спать.
Приняв водные процедуры, я повалилась на постель. На этот раз Морфей меня обнял практически сразу.
Проснувшись, я посмотрела на горящие зеленые цифры в углу. Я специально не выключала устройство из розетки, чтобы всегда знать, который час, и не бегать для этого в библиотеку. Сейчас начало одиннадцатого, если верить плееру.
Но я не торопилась вставать. Имею любопытную привычку пытаться вспоминать сон, прежде чем подниматься с кровати, иначе потом он улетит в свою страну морфейскую и поминай как звали.
Снилась мне тетя Дина. Это скорее был сон-воспоминание. Мне лет двенадцать. Я жалуюсь на одноклассников, а она жалуется в принципе на людей. Мы с тетей довольно нелюдимы. Хоть она и была разговорчивая и импульсивная по натуре, не как я, но почему-то с людьми тоже плохо сходилась. Я говорила, что одноклассники глупые и тратят свое время неправильно. А она заверяла, что во многом уме тоже немало горя и рассчитывать свою жизнь на долгие годы вперед – это только богов смешить. И добавила, мол, некоторые даже жизни страхуют в молодом возрасте, будучи здоровыми и полными сил. Это ли не глупость? Тетя Дина сказала, что никогда бы так не смогла. И вот поди ж ты, умерла в молодом возрасте от тромба…
М-да, я вот про тетю говорю, что она импульсивная, что мы в этом не похожи, а сама при этом поехала отмечать Новый год к малознакомому типу из интернета и угодила в прескверную историю. Точно ли я не импульсивная? Может, у меня с любимой тетей больше общего, чем я привыкла считать?
Я, к сожалению, не спросила, какая именно группа людей так сильно ее разочаровала. Но если сопоставить даты, это было после ее работы на ТДС в Якутии – не так далеко от острова Зуб. Возможно, тем же летом, когда и произошла эта страшная история. Или это был уже следующий год? Точно помню, что было жарко, значит, лето, а вот год… Мы гуляли в парке, и мимо меня прошел мальчик с бородавкой на щеке. И я сразу отвлеклась на него. Сказала тете: «Фу какой!» А она меня стала поддразнивать, дескать, вдруг это твой будущий супруг? Я резко отрицала такую вероятность. Бородавки, родинки, родимые пятна на лице – табу для меня. Уродство! Тетя посмеялась и, помню, отчего-то томно вздыхая, заявила, что родинки на лице – это как раз очень красиво. Я тогда любила Наталию Орейро и ответила, что маленькая возле губы еще куда ни что, но вот на щеке! Это же сразу бросается в глаза! А тетя вдруг поспорила: именно на щеке тоже бывает очень красиво, поверь мне…
Не знаю, почему мне так запомнился этот разговор. Хотя долгое время я его не вспоминала, а сейчас почему-то воскресила в памяти во всех подробностях…
Я подскочила. Я, наверно, глупа. Или просто малолюбопытна, стараюсь не лезть в чужую жизнь без спроса. Но подсознание! Оно помнит все и анализирует имеющуюся информацию куда лучше и быстрее меня. Я сопоставила беседу с тетей с тем, что говорила мне мать про ее единственную влюбленность – в женатого мужчину. А еще я ясно помнила грусть в ее глазах и в голосе, когда она говорила про этих людей и про родинку… Да, наверное, прошел год, вернее меньше года. Мне вдруг вспомнились ярко-красные тюльпаны на клумбе, мимо которых мы проходили. Это самое начало лета, еще май, скорее всего. Восемь месяцев не способны вырвать с корнями любовь и боль утраты.
Я встала с постели и хлопнула дважды в ладоши. Как озарилась комната яркими иссиня-белыми лампочками, так же озарился мой мозг.
Тетя Дина любила Олега Папина.
После завтрака я села досматривать страшную видеозапись. М-да, я была сильно не права, когда думала, что Молчанов с радостью убил Папина. Даже издалека можно было разобрать всю гамму эмоций на его лице… Бедный парень. Он не убивал своего сына, жену, лучшего друга, но мне кажется, ему пришлось тяжелее остальных. Дело не только в том, что он ввел смертельную дозу морфина любимой (во всяком случае, сильно нравящейся) женщине, зарезал соперника с его подачи (я видела, что Папин насильно всучил ему нож) и убил самого себя, то есть у него на счету, у единственного из шестерки, аж три жизни, но еще и в том, что его типаж четко прослеживается по дневникам коллег, по его собственному журналу и по поведению на записи. Он не хладнокровный, не циничный, не решительный и не жестокий. Он хрупок, как лепестки розы, как хрусталь. «Хрусталь легче всего бьется», - напомнила я себе. Точно так же душа Молчанова разбилась из-за тех страшных вещей, которые ему пришлось совершить.
Я в исступлении ходила кругами по комнате. Почему они это сделали?! Кто или что их вынудило? Какой монстр заставил их это сделать?!
На слове монстр я споткнулась. Стихи Борисенко!
Я полезла в его записи. Где-то это было… Где же оно… А, вот!
Я продекламировала стих – то ли стенам, то ли самой себе:
– Любовь обуяет, туманит, губя.
И монстры ведь тоже убивают, любя.
Убивают и любят, и плачут, и стонут.
В океане любви, а не смерти утонут.
Но этот стих не единственный, где упоминается монстр. В самом последнем тоже есть нечто похожее. Более того, оба стихотворения написаны за день-два до смерти.
– Откуда в озере прозрачном
Чудовищ лапы появились?
Ложь иногда неоднозначна,
Под сенью лжи ведь правда скрылась.
Где сон, а где не сон?
Где девы-мученицы стон?
Ты знаешь кого-то, и вот монстр он.
А все потому что тот монстр влюблен…
«Ты знаешь кого-то, и вот монстр он». Их было семеро. Шестеро были вынуждены убить друг друга. При этом Борисенко в своих заметках называет кого-то монстром. Возможно, это про Дроздова?
Я открыла записи Оксаны Гудиминой. Что-то резануло меня, я ведь еще подумала, что нужно будет поискать ответ в других записях или спросить у Димы… Вот оно.
«Завтра ровно год, как мы повелись на авантюру Олежки. Какой он затейник!» – запись, сделанная в последний день, выше я приводила ее полностью. Авантюра Олежки. Это как-то связано. Не может не быть связано.