— Ксения, что ты можешь сказать об этом? — спросила я. — Как ты объяснишь появление телеграммы в твоей книге?
Я спросила, а сама в этот момент подумала о том, что телеграмму в Библию мог запросто положить и Олег Таганов. Если, конечно, Игорь его в курс дела ввел. Вообще непонятно, зачем было Садомцеву скрывать известие о смерти Никитиной. Ну ладно, допустим, он мог пожалеть нервы Смолькиной, но парням-то должен был сказать. Это ведь долг чести — проводить дорогого человека в последний путь…
— Не знаю, Таня, если честно. Я сама ужасно удивлена, — пожала плечами Ксения. — Раз телеграмма была, почему мы ее не видели? Кто мог ее спрятать?
— Может, ее Олег положил в Библию? — не преминула поинтересоваться я.
— А вот меня не волнует, кто ее сюда положил, — вдруг сказала Смолькина. — Мне интересно, почему Игорь не сказал нам о смерти Зинаиды Петровны. Я этого понять не могу. Телеграмма на его имя, и она получена. Значит, Игорь ее точно читал. И даже если она потом потерялась, можно было передать на словах.
— Ты и раньше об этом думала, разве не так?
— Но я считала, что он телеграмму не получил. Потом нам говорили, что посылали ее. Только я тогда решила, что она в пути затерялась. Хотя в принципе это нереально. Теперь-то я понимаю. А тогда… Думала, мало ли что случилось. Быть может, ее послали, но она не дошла. А вот теперь получается, телеграмма все же была. И даже лежит у меня.
— Мне тоже это не нравится.
— А положить ее мог кто угодно, — продолжала размышлять Ксения. — Мы с ребятами у меня последний раз собирались. Любой мог подойти к полке, взять книгу, вроде как посмотреть, и положить туда хоть пять телеграмм. Только зачем?
— Да, — согласилась я. — А почему Игорь не хотел, чтобы вы знали? Мне кажется, он не о ваших нервах заботился. Нет, знаешь ли, нормальные люди так не поступают.
— Об этом вообще лучше не думать, — сказала Ксения, и лицо ее помрачнело, стало точно таким же, как вчера у больницы, когда она в сторону засмотрелась. — Мне снова страшно становится. И я во все это поверить не могу.
— Ладно, не будем хандрить, — сказала я, меняя тему разговора. — Давай позавтракаем и пойдем в милицию узнавать, нашелся брат Никитиной или нет.
Но поели мы без особого аппетита, потом я собралась, и мы пошли в паспортный стол.
Мы обивали и эти пороги, и пороги ЖКО, но везде на нас смотрели как на идиотов. Потом мы поехали к дому, где жила Зинаида Петровна, и решили зайти к соседке, тете Клаве. Она должна помнить Ксению, поэтому мы надеялись, что нам удастся нормально поговорить.
Когда подошли к дому, я увидела, что на глазах Смолькиной появились слезы.
— У меня столько с этим домом связано, — тихо сказала она. — Мне кажется, что я большую часть своего детства провела именно здесь, а не дома и не в школе. Как жалко, что я не смогла приехать проститься с Зинаидой Петровной.
— Я понимаю тебя.
Мы постучались к тете Клаве, но тут нас ожидало разочарование — ее не было дома. Вот не везет так не везет.
На обратном пути мы решили зайти пообедать куда-нибудь в кафе. Ксения давно не была в родном городе, и ей хотелось показать мне его. Мы прошли по проспекту, потом посидели в очень милом и уютном кафе, а после пошли гулять по парку.
Во время прогулки я надеялась случайно увидеть Алексея, но этого не произошло. Зато в парке мы встретили Катю. Ту самую девушку, что была знакома с Веретенниковым.
Я вспомнила, при каких обстоятельствах мы с ней познакомились и какой у нас с ней состоялся разговор. По большому счету — не очень приятный. Она на меня даже пистолет наставляла, но закончилось все благополучно. Сейчас мы заметили друг друга одновременно. Ах, ладно, кто старое помянет, тому глаз вон.
Катя улыбнулась, увидев меня, и подошла.
— Привет, — поздоровалась она с нами.
— Привет. Ксения, это Катя. Катя, это Ксения, — представила я девушек. А потом решила пояснить: — У Кати был молодой человек Саша Веретенников. Он, к сожалению, погиб в автомобильной катастрофе. Так вот, он знал Игоря Садомцева.
— Правда? — удивилась Ксения.
— Да, — ответила Катерина. — А вы, наверное, та самая Ксения, которую без взаимности сильно любил Игорь?
— Что? Так сильно, что всем об этом рассказывал? — неприятно отозвалась Смолькина.
— Он не мне, он Саше рассказывал. Делился с другом. Это я потом узнала, — совершенно не обиделась Катя. Ей даже, похоже, было отчего-то смешно.
— Я и не знала, что Игорь дружил еще с кем-то. Он мне точно про Сашу не говорил. — Ксения произнесла это так, как будто пыталась обидеть Катю. Но в то же время было видно, что она, скорее всего, обижается на Садомцева.
Теперь для нее неожиданно открылось, что, оказывается, у Игоря был еще по меньшей мере один друг. Не просто знакомый, а такой человек, которому он даже про любовь к Ксении рассказывал.
Сообщение о любви Игоря для Смолькиной, конечно, не было новостью. Садомцев сам ей не раз в любви признавался и умолял бросить Олега, но Ксения каждый раз умудрялась убедить его, что ничего хорошего из этого не получится, что надо уметь смириться и искать дальше. Говорила, что ему обязательно должно повезти, что не может он, Игорь, остаться одиноким. Ведь он такой красивый, умный, воспитанный, добрый и т. д. и т. п.
Все эти чувства и эмоции ясно проявились на лице Ксении, и она не могла с ними справиться.
— Ну, не рассказывал про Сашу, значит, не рассказывал, — невозмутимо сказала Катя. — Это может только говорить о том, насколько он вам доверял. Выходит, не доверял.
— Мне? — повысила голос Ксения. — Мне не доверял?
— Я ведь про вас знаю все, а вот вы не в курсе!
— Девочки, перестаньте, — сказала я.
Но не тут-то было! Смолькина размахнулась своей сумкой и ударила Катю по голове. Потом бросила сумку и вцепилась той в волосы. И Катерина, в свою очередь, не осталась стоять по стойке «смирно». Она ударила Ксению в живот, а потом тоже взялась за прическу.
Я попыталась их разнять, но у меня это совершенно не получалось. Куда проще растащить дерущихся мужиков. Стоит только врезать каждому несколько раз и развести по сторонам. А тут я боялась каждой из девушек сделать больно. Я тянула одну, а она, естественно, тянула за собой волосы соперницы. Та двигалась вместе с нами… В общем, ничего не выходило.
Девицы громко орали и посылали друг друга куда только можно. Я в который раз убедилась, как «широка страна моя родная». Катерину я не очень хорошо знала, но от Ксении я такого, честно сказать, не ожидала.
— Прекратите! — пришлось заорать и мне, потому что обычных, нормальных слов они не слышали. — Сейчас же отпустите друг друга!
— Она не смеет так говорить про Игоря! — кричала Смолькина. — Она его даже не видела ни разу. Она его не знает. Он умер! И так говорить — это просто… Это возмутительно и грешно!
— Психопатка какая-то! Я ничего особенного и не сказала! — кричала, как бы оправдываясь, Катя, но волос Ксении не отпускала.
— Вон идет патруль, я вас сейчас в милицию сдам, — сказала я им чуть ли не в самые уши.
Только тогда девицы на мгновение расцепились, чтобы повернуться и посмотреть. Ну а я в этот момент подсуетилась и оттащила Ксению в сторону.
— Все, девочки, поиграли, и хватит, — сказала я примиряющим тоном. — Никто никого обидеть не хотел. По-моему, это должно быть всем ясно. Никто также ни в чем не виноват. Так что давайте сядем на лавочку и покурим. Заодно и поговорим спокойно.
Только сейчас я заметила, что потасовка привлекла внимание публики. Недалеко от нас стояли и глазели в нашу сторону несколько старушек, дети и небольшая группа подростков.
— Смотрите… Я думаю, на вас даже ставки начали делать, — показала я девчонкам на зрителей.
Они в ответ рассмеялись, и мир был восстановлен. Я угостила Катю сигаретами, Ксения — молодец, не курит. Сама села между ними, так мы несколько минут посидели и просто помолчали.
— Кать, а ты не знаешь, где Игорь Садомцев познакомился с Сашей? — спросила я первое, что пришло на ум. Надо же было разговор как-то начать, чтобы прервать неловкую паузу.
— Так они вместе в вузе учились. Саша года на четыре моложе был.
— Вот так вот. Живешь и, кажется, все про своего друга знаешь, — философски заговорила Ксения, — а оказывается, он настолько для тебя загадка, что просто в голове не укладывается. И начинаешь думать, а вообще была ли ты с ним знакома? Не приснились ли все эти годы, встречи, разговоры?
— Так всегда бывает. — Я бросила докуренную сигарету в урну. — Нам просто хочется думать, будто мы можем знать другого человека так же хорошо, как себя. Но если учесть, что даже за себя мы поручиться в некоторых случаях не можем, тогда как быть с другими? Не можем мы знать другого человека хорошо. Знаем ровно столько, сколько он нам сам позволяет о себе знать. И то неизвестно — настоящее это или придуманное.
