Однако Макс не вернулся. Значит, я просчиталась. Меня затрясло от тревоги.
Чтобы смыть липкий страх, я прямым ходом направилась в ванную. Разделась, отклеила спицу, набрала в таз холодной воды, забралась в ванну и, резко выдохнув, обрушила содержимое таза на макушку. Вау!
Ек-сель-моксель. Мамочка. Ужас какой. Жалобно повизгивая, я окатилась горячей водой и быстро растерлась махровым полотенцем. Трясти перестало. По всей видимости, орган, отвечающий за страх, отмерз. Ну и ладно. Туда ему и дорога.
Ужасно неприятно, что мы оказались в должниках у преступника, который похитил нашего Макса.
Нет, так дело не пойдет. Перед тем, как окончательно расквитаться с "благодетелем", необходимо вернуть ему долг.
Высушив волосы, я стянула их резинкой. Нанесла на лицо крем, подождала, пока он впитается, а остатки промакнула салфеткой. Подошла к зеркалу, примерилась и нанесла боевую раскраску - сначала двумя выверенными движениями нарисовала хищные стрелки, потом воспользовалась карандашом и подправила брови, нанесла на губы светлый контур, от чего они стали выглядеть тонкими и злыми, достала помаду "смерть сутенерам" и покрасила губы в непобедимо-красный цвет. Присмотрелась - стерва. Значит, так тому и быть.
Спустившись вниз, я встретила тетю Лизу. На ловца, известное дело, и зверь бежит.
- Ты выглядишь как-то необычно, - задумчиво сказала она, присматриваясь к моему лицу, - Все вроде бы твое, деточка, - глаза, нос, подбородок... Но в целом это не ты.
- Это мой дух.
- А-а... - растерянно отозвалась тетушка.
Я оттеснила ее в темный угол и прижала к Бену.
- Сходи, пожалуйста, к Андрею и отдай ему деньги, - я вложила купюры в ее податливую ладонь, - Объяснишь - за поминки... Он думает, наверное, что мы нуждаемся. А ты, со свойственной тебе деликатностью, объяснишь ему в мягкой манере, что мы люди гордые и привыкли платить по счетам.
Тетушка надменно вскинула голову.
- Неужели он правда думает, что мы нуждаемся?
- Иди, - я легонько подтолкнула ее. И тетя, обуреваемая непомерным фамильным достоинством, величественно прошествовала за дверь, позабыв переодеть тапочки.
Склеротичка! - вспомнила я о спице. Вернулась к себе, вооружилась и, взглянув на часы, отправилась на свидание к Ванде.
Только я подошла к двери, как она распахнулась и впечаталась в стену - бах! Застекленная рамка с траурным фото дяди подпрыгнула, соскользнула с гвоздя и упала на пол - дзинь! Ой! В проеме, поигрывая рельефной мускулатурой, выдувая клубы пара из хищных ноздрей, извергая зеленые молнии из солнечно-карих недр, стоял суровый и беспощадный охотник на буйволов. Мы обменялись предупреждающими взглядами. Андрей вошел внутрь, захлопнул пинком дверь и застыл как гранитный утес, как ледник Антарктиды и как декабристы на Сенатской площади. Позер каких мало. Ничего, красавчик, берегись, вот только взгляну на Ванду, и ты у меня пожалеешь...
- Где Макс?
Он посмотрел так, как будто хотел выдрать сердце из моей груди и скормить его свиньям, но промолчал.
- Осталось два часа и семь минут, - напомнила я.
Не отдаст он Макса добровольно. Не отдаст. Придеться отнимать силой.
***
Вечером в Озерске всего две напасти - озверевшее комарье да кромешная темень.
Как-то само собой, без постороннего вмешательства, получилось, что озерское уличное освещение накрылось тазом вместе с советской властью. То ли таз оказался слишком глобальным, то ли освещение влюбилось в советскую власть и не пожелало с ней расставаться, то ли в очередной раз проявилась непостижимая загадочность русской души, не к ночи будь помянута, но кривые и разухабистые улочки Озерска, по которым и днем-то ходить небезопасно - можно легко вывихнуть ногу, или сломать каблук, или свернуть шею, в темное время суток освещаются разве что луной, звездами и фарами проезжающих машин.
Очень романтично, знаете ли. Но при плохой погоде и в отсутствии машин усталому путнику приходится полагаться исключительно на ощупь ноги, которая иногда подводит. Поэтому летним вечером да при открытых окнах то и дело слышно, с каким энтузиазмом поминают прохожие чью-то мать.
Словом, позвони родителям.
Раньше мне в голову не приходило, что штыри фонарей могут быть востребованы только собаками и расклейщиками предвыборных плакатов. С тех пор я изрядно поумнела и знаю, что могут.
А что касается комаров... У меня и на этот счет есть своя теория. Я так считаю: наших кровных среднерусских комаров давно скрестили с пираньями. Получилось новое биологическое оружие массового поражения - эффективное и малозатратное. Обычные боеголовки надо не только отлить и начинить смертельной пакостью, но еще и содержать в приличных условиях, а потом, когда выйдет срок безопасности, - утилизировать. У военных нет на это ни средств, ни желания.
Приличные условия - это ж надо такое выдумать! У нас и люди-то живут абы как, без оглядки на условия. Где упал - там и отжался. Но это так, к слову. С комарами тоже возиться не надо: выпустил в ближайший лесок - и аминь. Плодитесь, твари, и размножайтесь.
Думаю, сейчас кровожадные мутанты апробируются на местном населении: если население выживет, значит плохо скрещивали, и несколько высоких чинов отправятся на заслуженный отдых. Если население не выживет, другие чины получат по Звезде Героя капиталистического труда с пожизненным правом бесплатного проезда на общественном транспорте, который к тому времени отменят за ненадобностью.
Я прошла мимо темного здания школы и остановилась перед домом под номером двадцать один. Дом как дом. С виду - ничего мистического. Даже обидно. Я шагнула вперед. Но тут чья-то сильная рука схватила меня за шкирку и потянула в кусты. Сердце ухнуло в пятки. Я задергалась в тщетной попытке освободиться и открыла рот, чтобы включить сирену. И в этот ответственный момент железная рука, больно саданув по носу, впечаталась в мои челюсти. Что есть силы я стиснула зубы. В пылу борьбы, между прочим, я совсем забыла про спицу. А когда вспомнила, было поздно.
- С-с! Ты чего кусаешься? - раздался трагический шепот. И я узнала голос Натки.
- Ты? А я думала - маньяк.
- Разочарована, воинственная ты моя?.. С-с, надо же как больно... Ты прокусила ладонь!
- Сама виновата, - парировала я, - Нечего рот затыкать. Свобода слова священна - проверь по конституции.
- Из-за твоей конституции мне придется делать прививки от бешенства.
Только этого не хватает!
- Не переживай, - утешила я, - У меня слюна ядовитая. До прививок ты не доживешь.
- Подруга называется. Утешила называется, - укорила она меня, - Эх ты...
- Ну извини, в последнее время у меня нервы ни к черту. Лучше скажи, что ты здесь делаешь, только в темпе, - кажется, я опаздываю.
- Говори тише, - прошипела Натка, - Нас могут услышать.
Я понизила голос и повторила вопрос.
- Караулю кусачую кретинку. На, возьми, - она вложила в мою ладонь небольшой предмет, гладкий на ощупь, - Это от моего учителя.
- Черт, темнотища - ничего не вижу. Что это? И что ты хотела рассказать о Ванде? Только быстро.
- О Ванде быстро не расскажешь, так что потом, а это - оберег. Надень его под платье. И запомни: спать в гостях неприлично. Повтори! -
потребовала она.
- Не морочь голову, это я и без тебя знаю. Слушай, мне пора, я побежала.
- Повтори! - настырно потребовала подруга, удерживая меня за руку.
- Спать в гостях неприлично, - повторила я, чтобы отвязаться, - Это все?
- На всякий случай имей в виду, что мы с Николашей ждем тебя здесь.
Чуть что - кричи погромче.
Я фыркнула. Скажет тоже.
***
- Вы опаздываете, - вместо приветствия проскрипел голос, принадлежащий типу со скошенной нижней челюстью, тонкими малокровными губами, маленькими глазками-буравчиками и тусклыми волосами, собранными сзади в чахлый крысиный хвост. На нем было длинное серое рубище, доходящее до волосатых щиколоток и подпоясанное шнурком. Странный наряд для мужчины. И абсолютно не идет ему. Однако я не затем пришла, чтобы спорить о вкусах.
- Вас уже ждут.
Я решила не оправдываться перед бесвкусным типом и молча перешагнула через порог. Мистер Крыс, как я его тут же окрестила про себя, распахнул следующую дверь:
- Прошу, - и быстро захлопнул ее за моей спиной, как будто боялся, что я передумаю и сбегу. Ну и нравы.
Я оказалась в тесном окружении стен, от пола до потолка задрапированных черной материей. Ни одного окна. Душно. Под ногами - черное ковровое покрытие. Единственный источник света - прожектор, разрезающий сумрачное пространство строго по диагонали. И голова с обрубком шеи.
Мама.
С противоположной стены пустыми глазницами таращилось матово-бледное лицо, застывшее в немом отчаянном крике. Ужас. Я содрогнулась и собралась было озвучить чужой крик, но уткнулась взглядом в другую голову. Сбоку, из складки черной материи, щерился ехидный оскал.
