А Юля парила в пространстве, она не шла, она не касалась пола, она вообще прилетела на землю из туманности Андромеды. Вот прилетела и осталась у нас, грешных, трусов и эгоистов.
Я не заметил, как окутался умилением с ног до головы. Умиление проникло в мои внутренности, и еще немного, и я бы загугукал, окончательно впав в детство.
Очередной приступ шизофрении, подумал я, пытаясь остановить процесс впадания в умиление, заодно и в детство.
— Рассказывай, — потребовала Юля, присев на стул возле окна.
Она сказала так, будто мы с ней только вчера расстались или вообще не расставались, будто время остановилось.
— Что рассказывать? Все отлично! Вот… пришел к тебе.
Больше мы ни о чем не говорили. Я забыл позвонить маме, я вообще забыл, на каком свете нахожусь. На том или на этом, на земле или в туманности Андромеды.
Юля ни о чем не спрашивала, она все гладила меня по спине, молчала, а иногда тихонько всхлипывала. Я не хотел ничего спрашивать.
Если захочет, сама расскажет, рассуждал я, как законченный эгоист.
Вообще-то я не рассуждал, окончательно потеряв способность ко всяким рассуждениям. Я подумал, что никогда уже не смогу рассуждать, а буду всю жизнь плыть вместе с Юлей в туманности Андромеды. Там не нужно рассуждать, к чему рассуждения в туманности?
А утром я осознал, что вчера совершил нравственное преступление. Это случилось просто: включился какой-то моторчик в голове, и мне стало ужасно стыдно.
В первый раз я украл деньги. И неважно, что я не успел их истратить, главное, что я их украл. И пошел на это сознательно, все заранее обдумав и спланировав.
Значит, я имел умысел, самый настоящий умысел, тот, который прямой. Прямее не бывает… Прямой умысел — первый шаг к совершению преступления.
Значит, я не имею права работать в правоохранительных органах. И вообще я много чего нарушил. Я скрыл адрес проживания Юли, я скрыл от Стрельникова Ромину благонадежность, и много еще чего я скрыл от товарищей по работе.
Да, все они далеко не товарищи майоры Петровы, и с ними нельзя куда-нибудь поскакать, чтобы порубать белых шашками, но они люди, и я обязан им доверять. Ведь они-то считают меня несмышленышем, не способным на подлости. А я втихую устраиваю им проверки на дорогах. Как-то я смотрел фильм «Проверки на дорогах», жуткий, скажу я вам, фильмец! Там все друг другу подставы устраивали, проверяли, короче, забавлялись как могли…
И все равно с деньгами расставаться не хотелось. Ведь дом фальшивый, и страховочные деньги останутся в компании Ромы Галеева. А он не имеет никакого отношения к преступной банде. Уж за это я ручаюсь!
Лучше все честно рассказать Стрельникову — и про Юлю, и про Рому, и про все остальное.
Стоп! Про все остальное мне рассказывать нельзя, Стрельников не поймет, он не майор Петров, он всего лишь подполковник Стрельников.
А я хочу в конце жизни стать похожим на него, именно на него, а не на Ковалева. Я представил, как я начну заливать Сергею Петровичу байки про запах свежескошенного сена, и меня заколбасило. Сколько я истратил? Немного — на такси, цветы, вино, конфеты. Не хватало всего трех тысяч рублей, в перерасчете на доллары — ровно сто долларов ушло на визит к Юле. А если бы она предложила пойти в кафе? Что бы я сделал? Истратил все деньги? И меня привлекли бы за растрату казенных денег?
Романтично, но весьма проблематично.
Так и не решив окончательно, что мне делать с сомнениями и рассуждениями, я боком пробрался в кабинет и заполз за компьютер.
— Денис Александрович, вы не хотите доложить результаты? — удивленно спросил Стрельников.
— Х-хочу, — нерешительно ответил я.
О чем я хочу доложить? О результатах разработки? Я там не был, и мной там не пахло. Я провел ночь с красивой женщиной в туманности Андромеды. Вместо задания я шлялся неизвестно где и тратил напропалую казенные деньги. Что делать? Как быть? Что со мной будет? Меня охватил страх, жутко похожий на то чувство, которое я испытал в маршрутке.
И вдруг я понял, что парень со стрижкой из маршрутки и был тем грабителем из банды. Или мог быть… Именно такой парень мог убить Лузьениху, мог ограбить сто две квартиры и продать имущество за бесценок. А я корчусь в рефлексиях, изнываю от безысходности, сравнивая свое будущее с будущим Василия Петровича. Я хлопнул ладонью по «Enter» и подошел к Сергею Петровичу.
Он молча слушал меня, не прерывая, но и не глядя мне в глаза.
Сергей Петрович смотрел в стол, будто увидел там нечто важное, очень срочное, требующее вмешательства.
И только туманность Андромеды я оставил себе, мне жутко не хотелось, чтобы на воздушную поверхность зыбкой туманности ступала грубая нога человека в сапогах. Пусть в этой туманности плывут и плывут небесные создания, оставаясь неподвластными житейской действительности.
— Денис, почему ты мне ничего не сказал? Боялся, что я не пойму тебя? В конце концов стажеру тоже положено довольствие, пусть небольшое, но достаточное для молодого человека, не приученного к роскоши. Разработка сорвалась, и это очень плохо. Надо искать версии, а версий пока нет. Была одна, да сплыла. Уплыла в туманность Андромеды! Столько времени ухлопать на пустышку!
Стрельников резко поднялся, не преминув опрокинуть при этом телефонный аппарат. Трубка завалилась под стол, и из аппарата донеслись короткие гудки. Откуда он узнал про туманность Андромеды? Ведь я ни слова не сказал о фантастической планете.
И только сейчас я вспомнил, что до сих пор не позвонил маме. Я поднял аппарат с пола и набрал номер.
— Мама, это я!
Она молчала, и я подумал, может быть, она не слышит меня. Даже дыхания не доносилось с той стороны телефонного провода.
Наверное, она всю ночь не спала и все рисовала себе страшные потрясения и несчастья, случившиеся со мной.
Только в этот раз рядом с ней не было любимой подруги. Тетя Галя задержалась в командировке. Интересно, по какой такой причине? Что она делает в этой таинственной командировке?
— Мама, ты слышишь меня?
— Сынок, что случилось? — выдохнула мама.
И я опять скорчился от стыда. Если бы она узнала, что я украл деньги, она бы тихо умерла. Просто так, без всяких страшных болезней, без печали, она тихо отошла бы в мир иной, не пережив в своем доме сына-вора.
Сергей Петрович предложил мне вернуть долг государству, он так и сказал — считай, что взял взаймы у государства. Но это в последний раз! Дай слово!
И я дал ему слово, что больше никогда не стану одалживаться у государства. Никогда! Даже ради бесплотной туманности Андромеды.
Правда, я не знал, как я рассчитаюсь с государством, сумма в три тысячи — для меня просто огромная, и без помощи родственников не обойтись. Но я даже мысленно не мог представить, что когда-нибудь смогу рассказать маме про свои похождения в туманном пространстве.
Может быть, мне все приснилось? Снилась же мне гринда, вот и Андромеда приснилась. Мало ли что может присниться двадцатитрехлетнему юноше! Гормоны играют…
— Мама, не волнуйся. Все хорошо. Я задержался на работе. Не волнуйся.
Я заработаю эти деньги, я пойду работать грузчиком, я буду разносить почту, я стану домашним программистом, но я никогда не расскажу маме о том, что однажды ее сын украл деньги.
* * *
— Что ты такой смурной? — Ковалев хлопнул меня по плечу.
Размах у него, мягко говоря, не товарищеский. Я слегка повалился вниз от бурных проявлений мужских чувств Алексея.
— Деньги закончились, — буркнул я, восстанавливая прежнее положение.
Я выпрямился на стуле и похрустел шейными позвонками. Позвонки весело захрустели. Так крутит шеей Сергей Петрович. У Стрельникова кости не хрустят, они трещат, его скелет трещит так, словно потолок обрушился или землетрясение началось в Питере. А я по-обезьяньи перенял дурную привычку Сергея Петровича крутить шеей. Условный рефлекс!
Ковалев весело передразнил меня, вытягивая шею:
— Под «чифа» косишь? Нос не дорос! Рассказывай, зачем тебе деньги?
— Я потратил эти, ну, которые вы мне дали.
— Сколько? — У Ковалева резко изменилось выражение лица: вместо приветливого, дружелюбного парня передо мной стоял трамвайный хам. Из тех, что на каждом повороте орут на весь мир — «сам дурак!».
— Стошку баков.
Мне хотелось подразнить Ковалева. И еще мне очень хотелось высунуть язык. Или сделать нос, как у Буратино.
— Так это мелочи. Забудь! — милостиво разрешил Ковалев. — Я думал, что у тебя долг под «тонну» баков. А стошку забудь.
— Как это? — Я повертел руками, одновременно похрустывая пальцами.
Точно такой жест я в одном фильме видел, там гангстер крутил руками и хрустел пальцами перед носом полицейского. Полицейский был весь какой-то несчастный, нищий, раздавленный, а наглый гангстер играл перед его носом пальцами. Я еще раз крутанул руками, выкинув ненароком «козу». «Коза» проехала в миллиметре от физиономии Ковалева. Он удивленно воззрился на меня, дескать, ты что вытворяешь?
