Ознакомительная версия.
– Номер запомнили? Твой?
– Не мой. Но запомнили и даже записали.
– И что за номер, ты-то записал?
– Я похож на дурака, Леха?! – возмутился Толик. – На хрена мне этот липовый номер?! Девке просто очень нужно было слинять от меня, и все!
Конечно, он, выбежав из булочной, был настолько зол, что даже не обратил внимания – была ли поблизости машина с такими номерами или нет.
– Да поскользнулся еще на ступеньках и чуть не упал из-за этой стервы! – закончил Толик.
– Ясно…
Зайцев снова покосился на мобильник. Монитор был черен и мертв. Он ткнул пальцем в кнопку вызова – последний раз он набирал только Светке. Послушал. Абонент вне зоны доступа.
– Черт! – выругался он.
– Что? – тут же вскинулся Толик. – Проблемы?
– Да вот… – Он двинул подбородком в сторону мобильника. – Светке звоню, недоступна. Папочка, тоже мне…
– Какой папочка?
– Да отчим!
– Что отчим-то?! – начал злиться друг.
– Под домашний арест посадил девчонку!
– Какую?! Какой домашний арест, ты чего мне тут гонишь-то?!
Каверин встал из-за стола, навис над Зайцевым и смотрел так, как будто видел впервые. Даже оглядел со всех сторон, будто у того крылья вдруг прорезались или горб вырос.
– Светка… – начал терпеливо пояснять Алексей, – прислала мне сообщение, что вернулись ее родители, что она дома под арестом.
– Вона как?! – Каверин попятился. – И давно?
– Что – давно?
– Давно сообщение прислала?
– Так щас скажу. – Он быстро нашел сообщение в памяти телефона, назвал время. – И что?
– А ничего! Врет тебе твоя зазноба! Врет, как кобыла сивая, уж извини за сравнение. – Он вернулся на свое место и с шумом выдохнул. – Н-да-аа, вот это ловкость!
– Может, прояснишь ситуацию, Каверин? – с обидой пристал Алексей, а внутри все как заноет.
Черт, черт, черт!!! Неужели он в ней ошибся?! Неужели это ему расплата за все его грешные дела с женщинами? За все их поруганные надежды да и за слезы, возможно? Они ведь плакали наверняка, когда он оставлял их. С легкостью для себя оставлял, никогда не задумываясь, что после него.
Он ведь первый раз так-то вот! Первый раз, можно сказать, по-настоящему и крепко влюбился, а она с ним так вот…
– Я те щас все проясню, дружище. Все, все, все! – Толик замолотил ладонями по столу. – Эта гадина прислала тебе сообщение сразу, как от меня скрылась. Не мог ее отчим прямо в тот же миг под замок посадить. Не мог! Не было там рядом никакого отчима. Я же его помню. Мы же с ним пересекались в квартире его повесившейся падчерицы. Теперь ты понимаешь?!
– Нет. А что должен понимать?
– Она тебя тупо разводит, Света твоя, вот! Она специально прислала тебе сообщение про домашний арест. Специально!
– А зачем?
– Затем, чтобы ты ее не искал. Чтобы затих, чтобы не звонил. И чтобы держать тебя на коротком поводке.
– А зачем?!
– Да затем, чтобы ты помогать ей продолжал, дурак, что ли, совершенный?! Сейчас она через день-два приползет к тебе в слезах. Ты начнешь жалеть. А у нее за спиной…
Каверин громко выругался, и собака не выдержала, принялась на него громко лаять. Как по команде, по трубам застучали соседи, кого-то, вишь, побеспокоили. Зайцев прижал собачью морду к своей коленке, велев замолчать. Покосился на Каверина недобро.
Конечно, он не дурак. Конечно, он понял, куда клонит Толик. Но принимать пока отказывался. Поскольку то, куда тот клонил, было слишком страшным. И Толик не разочаровал, присвистнул и закончил гробовым голосом:
– Вот помяни мое слово, будет кто-то еще! Кого-то еще ухайдокает эта сладкая парочка. И может, прямо сегодня! Кто там у них следующий в списке? Еще один доктор?
Зайцев промолчал, поежившись. Ему вдруг стало казаться, что по квартире гуляет ветер. А этого быть не могло, он сам запирал за Толиком дверь. И окна все были плотно закрыты. И шторы на них опущены. Неоткуда было взяться сквозняку. А между лопаток морозило, и волосы на затылке ершиком встали. И даже собаке, кажется, стало неуютно, она все плотнее жалась к его ногам.
– Геральд? Да, кажется, Геральд? Он оставил этого парня без пальцев?
Алексей снова не нашелся что ответить. План наблюдений он видел своими глазами. И знал, о ком там шла речь. Чего врать-то?
– Вот! А я о чем говорю! – подхватил Толик, когда Алексей невнятно промямлил подтверждение. – Геральд этот следующий! Надо… Надо его предупредить, что ли. Или наблюдение за ним организовать. Господи! На все время, ну на все же нужно время. Я щас, мне позвонить.
Он вышел из кухни, прикрыв за собой дверь. Зайцев уставился на собаку.
– Что делать будем, Дружище?
Собака грустно глянула, вздохнула и снова опустила морду на его ноги.
– Понятно, – кивнул Зайцев. – Все вроде правильно говорит брат Толян, да? А с другой стороны… А что, если?.. А что, если Света не врет? Что, если сама оказалась в паутине? Представляешь, собака, она в беде, а ей никто не верит? Мы-то поверим, а?
Дружище снова задрал к нему лохматую мордаху и, господи – чудеса, улыбнулся.
– Согласен?!
Зайцев чуть не прослезился от умиления. Сполз со стула на пол, встал на коленки перед лохматым другом и, ухватив его за уши, прижал морду к груди. Тому жутко не нравилось, когда его трогали за уши. Он всегда сопротивлялся, тявкал даже несмело на своего хозяина. Но сегодня терпел. Обстоятельства обязывали к пониманию. Обстоятельства вынуждали быть покорным. Он потерпит. Ради них двоих потерпит.
– Оп-па, чего это вы? Целуетесь, что ли?
Толик ворвался в кухню довольным, на ходу засовывая мобильник в карман штанов. Тут же начал суетливый бег от стола к раковине, убирая со стола.
– Пора мне, брат, пора, – щебетал Каверин, отвечая на безмолвный вопросительный взгляд Алексея.
– Люба заждалась? – спросил с надеждой Зайцев.
Ну не хотелось ему думать, что Толик мечется и спешит из-за того, что напал на чей-то след или организовал за кем-то наблюдение. Под кем-то, конечно же, подразумевалась Света.
– Щас все помою. И отвалю. Я уж вам надоел, наверное. Сижу, сижу… Пиво-то, Заяц, пущай остается. Хочешь, пей, не хочешь – меня дождись, загляну как-нибудь на неделе.
Друг звенел высоким голосом и стаканами, с воодушевлением брызгал во все стороны мыльной пеной. Даже передником не забыл повязаться. И с собакой посюсюкался. Зайцев мгновенно насторожился.
– Чего это ты такой довольный, Толян? – Зайцев сунул руки под мышки, снова почувствовав странный озноб, глянул с неприязненным прищуром Каверину в широченную спину. – Колись, а? Кому звонил?
Лопатки под растянутым серым свитером Каверина мгновенно напряглись. Он не спешил с ответом. Закрыл шкаф с посудой. Отжал мочалку, ополоснул руки, выключил воду, вытер аккуратно каждый палец, повернулся с кривой ухмылкой.
– А как думаешь?
– Думаю, не домой звонил.
– Чего это? Я че, домой позвонить не могу?
В голосе Толика проснулись ревнивые нотки. То ли Любочка была тому причиной, то ли профессионализм Зайцева, до сих пор воспеваемый коллегами, покоя не давал.
Догадался же, догадался, подумал он с досадой, поворачиваясь к Зайцеву спиной, что домой он не звонил. А как догадался?
– Домой бы ты стал звонить с городского, дружище, а ты звонил с мобильного, – просто объяснил Зайцев и сдвинул с ног собачью мордаху, собака начала дремать и отяжелела.
– А чего это я с городского телефона домой стал бы звонить? – придрался Толик и досадливо поморщился. – Корчишь из себя проницательного. Ну и че скажешь? Почему?
– Так ты бы сто процентов проверил, раз уж звонить собрался, дома твоя любимая или нет? По мобильнику-то разве поймешь? По мобильнику можно и соврать. Или я ошибаюсь?
Толик отскочил от стены, будто в спину его толкнули. Уперся в стол руками и начал говорить, слегка постукивая кулаками по столешнице, будто каждое слово пытался вбить в него:
– А с чего это ей мне врать? С чего?! Если тебе она врала и мужику своему идиотическому, значит, и мне соврать должна, да?! Ты это имеешь в виду?! – Он тяжело дышал, глядя на Зайцева злыми глазами, на дне которых плескался испуг. – А она любит меня, понял!!! Любит!!! Тебя вот не любила, а меня… Я ведь ее тогда у твоего подъезда встретил, когда ей муженек позвонил. И телефончик попросил. Она дала. А потом вечером я ей звоню, а она плачет. Говорит, у подруги сейчас. Забрала та ее от дома. От мужа она ушла. Я и позвал к себе. Да пошел ты, Заяц! Зачем я это тебе все рассказываю?!
Он резко развернулся, рванув к двери, и едва не расшиб себе лоб о дверной косяк. Пнул дверь, изругался грубо и отчаянно, отчего Дружище снова нелюбезно зарычал. И помчался в прихожую.
Зайцев слышал, как его друг шумно одевается, как роняет тяжелую несуразную куртку на пол, поднимает ее с руганью. Потом визжит «молния» на куртке, зимних ботинках, снова с руганью нахлобучивается шапка на седые вихры. И вдруг сделалось жаль его – дурака стареющего. Жаль его запоздалой влюбленности, его осторожной мечты о возможном счастье. Они же друзьями были всю жизнь. Такое прошли, вспоминать страшно. И ни разу друг в друге не усомнились, ни разу не ссорились. Собачились, бывало, по пустякам, но это же смех. Не портить же такие отношения из-за Любочки.
Ознакомительная версия.
