Понял, понял, – покладисто затушил «Винстон» Толя. – Твою машину я оттащил в мастерскую, сегодня, я думаю, уже сможешь забрать. Сначала позвони. Там в принципе ничего страшного.
– Спасибо тебе.
– Да не за что, старик. Выздоравливай. Ты, мне кажется, еще того, не совсем в норме? У тебя под глазами черные круги.
– Ерунда. Некогда болеть. Мне надо заканчивать дело Батурского и браться за остальных.
