всего, стрелял бы в голову.
– Вы думаете…
– Точно сказать пока не могу, но почерк вполне женский. Однако ваш управляющий клялся и божился, что женщин на территории вашего клуба не бывает, кроме тех, кто здесь работает.
– Да, все верно. Это правило не нарушается никем, сюда даже моя жена ни ногой.
– Придется допросить ваших горничных.
– Пожалуйста. Я Семенову скажу, он вызовет даже тех, кто сейчас на выходном. Но вряд ли…
– С этим я, с вашего позволения, разберусь сама, хорошо? – Олеся внимательно наблюдала за Хлоповым, но он не выражал никакого беспокойства, наоборот, всем видом демонстрировал готовность к содействию.
– Может быть, вы пообедать хотите? – спросил он.
– Нет, спасибо. Я хочу быстрее закончить с опросом и не вызывать у ваших постояльцев дискомфорта своим присутствием.
– Ну, как хотите, не буду настаивать. – Хлопов поднялся. – Сейчас Антон горничных соберет.
– Если можно, начать я бы хотела с Надежды, которая работает сегодня.
Хлопов кивнул и вышел из кабинета, а минут через пять в дверь постучали.
– Входите, – отозвалась Олеся. На пороге появилась Надя.
– Мне Антон Антоныч велел зайти… Только можно поскорее, мне еще в трех домиках убирать.
– Это зависит только от вас. Ответите на мои вопросы и сможете вернуться к своим обязанностям.
Девушка устроилась на самом краю кресла, как будто готовилась в любую секунду сорваться и убежать. Олеся отметила, что и дверь девушка оставила приоткрытой.
– Скажите, Надя, – после обычных формальностей спросила Вадис, внимательно глядя на горничную, – вы давно работаете здесь?
– Да… почти со дня открытия. Другой работы в поселке нет, а тут хорошо платят.
– И как работается среди такого количества не всегда трезвых мужчин?
– Ну… мы не заходим в домики, когда постояльцы возвращаются. Все должно быть убрано в то время, когда они на озере.
– Тогда откуда взялась резинка для волос в домике компании Сольского? Кстати, вы ведь знаете, кому она принадлежит?
Надя вздрогнула:
– Н-нет… я не знаю… правда. Честное слово!
Олеся почувствовала, что попала в точку – девушка прекрасно знает, кому принадлежала резинка, но говорить об этом почему-то не хочет. Даже не так – она боится говорить об этом.
– Надя, вам кто-то угрожает? – спросила Олеся, не сводя глаз с лица горничной, ставшего вдруг совершенно белым. – Не бойтесь, скажите, я смогу вас защитить.
– Вы?! Меня – защитить?! – вскрикнула Надя, закрывая лицо руками. – Да вы себе не представляете, что тут теперь будет…
– И что же?
– Я не могу, понимаете? Не могу сказать, я слово дала…
– Надя, я ведь могу поступить проще – задержать вас за отказ от дачи показаний и противодействие следствию. Поверьте, трое суток в следственном изоляторе совсем не то же самое, что отдых в профилактории.
Девушка отняла руки от лица и удивленно посмотрела на Олесю:
– А что, так можно?
– Запросто, – вздохнула Вадис. – Не хочется доводить все до задержания, но вы не оставляете мне никакого выбора. Совершено убийство, и вы, Надежда, похоже, покрываете того, кто это сделал. Можно еще провести это как соучастие…
– Я никого не убивала! Я даже не знала, что сегодня… – Надя закрыла ладонью рот, поняв, что сболтнула лишнего.
– Так… То есть я права и вы знаете, кто убил Сольского? Надежда, рассказывайте. Вам совершенно ни к чему собственными руками заталкивать себя на скамью подсудимых, вы ведь ни в чем не виноваты, правда?
Девушка молчала, так и не убирая ладони от губ, словно боялась, что слова вырвутся сами собой. Но в ее глазах Олеся увидела выражение отчаяния – так смотрит человек, который понял, что загнан в угол, из которого теперь не выскользнуть.
В это время зазвонил телефон, и Олеся снова увидела номер Мезенцева.
– Я слушаю.
– Олеся, тут такое дело… Участковый местный подъехал, интересную вещь рассказал.
– Ну?
– В общем, три года назад к нему обратилась мать некой Ларисы Плужниковой, попросила поговорить с дочерью – мол, с девчонкой случилось что-то, вернулась как-то под утро вся в синяках, сутки прорыдала, запершись в комнате. Мать заподозрила неладное, попыталась расспросить, но дочь замкнулась.
– А участковый-то тут при чем? – не поняла Олеся.
– А участковый тут навроде священника – к нему все идут со своими бедами, он по мере сил помогает. Мне показалось, хороший мужик, душевный. – Это лирическое отступление натолкнуло Олесю на мысль, что Мезенцеву участковый понравился – Федор редко вот так, с первого разговора, располагался к людям, он привык сперва подозревать, а потом уж…
– И что участковый?
– Он, конечно, Ларису эту к себе вызвал, но она наотрез отказалась разговаривать, сказала, что мать выдумывает.
– Не понимаю, при чем тут сегодняшнее убийство.
– Работает эта девушка в охотничьем клубе горничной. Кстати, ее младшая сестра тоже, и вчера как раз была ее смена. Вот и подумай в эту сторону. – Федор сбросил звонок.
Олеся перевела взгляд на замершую на самом краешке стула Надю и заметила, что та вся вытянулась и напряженно ждет продолжения разговора, потому что слышала все, о чем сейчас говорил Мезенцев.
– Лариса Плужникова, – произнесла Олеся, не сводя взгляда с лица Нади. – Она ведь работает здесь, да? Как и ее сестра. И вы знакомы. – Надя медленно кивнула. – С Ларисой произошло что-то три года назад, да?
Девушка зажмурилась и замотала головой:
– Я не знаю, не знаю!
– Знаете, Надя. И я думаю, что именно Лариса застрелила Сольского. Он виноват в том, что с ней случилось. А вы ее покрываете, потому что хорошая подруга, да?
Девушка внезапно уперлась и, глядя в пол, произнесла:
– Я ничего не знаю.
– Хорошо, – сдалась Вадис. – Тогда я задерживаю вас на трое суток. Пока, – с нажимом добавила она. – А дальше будет видно.
Когда Надю увели, Олеся встала, походила по просторному кабинету хозяина охотничьего клуба, разглядывая фотографии на стенах и стараясь успокоиться. Выходило, что муж опять оказался прав – она не смогла так надавить на обычную девчонку, чтобы та рассказала ей все, что знает – а ведь знает, в этом Олеся почти не сомневалась. И Лариса эта ее подруга, и знает Надя, кто и за что расправился с Сольским. Даже наверняка сама в этом как-то замешана – прямо или косвенно. Но опять не хватило характера, чтобы ее дожать.
«Может, Федор прав и следствие – это не мое? – почти с отчаянием думала Олеся, глядя в большое окно на площадку возле здания, где было припарковано несколько дорогих машин, принадлежавших членам клуба. – Может, действительно уйти куда-то в аналитический отдел? Папа расстроится… Почему я постоянно живу, оглядываясь на чужое мнение? Как будто все время жду
