машинам водитель по большей части и не требуется.
Вот и Эш рассмеялся.
– Клянусь, это совершенно не сложно. Я помогу тебе, садись.
И он устроился на пассажирском сиденье, а я так и осталась стоять на солнцепеке, стискивая ключ, не в силах пошевелиться.
– Оливия, залезай, – позвал он.
Твою ж мать, я должна это сделать.
Я глубоко вдохнула, медленно подошла к водительской двери, открыла и скользнула внутрь. Будучи гораздо выше меня ростом, Эш отодвинул кресло далеко назад, так что мои ноги не дотягивались до педалей, но я даже не осознала этого, потому что передо мной угрожающе маячило рулевое колесо.
– Если нажмешь вторую кнопку памяти сиденья, оно встанет в положение, в котором водила Андж. – Эш как будто не замечал, что все мое тело сковано ужасом. – Она была примерно твоего роста. Так что давай, не стесняйся.
Рука у меня тряслась так сильно, что, тыкая в кнопку, я одновременно ударилась костяшками о дверцу машины. Сиденье Андж. Несчастный случай с Андж. Несчастный случай с моей матерью.
– Теперь нажми на тормоз, и машина заведется. – Я слышала указания Эша, но нога совершенно не подчинялась указаниям мозга. – Жми на тормоз, – повторил Эш на этот раз с нетерпеливыми нотками в голосе.
– Эш, я… я не могу вести твою машину, у меня даже нет страховки, – пробормотала я, запинаясь.
– Не волнуйся, – беззаботно ответил он, – моя страховка все покроет. – Он улыбнулся, и я снова вспомнила, что он не простой смертный, а миллиардер, привыкший пользоваться услугами водителей. Никакие отговорки не в силах были вытащить меня из этой западни.
Я снова глубоко вдохнула, стараясь успокоиться, медленно поднесла ногу к тормозу и нажала педаль. Приборная панель засветилась, и Эш снова улыбнулся.
– Ну вот, теперь можно ехать. Для заднего хода передвинь рычаг передач. – Он дотянулся до моей ладони и положил ее поверх прохладного гладкого металлического набалдашника. Мои пальцы мгновенно вспотели, я начала мысленно вспоминать последовательность действий: дать задний ход – передвинуть рычаг, посмотреть назад, снять ногу с тормоза. Не так и сложно, но я не могла пошевелиться. Я знала, что нужно делать, но рука просто отказывалась меня слушаться.
– Оливия? – Голос Эша донесся до меня словно сквозь толщу воды. – Оливия?
– Не могу! – Услышала я свой голос словно со стороны, откуда-то издалека. Отдернув руку, как от раскаленного утюга, я разразилась слезами; мне было стыдно, но я не владела собой и сотрясалась от неудержимых рыданий.
– Оливия, что случилось? Тебе плохо? – Голос Эша плавал вокруг, будто неустойчивая передача по радио.
Должно быть, он вышел из машины, потому что внезапно уже открывал дверь с моей стороны, расстегивал ремень безопасности и тащил меня наружу, словно спасая из огня. Он обнял меня и держал так, гладя по волосам, пока мои рыдания не стихли, потом отстранил немного, внимательно оглядел и медленно провел по моему лицу, плечам вниз, словно выискивая неочевидные глазу повреждения.
– Я не вожу машину, – наконец пояснила я, выровняв дыхание. – Не могу. Не могу сесть за руль. – И ведь столько лет прошло, смешно же, пора уже преодолеть страх. Невыносимо было произносить эти слова вслух и еще более позорно – так откровенно демонстрировать слабость. Какая же я дура, что даже не могу управлять машиной, которая водит сама себя.
Эш в безмолвном вопросе слегка наклонил голову и приподнял брови.
– Но в твоей биографии написано, что ты выросла в пригородной местности в Коннектикуте, не в городе, так? Разве можно жить в пригороде и не уметь водить машину?
Я не сразу смогла ответить, поэтому несколько мгновений мы просто смотрели друг другу в глаза.
– Я училась, – наконец хрипло выговорила я, пытаясь сдержать слезы. Безуспешно – они снова потекли по щекам, как бы яростно я их ни стирала. – Просто я… не садилась за руль после колледжа. Моя мама погибла в неприглядной аварии, и тогда… В общем, с тех пор я не могу водить.
– Ох, черт. – Эш взял мое лицо в ладони и стер остатки слез большими пальцами. – Я не знал.
– Глупо, да, – продолжала я, – сколько уже времени прошло, но я просто…
Я справилась со слезами, но руки Эша никуда не делись с моего лица, он даже наклонился немного ближе, так что я чувствовала каждое сказанное им слово буквально кожей:
– Ничего это не глупо. Горе становится частью твоей жизни.
Я снова вспомнила слова миссис Дэниелс о том, что люди, уходя от нас, не исчезают бесследно, а становятся наваждением.
Моя мама. Эмилия. Анджелика. Это все относилось к ним. И к нам с Эшем.
А потом меня осенило, что за последний час мы поделились друг с другом чем-то очень важным и личным. Теперь нас объединяло нечто большее, чем литературный проект, или финансовый вопрос, или шанс возродить мою карьеру. Стояли там и обнимали друг друга не самый «сексуальный мужчина современности» и не потерпевшая неудачу писательница, а просто Эш и просто Оливия, которые понимали, что горе, наверное, невозможно избыть до конца, кем бы ты ни был и каким бы богатством ни обладал.
– Ну ладно, – мягко прервал Эш мои мысли, – сделаем тогда так: на пять минут до той винодельни с «Пино нуар» меня хватит, а оттуда я позвоню Нейту, чтобы он забрал нас и отвез обратно в Малибу.
– А… как же твоя машина? – промямлила я.
– Нейт разберется с этим, – бросил Эш с небрежностью, доступной только крайне богатому человеку с «Теслой» под рукой и «Порше» в гараже. Я не удержалась и рассмеялась над такой невольной показухой, и Эш воспринял мой смех как согласие.
Вина мне не хотелось, но я обеими руками поддержала бы любой план, лишь бы в нем не значилось, что я поведу машину. К тому же спорить с Эшем, как я уже поняла, было бессмысленно – когда Эш что-то хотел, Эш это получал.
Когда мы вошли в пустое здание винодельни, едва миновал полдень, и, учитывая жалкое состояние и головную боль прошлой ночью, перспектива выпивки меня совершенно не прельщала, так что я сказала Эшу, что пригублю разве что пару глотков «Пино нуар», которое он сочтет наилучшим. Эш заказал нам в дополнение сырную тарелку, и мы заняли маленький столик у окна.
Глядя на расстилающийся за окном пейзаж – виноградники и синее небо, я вдруг почувствовала, слово оказалась за миллион миль от реального мира. От Малибу, Бостона, богатства и громкого имени Эша. От обвинений Роуз
