– А… Это Игнат Трофимов, наш неудачник. Наверное, опять клянчит, чтобы эпизод с ним увеличили, он же убить готов за главную роль, – точно угадав, кому адресована моя ухмылка, объяснила девушка.
– Убить?! – моментально насторожилась я, уловив типичное для сферы моей деятельности слово. – С чего такая кровожадность?
– Так ему уже за тридцать, – страшным шепотом сказала девушка, которая, судя по ее девическому внешнему виду, была значительно моложе, – а ролей нет, считай все, ничего не светит, какой из него герой-любовник… – Она так обреченно махнула рукой, словно вопрос с неудавшейся карьерой Игната для нее, по крайней мере, был очевиден. – Да, кстати, меня Маша зовут, – спохватилась девушка.
– Женя, – улыбнулась я в ответ.
– А ты крутая, – при этих словах девушка надула большой розовый пузырь из жвачки и шумно лопнула его. – Лихо мечом орудуешь, ты, что ль, историк? – совсем уж неожиданно предположила она и тут же сама пояснила: – Ну, целую лекцию прочитала про эти, как их, Средние века, еще какие-то названия выдумала для наших ножиков… – Она беспечно махнула рукой в сторону стола с реквизитом.
– А, ну да, – я неопределенно пожала плечами, соглашаясь с ее версией, но, похоже, ей просто хотелось поболтать, видимо, поэтому, не обращая внимания на мои короткие ответы, она все так же радостно продолжила:
– А я студентка, в «Щуке» учусь, а тут подрабатываю, – она кивнула на хлопушку, – а заодно опыта набираюсь, присматриваюсь, может, и меня в какой эпизод возьмут, – протянула она мечтательно.
– А что, есть шансы? – спросила я скорее из вежливости, так как от природы любопытной не была, а если уж пускалась выпытывать какие-то сведения, то лишь из профессиональной необходимости.
– Конечно! – с горячностью воскликнула Маша и даже выпучила глаза, видимо, для пущей убедительности. – И даже не на эпизод, если вдруг чего с актрисами случится!
– А что с ними может случиться? – придав лицу как можно более наивное выражение, изумилась я, хотя внутренне насторожилась, догадавшись, что смогу почерпнуть из беспорядочной болтовни моей случайной собеседницы много важного.
– Да… Похоже, ты совсем новый человек в киноискусстве, – как-то обреченно протянула Маша, глядя на меня с нескрываемым сожалением. – Тогда я просто обязана тебя немного просветить, – взяла она более панибратский тон, чувствуя собственное превосходство. Я не стала возражать, понимая, что эту бойкую девушку лучше иметь в числе союзниц, по крайней мере, пока не всплыли новые подробности дела. – Ну-с, надеюсь, тот факт, что тут идут съемки художественного фильма, мне объяснять не надо? – cо все нарастающим превосходством в голосе осведомилась она.
– Разумеется, я поняла, что это не аниме, – ответила я с усмешкой, так как сочла необходимым слегка осадить девушку с хлопушкой в руках.
– Вот, я же говорю, что ты крутая, – пробормотала она. – Тогда я лучше тебе сразу про людей расскажу, все последние сплетни, а про съемочный процесс, ты, похоже, знаешь, – добавила она миролюбиво.
Я улыбнулась ей, не став отпираться, так как хотя и не была гуру киноискусства, однако мало что из увиденного на съемочной площадке явилось для меня сюрпризом. То, что дорогостоящий павильон возвели всего за несколько дней и на каких-то пару месяцев, я понимала и так. Что кастинг начался за год до непосредственной работы и все это время в ожидании подписания договора актеры страшно нервничали, а получив законный статус в новом проекте, принялись капризничать. Что режиссер будет засматривать до дыр отснятый материал на предмет скрытого киноляпа и все равно критики потом непременно найдут к чему придраться. Что оператор помешан на спецэффектах и мелких деталях, считая верхом своей работы не отличное отображение игры актеров, а скоростную киносъемку, например, взрыв или падение дождевой капли с листка на землю, именуемую рапид-съемкой, что впоследствии, прокрученный на экране в замедленном темпе, превратит короткий кадр в увековеченный на пленке шедевр. И все же, чтобы проведенное в беседе с Машей время я смогла считать продуктивным, я решила слегка направить пустое течение ее болтовни в интересующее меня русло:
– Слушай, а это название, – я кивнула на хлопушку в ее руках, где немного коряво белым мелом было выведено «Средневековая месть», – это кто придумал?
– Это – гений наш, разумеется, – она выразительно посмотрела в ту сторону площадки, где отчаянно жестикулируя, метался Остроликий, пытаясь ускорить процесс сбора фасада хижины, на фоне которого предстояло отснять несколько эпизодов. – Он же сам все пишет, не признает уже получившие огласку произведения, говорит, что хочет оставить свой собственный след в киноискусстве, – процитировала она режиссера.
– Так это похвально, – не могла не согласиться я. – Но как это возможно все успеть?! И придумать сценарий, и отснять, да еще так, чтобы не затеряться в памяти потомков?! – позволила я себе усомниться в гениальности Остроликого.
– Ну, положим не все сам, – Маша слегка понизила голос. – У него есть соавтор, но, уж не знаю, как так получилось, что в титрах его имя не указывается…
– А где он? – в тон ей спросила я, с интересом оглядываясь.
– Заболел внезапно, его даже с поезда сняли, где-то в больнице под Москвой оставили, ужас, что за приступ был. Я как раз с девчонками недалеко от его купе была, вдруг слышим звук удара, ну, мы все туда, открываем и видим: Лев на полу лежит, корчится, решили, что у него приступ аппендицита, ну и пристроили его в больницу на первой же остановке, – торопливо рассказала она.
– А как же он там, с ним кто-то остался, а вещи? – удивилась я.
– Так город рядом с Москвой, а вещи у него собраны были, я еще удивилась, так как видела, проходя мимо его купе к девчонкам, что он сумку разбирал, а тут буквально спустя несколько минут у него приступ случился, и все так аккуратно собрано, словно он давно готовился сойти на этой остановке, – доверительным шепотом поведала мне Маша. Я понимающе кивнула ей, мысленно отметив, что необходимо немедленно выяснить, что там за диагноз поставили в больнице Негодину, а заодно запросить у медиков, в каком он состоянии.
– Да, бедняга, – протянула я сочувственно.
– Да что бедняга, подумаешь, аппендицит?! – пренебрежительно махнула она рукой. – Мне его тоже вырезали, так ничего, только шрам остался, думаю даже пластику делать, чтобы его убрать, заодно и лишний жирок откачать. – Маша беззастенчиво отогнула еще ниже и без того сидящую на бедрах мини-юбку с намерением немедленно продемонстрировать мне свидетельство былой операции.
– Верю, – остановила я ее порыв. – Но зачем же липосакцию делать, в твои-то годы, у тебя великолепная фигура, – искренне изумилась я, успев отметить юную стройность точеной фигурки моей собеседницы.
– А как иначе, все делают, и вон – снимаются, – она метнула завистливый взгляд в сторону необыкновенно красивой актрисы, облаченной в длинный грубый сарафан до земли, над подолом которого продолжали колдовать костюмеры.
– А кто это?
– Вера Котова, наша звезда! – не скрывая эмоций, выдавила амбициозная студентка, цыкнув зубом. Похоже, Маша всерьез воспринимала актрису как личную соперницу.
– Ах, да, и как я ее не узнала? – поспешно добавила я, заметив удивление, промелькнувшее в глазах моей собеседницы, когда она услышала мой вопрос.
– Ничего, скоро и обо мне заговорят, – эту фразу Маша произнесла настолько привычно, словно она являлась ее ритуальной мантрой. – Подумаешь, звезда! Глаза подрезала, нос укоротила, сиськи сделала, с режиссером переспала, и пожалуйста, вот тебе и главная роль на блюдечке! – Маша явно недолюбливала Котову, и, пользуясь ее враждебностью, я решила выяснить причину такого неприкрытого неприятия.
– Она же вроде молодая, ты уверена про операции? – осторожно начала я.
– Конечно, – она недовольно повела плечом, – ведь не бывает же от природы таких совершенных лиц! – на этот раз голос ее звучал обиженно.
– Ну да, – поддакнула я, хотя, всмотревшись пристально в лицо кинодивы, не увидела следов вмешательства хирурга в ее довольно яркую внешность. – А Остроликий холост?
– Нет, женат, но Верку это не остановило, охмурила его прям на пробах, и всего делов! Еще и Трофимова извела, я сама слышала, как он ей в вечной любви клялся, а она отказала. Хотя оно понятно, он же не режиссер и не продюсер, какой с него прок, чтоб себя задарма расходовать… – изрекла она философски.
– И что, все об этом знают?!
– О чем?
– Ну, что она с Всеволодом Александровичем состоит в интимной связи…
– Нет, об этом я знаю, у них все в гримерке произошло, я сама видела, я же его полдня караулила, я, может, и сама хотела… – на этих словах она осеклась и замолчала, испуганно прикрыв ладошкой рот.
– А у Котовой есть муж? – вместо ожидаемой реакции спокойно спросила я, делая вид, что не расслышала последнюю фразу девушки с хлопушкой. Хотя, конечно, я чуть не подпрыгнула от удивления, слушая пропитанную ненавистью, ревностью и цинизмом речь юной студентки Щукинского училища. В том, что сама Маша готова на все ради роли, я уже не сомневалась, и от этого продолжать с ней разговор было противно. Однако в интересах дела я не позволила ни одному мускулу дрогнуть на лице и смотрела на девицу с мнимым дружелюбием в глазах.
