Ознакомительная версия.
Глава 6
Уже вечером, когда световой день подходил к концу, Лариса решила вновь заехать к рабочим и предупредить их, что завтра подвезет необходимые материалы и в этой связи они должны будут по-новому спланировать свой рабочий день.
Она словно бы чувствовала, что развернется новое действо, связанное с последствиями убийства в коммуналке незнакомого молодого парня.
С порога ее встретила взволнованная Наташа, которая сразу же конфиденциальным голосом объявила ей, что «пришел тот худенький оперативник и терзает всех по поводу того, где кто был той ночью».
— Ты что же народ-то пугаешь, Наташа, своими предсказаниями? — едко спросила Лариса. — Психику моих рабочих напрягаешь… Они жалуются, говорят, что ты предрекаешь им новые нехорошие события.
— Ну я же не виновата, что они такие впечатлительные, — нашлась Дебрева. — Я просто пошутить захотела, расшевелить. А то этот, с усами-то, вроде мужик ничего, видный, но больно уж смурной какой-то…
Лариса покачала головой. Чего только не сделает бедная женщина, одурев от одиночества, чтобы привлечь внимание противоположного пола. Ей самой и в голову не пришло охмурять такого индифферентного ко всему окружающему человека, как Арчевский. На взгляд Ларисы, такие скучные люди были подобны мебели и единственный их плюс был в том, что они крайне незаметны и хорошо выполняют свою работу.
Медсестра также сообщила Ларисе, что милиция установила личность убитого. Дмитрий Михеев проходил в качестве свидетеля по двум делам о вымогательстве и по одному, совсем недавнему, с незаконным оборотом наркотиков. Из чего оперативники сделали вполне резонный вывод о том, что смерть его и связана с этим самым незаконным оборотом. Кроме того, эксперты определили время убийства — в диапазоне от одиннадцати до двух часов ночи.
Под конец ее краткого, но страстного монолога Дебрева поведала о странном поведении братьев-металлистов, которые сегодня выглядели крайне по-деловому, а Лелек даже поругался с Болеком по причине его несерьезного и несоответствующего моменту поведения.
Тут открылась ближняя дверь, и появившийся на пороге «суповой набор» Журавленко просиял. Его лицо, до того не носившее признаков радости и лишь демонстрирующее усталость от жуткой жары и массы нераскрытых дел, залилось краской смущения и озарилось улыбкой.
— Лариса Викторовна, здравствуйте, — перекладывая папку из рук в руки, пробормотал Журавленко.
Он не обращал внимания на то, что из-за его спины появилось, как всегда, бледное лицо Маши Соколовой и в свою очередь выглядывавшая из-за ее спины физиономия прыщавого юноши.
— Я вообще здесь не ночую, гражданин следователь, — с неожиданной для своего субтильного вида развязностью заявил юноша.
— Да понял я, понял, — отмахнулся Журавленко.
— И Маша тоже не ночует, она за теткой ухаживает, — продолжал тот. — Просто в тот день к тетке знакомая пришла, вот они и отправили Машу домой.
Сама Маша лишь переводила испуганный взгляд с прыщавого ухажора на Журавленко и обратно.
— А этого человека, которого вы нашли и показывали мне на фотографии, мы не знаем. Я ни разу его здесь не видел.
— Мне все понятно, спасибо, — развернулся Журавленко, несколько раздраженный активностью молодого человека.
— Я к тому, что вы уж не таскайте ее без надобности по кабинетам, у нее работа нервная — воспитательница детского садика, — да и с теткой неважно…
Журавленко хотел уже было разозлиться, как вдруг Лариса взяла инициативу общения с представителем правоохранительных органов в свои руки.
— Ну что, Дмитрий Николаевич, выяснили что-нибудь новое? — обворожительно улыбаясь, спросила она.
— Да называйте меня просто Дима! Или я так старо выгляжу? — пококетничал оперативник.
— Хорошо, отныне для меня вы будете Димой, — милостиво согласилась Лариса. — Но все же, Дима, как продвигается расследование?
— Пока работаем, — уклончиво ответил Журавленко, держа руку у кармана с пачкой сигарет и раздумывая, стоит ли сейчас закуривать.
— Он пока еще только их опросил, — вступила в разговор Дебрева, показывая на дверь, за которой скрылись бледная Маша и ее прыщавый Миша.
— Да, главное — впереди! — бодро согласился Журавленко, показывая на дверь, из-за которой доносился рев электрогитар, сдобренный зубодробительным грохотом ритм-секции. — Сейчас вот сюда пойду…
Он прислушался и отважно пошутил, пародируя голос вождя мирового пролетариата:
— Архинечеловеческая музыка!
Вздохнув и тряхнув волосами, громко и настойчиво постучал в дверь металлистов.
— Открыто! — заорали изнутри.
— Здравствуйте, меломаны! — сочно и солидно произнес Журавленко. — В общем, маэстро, музыку — ша!
Болек нехотя с кровати протянул руку к магнитофону и нажал на кнопку.
— Ну что ж, давайте с вами выясним, где вы находились в ночь убийства, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, сказал оперативник, брезгливо усаживаясь на стул без спинки.
— А чего тут выяснять — здесь были! — ответил Лелек. — И я, и Борька, брат мой.
— Чем это у вас здесь пахнет? — подозрительно спросил Журавленко.
Он повел носом и быстро обшарил взглядом комнату, заваленную грязной посудой, мятой одеждой и различного рода музыкальными аксессуарами — кассетами, постерами, магнитофонами.
— Анашой балуетесь, да?! — повысив голос, уличительно спросил он.
— Не-а, — лениво, тоже не вставая с кровати, ответил Болек.
— Он прав, — поддержал брата Лелек. — Если такой тормоз, как он, начнет раскумариваться, так и в туалет-то с полчаса собираться будет, пока… под себя ходить не начнет…
— Чего? — возмутился Болек, вздернув левую бровь.
— Так, разговорчики! — рявкнул Журавленко. — Давай по делу! Здесь были, говорите? А что делали? Кто это может подтвердить? Соседи могут?
Вопросы из Журавленко сыпались как из мешка. Он привык брать подозреваемых нахрапом, не очень заботясь о логической последовательности допроса.
— В общем, мы здесь сидели за, как вы потом отразите в своих протоколах, совместным распитием спиртных напитков. А поскольку территория для оного распития у нас имелась, то за пределы этой комнаты мы выходили крайне редко.
Лелек специально повел разговор с Журавленко на сленге ментовского протокола, чтобы досадить ему.
— А насчет соседей, которые могут подтвердить? — пожал он плечами. — Может, и могут… Только Сарру Исааковну на дрых пробивает очень рано, она у нас жаворонок — птица певчая… С палестинским отливом… Так что скорее всего она ничего не скажет. Да и где вы ее искать будете? Съехала она уже… Наташка-кофейница — та в больнице дежурила. Санек Каменный говорит, что в баре был. Только мы ему не верим, да и вы проверьте хорошенько. А Машка — та, если дома, так сидит как мышь, нос высунуть боится. И сказать, была она дома или нет, я не берусь. Она вообще от меня на кухне шарахается. Как будто я только и мечтаю залезть на нее. А у самой грудь в потемках искать будешь — за жопу примешь…
— Разговорчики, Кузьминчук! — не выдержал Журавленко.
— Ладно, ладно… Это меня чего-то на устное творчество повело… Смотрите сами — у нас тут каждый сам по себе и частной жизнью других особо не интересуется. Образцовая коммуналка цивилизованного общества…
— Слушай, Леха, а ведь Макабр может подтвердить, что мы дома были и никуда практически не выходили, кроме как по естественным надобностям, — подал голос Болек. — И ничего не слышали.
— Да и не знаем мы убитого! — поддакнул Лелек. — И знать не хотим после того, как его увидели. У нас вообще с подобными типами разная среда обитания и интересов.
— А кто такой Макабр?
— Макабр — друг наш. Он у нас тогда ночевал.
— Фамилия друга?
— А не знаем мы, — пожал плечами Болек. — Макабр — он и есть Макабр. Зачем нам его фамилия?
— Та-ак, понятно, — протянул оперативник. — Значит, говорите, ничего не слышали и не видели. И убитого Михеева, наркоторговца, — Журавленко сделал ударение на последнем слове, — не знаете, да?
Он заглянул в папку, где были зафиксированы первые показания братьев Кузьминчуков, снятые с них в то злосчастное утро.
— Абсолютно верно излагаете, — криво ухмыльнулся Кузьминчук, подойдя к холодильнику, чтобы достать оттуда бутылку пива. — Я ж говорил — мы наркотой не интересуемся. Мы — металлисты, мы все больше по пиву!
Лелек подбросил вверх запотевшую бутылку и ловко поймал ее.
— Классное пивко, кстати, холодненькое, из морозилки…
Лелек обратился к брату, но слова его в равной мере могли адресоваться и оперативнику, который, безусловно, в такую жару был не против пропустить холодненького. Лелек вскрыл бутылку и сделал мощный глоток.
Ознакомительная версия.
