Невысокий, жилистый, с глазами-пуговицами и жесткими чертами. Все они могли быть охранниками в Йодоке. Может, и были.
Он знаком показал ей входить.
Она встала и прошла за ним в кабинет.
Он закрыл дверь и указал ей на стул. Чун-Ча села. Он опустился напротив за металлический стол, сложил ладони вместе и посмотрел на нее.
– Экстраординарно, донму Йе, – сказал мужчина.
Донму – это значит «товарищ». Она была его товарищем, но не на самом деле. Она не была ничьим товарищем. Опора на собственные силы. Она была товарищем самой себе, и это все. Да и он наверняка не хотел ее в свои товарищи.
Чун-Ча ничего не ответила. Вот это было экстраординарно. Ей нечего было добавить к своему заявлению. А в тюремном лагере ее научили, что лучше не сказать ничего, чем сказать нечто, за что тебя могут избить.
– Он уважаемый человек, – сказал генерал. – И мой хороший друг.
И снова она промолчала.
Но глаз не опустила – так и смотрела генералу в лицо. Обычно северокорейским мужчинам это не нравилось, особенно если на них пялилась женщина. Но Чун-Ча давно утратила способность бояться мужчин вроде этого. Над ней издевались физически и психологически всеми возможными способами. Никаких других просто не осталось. И у нее не было причин для страха.
Генерал взялся за мобильный телефон, который она забрала у Ллойда Карсона в Бухаресте. Когда она набрала на нем последний номер, ответил генерал Пак.
Генерал Пак был в стране очень уважаемым человеком. Входил в ближайший круг Высшего руководителя; многие говорили, что он – его самый доверенный советник.
Тем не менее она сразу узнала голос в трубке. Она слышала, как он говорит. Чун-Ча однажды встречалась с ним лично, много лет назад. Но ту встречу ей никогда не забыть. И это точно был его голос в телефоне.
Она снова доносила – Чун-Ча понимала это. Но такова была теперь ее работа. Британец Ллойд Карсон привлек внимание северокорейской службы безопасности. Его видели в обществе американских агентов. В Северной Корее было известно, что британцы объединили силы с США. Ее послали проследить за ним, обыскать его вещи и, если понадобится, убить его, пока он едет на поезде.
Что же, она проследила за ним, обыскала его вещи и убила его. А еще забрала телефон. Теперь у них было ее заявление и был генерал Пак – уважаемый человек. Хороший друг того, кто сидел напротив нее. Ситуация была деликатная, она знала. Потенциально смертельная для Чун-Ча.
– Номер телефона не отслеживается. Когда мы по нему позвонили, никто не ответил, – сказал генерал. – Поэтому у нас только ваше слово, донму Йе. Против слова уважаемого лидера. – Он отложил телефон и прищурился на нее.
Чун-Ча наконец решила заговорить, но слова выбирала очень тщательно:
– Я сообщила все, что знала. Все сказала вам. Больше мне предложить нечего.
– И вы точно не ошибаетесь насчет голоса, который слышали? Вы абсолютно уверены?
Чун-Ча знала, что он хочет услышать. Однако не собиралась этого говорить. Ему предстояло услышать кое-что другое.
Она залезла в карман и достала собственный телефон. Нажала несколько кнопок и подняла его повыше. Включила динамик.
Раздался голос, уверенно говоривший по-английски: «Алло. Мистер Карсон, это вы? Алло? Почему вы снова звоните? Что-то случилось?»
Генерал дернулся в своем кресле, уронив стакан с карандашами, стоявший на столе. Посмотрел сначала на телефон, а потом на Чун-Ча.
– Это голос генерала Пака.
Она кивнула:
– Да.
– Откуда это у вас?
– Записала, когда звонила по номеру в Северной Корее из Бухареста.
Он побарабанил пальцами по столу:
– Почему вы не показали этого раньше?
– Надеялась, что вы поверите слову агента, преданного Высшему руководителю.
Дверь открылась, и вошли двое мужчин. Они тоже были генералами. Чун-Ча уже начинало казаться, что в Северной Корее слишком много генералов.
Мужчины были младше по званию, чем тот, что сидел напротив нее за столом. Но такие вещи в их стране быстро менялись. Генералы приходили и уходили. Их казнили. Она уже побывала у этих двух, дала им послушать запись с телефона, а потом пришла сюда. Мужчины у нее за спиной были слишком трусливы, чтобы пойти против своего высокопоставленного товарища, поэтому послали ее вперед.
Мужчина за столом медленно поднялся и уставился на них:
– Какова причина вашего вторжения?
– Надо сообщить Высшему руководителю, – сказал один из двух.
Они все знали, что этот генерал – личный друг Пака. Потому и придумали свой план. Правда в Северной Корее необязательно дарила свободу или отправляла на эшафот. Это был лишь один из факторов, который следовало принимать в расчет, если твоя цель – выжить.
– Вы не согласны, генерал? – спросил другой мужчина.
Генерал посмотрел на телефон, потом опять на непроницаемое лицо Чун-Ча. Он понимал, что его только что перехитрили, и ничего не мог этому противопоставить.
Он кивнул, снял с крючка фуражку, и все трое вышли за дверь.
Они просто оставили Чун-Ча в кабинете. Она не удивилась. Тут никто понятия не имел о равенстве полов. Она не служила в армии и для военных была человеком второго сорта.
Она подумала, не пошлют ли ее убить Пака. Прикинула, каковы его шансы быть казненным расстрельной командой, как большинство предателей. Ситуация была неоднозначной и напоминала случай с голландским туристом и уличными торговцами. Чтобы казнить Пака публично, придется дать какие-то объяснения. Конечно, они могут солгать, но люди посообразительней сразу поймут, что только государственная измена может стать причиной казни столь высокопоставленного лица, и придут к выводу, что была предпринята попытка государственного переворота. То, что в этой схеме участвовал член ближнего круга, может плохо сказаться на Высшем руководителе. Да, изменника поймали, но что, если другие, вдохновившись его примером, тоже попробуют? С другой стороны, изменников необходимо карать, и соответствующей карой может быть только смертная казнь. И Чун-Ча могут привлечь к возмездию, дав приказ организовать все так, чтобы это выглядело как несчастный случай. В прошлом она уже выполняла подобные задания. Изменник умрет, а его сообщники десять раз подумают, прежде чем предпринять новую попытку. Вот только общественности и другим потенциальным врагам внутри страны необязательно знать о попытке переворота. Чтобы не ослабли позиции Высшего руководителя.
Она обдумала все это, а потом выбросила из головы. Приказ либо поступит, либо нет.
Она сунула телефон обратно в карман, поднялась и вышла.
Несколько секунд спустя Чун-Ча уже шла под солнышком и глядела в небо без единого облачка.
В Йодоке в это время каждый заключенный думал, что зима близко. Первый комплект одежды, который Чун-Ча получила
