— Вячеслав Иванович, я сейчас в поселке Петрово-Дальнее, здесь, скорее всего, находятся преступники, похитившие человека, но как их найти, я не знаю. Подскажи что-нибудь, иначе — тупик. Мы ни в один дом не попадем.
— А преступники-то те самые, на серебристом «лексусе»? — спросил генерал.
— Они, — подтвердил Гордеев.
— Давай подумаем, что нам делать… Если я сейчас нашлю милиционеров на поселок все дома проверять, то бандюганы твои моментом почувствуют, что дело пахнет керосином, и дожидаться нас с тобой не будут, слиняют в один момент, правильно?
— Правильно, — согласился Юрий.
— Поэтому лучше, конечно, действовать осторожно и медленно.
— Нельзя медленно, Вячеслав Иванович! Человек, которого похитили, при смерти, счет идет буквально на минуты, он может умереть в один момент.
Чем дольше мы тянем, тем меньше шансов найти его живым.
— Да-а, проблема, — протянул Грязнов. — Ладно, Юра, я что-нибудь сделаю, тем более есть директива Меркулова. А ты езжай-ка домой и не светись в поселке, преступники — народ подозрительный, их любая мелочь может спугнуть. Я позвоню тебе.
— Договорились, Вячеслав Иванович. Спасибо.
Гордеев отключился и обратился к Лене:
— Ладно, душа моя, я везу тебя домой. Здесь нам пока делать нечего, Грязнов какие-то действия предпримет. А нам и отдохнуть пора.
— Согласна, — кивнула головой Лена. — Поехали.
После разговора с Гордеевым Вячеслав Иванович Грязнов набрал номер начальника подмосковной милиции.
— Здорово, — произнес Грязнов, услышав знакомый голос на другом конце провода.
— Здравствуй, Вячеслав Иванович. По делу звонишь или так?
— По делу, дорогой. Расскажи-ка мне, что за дела у тебя происходят в Петрово-Дальнем?
— А что за дела? — удивился собеседник. — Все тихо там.
— Тихо, да не очень, — возразил Грязнов. — Есть у меня сведения, что там, в одном из домов, удерживают в заложниках человека. Есть у тебя личности, вызывающие подозрение?
— Ну, есть несколько домов преступных авторитетов. Приказать моим ребятам, чтобы проверили их?
— Да, медлить нельзя, заложник при смерти. Но и осторожность не помешает, можно спугнуть.
— Какие-нибудь ниточки есть?
— Да, имеется у нас одна зацепка: серебристый джип «лексус» праворульный. По всем признакам именно на нем бандиты и разъезжают. Поставил б ты пост на повороте на поселок. Пускай твои ребята последят. Конечно, слабая надежда, но, возможно, заметят эту машину.
— Ну, можно попробовать. Сейчас же пошлю патруль туда. О результатах, если что, доложу. Хотя ты понимаешь, джип-то этот может и через неделю проехать.
— Понимаю, — вздохнул Грязнов, — ну и по другим каналам разузнай.
— Обязательно, Вячеслав Иванович, все силы задействуем.
— Вот спасибо. Если что, звони в любое время.
Через двадцать три минуты к повороту на Петрово-Дальнее подъехала неприметная «шестерка» с двумя пассажирами в салоне, съехала на обочину и максимально скрылась в кустах акации. Старший лейтенант милиции Сухарев и сержант Рубцов откинулись на спинки сидений и повели неторопливый разговор.
— Ну и чего нас сюда пригнали, спрашивается? — недовольно полюбопытствовал Рубцов.
— Когда начальство куда-то посылает, оно, как правило, не объясняет зачем. Мы с тобой люди маленькие, подневольные. Нам сказали — мы сделали, — разъяснял более опытный Сухарев.
— Ну-ка, покажи фотку.
Сухарев вынул из кармана фотографию серебристого джипа «лексус» и показал напарнику.
— Ишь ты… Хорошая тачка. Небось, тысяч тридцать стоит?
— Да больше… Хотя, в разработке написано, что праворульный. Значит, из Японии гнали. Скорее всего, подержанная. А тачки там копейки стоят.
— Все равно красивая… — прищелкнул языком Рубцов и, вздохнув, вернулся к более прозаическим вещам. — Обидно просто, день удачный был, и местечко мы с тобой хорошее нашли, еще бы пару часиков, и я бы на новые стекла подзаработал. Я тебе говорил, что моя мамаша выкинула?
— Нет, а что такое?
— Да совсем крыша у нее поехала, я с дежурства возвращаюсь намедни, смотрю — в доме ни одного целого окна, все перебила, говорит, что не она, грабители, говорит, лезли.
— Ну надо же! И давно у нее так? — посочувствовал напарнику Сухарев.
— Да как батяню подстрелили, так и началось. Сначала незаметно было, временные помутнения. То голоса ей какие-то мерещились, то еще какая-то дребедень, а потом совсем плохая стала. Вбила себе в голову, что соседи ее радиацией облучают. А у нас и соседей-то — никого, на площадке три квартиры пустуют. И теперь вот инопланетяне мерещятся. Уверяет, что только очищение огнем спасти может. Теперь в себе и не бывает никогда. Дома ее страшно одну оставлять. Когда ухожу, кухню на замок закрываю, боюсь, как бы не подпалила квартиру, с нее станется.
— А чего не сдашь куда следует?
— Да ты что! — оскорбился Рубцов. — Мама все-таки. Она ж меня родила и воспитала, а я ее в психушку? Так, что ли?
— Ну ладно, не кипятись, я спросил просто. Нет, так нет. Ну и правильно. Мама. Я бы свою тоже не сдал. Только ты парень молодой, жениться тебе надо, детей заводить, а с такой мамашей тяжеловато будет.
— Это да, но я как рассуждаю… Эй, гляди-ка, это не наш джип?
Мимо их машины проехал серебристый джип.
— Не… Это вроде «мерседес».
— Да, не наш… — согласился напарник, так вот я и говорю. Если девка хорошая, все сама поймет, а если гоношиться будет, так на хрена она мне такая сдалась?
— И то верно, — снова согласился Сухарев. — Ты слушай лучше, историю мне вчера ребята рассказали. Стояли они на Рублево-Успенском, на пятнадцатом километре, едет мимо них «ауди»-восьмерка нулевая. А за рулем там такой чисто конкретный пацан, весь в золоте, тридцать три мобилы на пузе, все дела. Подъезжает он к нашим ребятам и говорит, я, типа, тачку новую купил, хочу посмотреть, сколько из нее максимально выжать можно. Давайте, я сейчас развернусь и на обратном пути на всех парах мимо вас, а вы, типа, радаром замерьте, какая скорость была. Ну, и им сотку дает. А нашим что, сложно, что ли, они и согласились. Этот мужик, значит, разворачивается, разгоняется что есть мочи и мимо ребят. Они, конечно, замерили все, как обещали, двести семьдесят в час, можешь себе представить?
— Ни хрена себе, — присвистнул Рубцов. — Вот фашисты дают, вот это техника.
— Слушай дальше, возвращается этот браток и говорит: сколько? Ну, наши ему: двести семьдесят. Тот в бешеном слюнявом восторге, пишите протокол, говорит. Наши ему: ты чего, мужик, охренел, это ж штраф обалденный. А он им: неважно, пишите протокол, без документа пацаны не поверят, что тачка столько может. Прикинь, да?
— Ну, и чего? — заржал Рубцов.
— Ну, чего, наши ему объясняют, что если в протоколе скорость фиксировать, то за такое превышение права надо отнимать. А ему все по хрену, пускай, говорит. Отобрали, значит, у него права, на следующий день он в ГАИ за ними приходит. Там майор как на протокол посмотрел, чуть с инфарктом не слег. Да что, говорит, с тобой, уродом, делать? Максимальный штраф-то — пятихатка — за превышение на шестьдесят километров, а у этого почти в три раза больше дозволенной скорости. И наш конкретный пацан говорит: вот тебе штука штрафа и еще штука за копию протокола. Вот так интересно люди живут, — заржал в завершении рассказа Сухарев, как молодой колхозный конь.
— Во дела, бабки людям девать некуда! — возмутился напарник. — Лучше бы детям помогали.
— Да, о чем ты говоришь, — махнул рукой Сухарев.
— Время-то у нас сколько?
— Да уж начало второго.
— Интересно, какие идиоты будут по ночам разъезжать?
— А чего это им ночью не поездить?
— Клевая, кстати, тачка, — снова прищелкнул языком напарник. — Я бы себе такую купил.
— Чё ж не купишь? Жаба душит?
— Да не хочу от коллектива отрываться. Скажут, буржуй, возникнет классовая ненависть. А оно мне надо?
— Это да, купи что-нибудь поскромнее. «Поршню», например, маленький, неприметненький, будешь на огород ездить, рассаду возить, — подкалывал друга Рубцов.
— Ага, «поршик», он в Германии хорош, а по нашим дорогам лучше «хаммер» брать, почти трактор.
— Слушай, жрать охота, — жалобно произнес вдруг Рубцов. — Может, сгоняем до ближайшей палатки на станцию?
— Да ты что, нельзя ведь, нужно тачку караулить, — возразил Сухарев.
— Ну, всего ведь минут десять займет. У меня уже кишки в узлы завязались. Я только позавтракать сегодня успел.
— Нет, нельзя с поста уходить. Узнают, голову оторвут.
— Блин, чё ж делать-то тогда, у меня сейчас голодный обморок случится. Погибну на боевом посту.
— Будем подножным кормом питаться, пошли малину собирать, — предложил Сухарев.
— Ты сдурел, что ли, какая малина в темноте?
