абсолютно нечем заняться. Разве что читать: возле кровати пристроилось небольшое серебристое бра. Впрочем, читать сейчас можно, при наличии электронный девайсов, и без дополнительного освещения.
Я нырнула в комнату, понимая, что дверь сейчас закроется. А обернувшись на стену позади, вдруг подумала, что все не так просто. Она не должна была так спокойно открыться по одному лишь нажатию. Догадка подтвердилась: с этой стороны не видно кнопки. А значит, я в ловушке!
Ладно, нужно сперва осмотреться, поискать то, за чем я пришла. А потом уже буду думать, как выбираться отсюда.
Возле кровати, через узкий неудобный проход, стоял встроенный стеллаж с открытыми полками. Я стала перебирать все предметы подряд. Никакого ключа нет! Или он сливается цветом с серыми оцинкованными полками? Здесь все однотонное, пора привыкнуть. Я включила бра, которое висело как раз с этой стороны, и пригляделась. И тут за моей спиной открылась дверь…
Я вздрогнула, услышав легкий металлический полулязг-полушелест. Этот звук ни с чем не перепутаешь, именно так двери отъезжают в сторону и прячутся в стене, пропуская внутрь человека.
«Камера!» – вдруг взорвалось слово в моей голове. Разбившись на слоги и буквы, оно еще долго пульсировало в моих мозгах, отдаваясь хоровым эхом во все концы: «ка!», «ме!», «ра!», «а-а!». Почему я об этом не подумала? Он сказал, что тут нет интернета, но, скорее всего, имеется блютуз. Большие камеры он не стал вешать в коридорах, как я уже говорила – это может быть использовано против него в суде. Но в своей спальне он имеет право поставить скрытую камеру. Я же никак не докажу, что меня держали силой в бункере, имея записи только с нее.
– Привет. – Дима, не дождавшись, когда я повернусь к нему и что-то скажу, начал говорить сам. В голосе сквозило удивление. – Ты чего здесь?..
«Ключ ищу, вот чего!» – так и хотелось мне рявкнуть. Но нельзя, нельзя…
Я наконец на него посмотрела. В руках ничего нет – уже хорошо. Сердитым не выглядит, скорее растерянным, так что я правильно считала тон. Но от меня все еще ждут ответа…
– Камеры! – выдала я первое, что мне в голову пришло. Все-таки о них я сейчас думала, поэтому немудрено, что именно такое объяснение выдал мой мозг.
– Что – камеры?
– Я посмотрела записи, – начала я, – почти целиком. – Я сморщилась, вспоминая, на каком моменте остановилась. – Запись идет не с начала! Где остальное? Как я решать задачку должна? Они уже выглядят напуганными, а после этого начинают убивать друг друга, значит, что-то ужасное произошло ДО этого.
– Конечно же, – посмеялся он. – Или ты думаешь, что на камерах все есть, но никто почему-то не смог решить головоломку?
Расслабившись, Дима присел на кровать и постучал рядом. Я осталась стоять.
– Но все-таки. Следствие получает записи с камер. А от них остались рожки да ножки. У них не возникло вопросов? Что, карта памяти такая маленькая, что не могла записать видео подлиннее?
– На самом деле, это хороший вопрос. Записи с камер уничтожены, это установлено точно.
Я возмущенно сложила руки на груди
– Их же могли восстановить!
Дима покачал головой.
– Я не говорю, что они удалены, я говорю, что они уничтожены. Кто-то достал карту памяти и заменил ее другой. Установили, что карта новая, не та, что числилась на балансе, другой производитель. И памяти бы хватило надолго. Человек стоял прямо над ней. Отсек для карты снизу, это удобно. Он – или она, или они – подставил стул или стремянку, изъял карту и вставил другую. Камера автоматически продолжила писать. На новую пустую карту.
– Я не понимаю, – покачала я головой. – Это какой-то абсурд. Я же вижу, с чего начинается запись. Они все сидят в гостиной! Ну или что это у них… Холл, вестибюль – как угодно. Возле входных дверей.
Дима удовлетворенно кивнул.
– Я рад, что ты внимательно изучила все материалы.
– Подожди ты с комплиментами! – вспылила я. – Они должны были видеть того, кто поменял карты! И они все были на месте! То есть это не кто-то из них.
– Вывод напрашивается…
– Что? Ты хочешь сказать, что твой отец это сделал?
Дмитрий пожал плечами.
– Вполне мог. Или кто-то другой. Но они знали этого человека, раз на него не реагировали. Они понимали, что он делает и зачем. – Дима посмотрел на меня. До этого говорил с дверью, так как я стою сбоку и ему неудобно выворачивать голову, сидя в изножье кровати. – Слушай, Олеся. Я же тебя за этим и пригласил. – Я открыла рот, но он не дал возмутиться, ибо поправился сам: – Похитил, если ты это так видишь! Не важно. Я это к тому, что задачка не из легких, и я предупреждал. А ты теперь с наивным личиком приходишь и задаешь вопросы. «А почему не восстановили записи камер?» или «А кто поменял карту памяти?». Я же говорю: не знаю. И никто не знает. В этом-то все и дело. Иди работай дальше. Иногда в вопросе уже заключена часть ответа или хотя бы подсказка. Ты теперь знаешь, в какую сторону тебе двигаться!
Спасибо, обнадежил…
Вздыхая, я пошагала к двери. И замерла возле нее.
– Как она открывается? Силой мысли?
Дима с легкостью поднялся и нажал на кнопку на смежной стене. Я ее не видела, она почти сливалась с ней цветом.
– Ах вот оно что…
Дверь-люк отъехала в сторону, я наконец смогла покинуть логовище зверя.
Идя по длинному космическому коридору, я думала о человеке, заменившем карту памяти. Может ли он оказаться непричастен к тому, что произошло дальше? «Совпадение, Олеся Владимировна! – врезался мне в мозг голос Родиона Юрьевича. – Ну сколько можно вас учить!» Согласна. Не может. Тогда другой вопрос: зачем он это сделал? Какое преступление он совершил и планировал скрыть ото всех? Учитывая, что все свидетели умерли в ближайшие часы, наверно, не украл карандашик… Но уже слишком поздно, чтобы ломать над этим голову, пора
