— Ильич с ними.
Катерина вздохнула с облегчением:
— Слава богу! Я так волновалась!
Я смотрела на Гольцову во все глаза.
— Мама! — завизжала вдруг Маша. На лице Гольцовой появилось выражение крайнего изумления. Я обернулась к окну. Что там еще такое?
— Господи… Дети говорили правду: негр в саду!
Из окна на нас смотрела физиономия чернокожего мужчины.
Окно распахнулось. Чернокожий незнакомец ловко взобрался на подоконник, таща за собой труп Кабошона. На шее наемника была затянута удавка, лицо посинело, язык вывалился изо рта. Маша громко взвизгнула. Незнакомец присел, выжидая. Но все было тихо, даже грохот наверху смолк.
— Не шумите! Я пришел вам помочь! — на чистейшем русском сообщил нам мужчина.
— Кто вы такой? — властно проговорила Катерина.
Чернокожий тип покосился на Гольцову и мягко произнес:
— Вообще-то я ваш брат, Катя.
За этим последовала немая сцена. Когда стало ясно, что она затягивается, я спросила:
— Как вас зовут?
— Калаш, — бесхитростно ответил незнакомец. — Если по-русски, то Калаш Владимирович Береговой.
Ничего удивительного! После советского присутствия в странах Африки это имя было удивительно модным в семидесятые… «АК-47» до сих пор красуется на флаге Мозамбика, и не только его…
Бульдоги подошли к незнакомцу и дружелюбно обнюхали его. Чернокожий мужчина не возражал — он протянул руку, и Черчилль облизал ее. Похоже, хороший человек…
Я быстро обшарила труп Кабошона. Так, что тут у нас? Аптечка, автомат и запасная обойма к нему, нож, фонарь и пачка засаленных долларов, перетянутая аптечной резинкой. Доллары я засунула мертвецу в карман — чужого мне не надо, а остальное позаимствовала.
— Калаш, полагаю, вы умеете пользоваться этой машинкой? — Я протянула Катиному брату автомат.
— Моим тезкой? Конечно умею! — Калаш улыбнулся, и на щеках мужчины появились точно такие же ямочки, как у его сестры. — Еще мальчишкой научился, честно сказать.
Грохот наверху возобновился с удвоенной силой. Перекрытия они там ломают, что ли?!
— Нам нужно уходить отсюда, и побыстрее, — озабоченно проговорил наш спаситель.
Да уж, вряд ли наша инвалидная команда способна дать отпор наемникам… Пусть даже их стало вдвое меньше.
Так, считаем. Папай покоится на дне озера. Шьен засунут под стол с мониторами в комнатке охранника. Малыш Жанно спрятан под грудой мешков в сарае. Кабошона прикончил чернокожий родственник. Значит, осталось четверо. Стариков я в расчет не принимаю. Интересно, Голиаф помер или все-таки выжил? Нет, такие пауки не умирают от сердечного приступа. Их так просто не возьмешь…
— Калаш, вы знаете про бункер?
Чернокожий мужчина кивнул. Отличный мужик, надежный и немногословный. Одет в спортивную куртку, джинсы и ботинки для активного отдыха. На курчавой голове черная вязаная шапочка. Руки человека, который проводит свою жизнь, пялясь в монитор, вон и брюшко намечается… На вид не боец, однако с Кабошоном справился. А ведь наемник был вооружен до зубов.
— Отлично! Сейчас вы отведете всех туда.
— А вы, Женя? — вскинулась Гольцова.
— А я буду вас прикрывать, — вздохнула я. У меня просто руки чесались поскорее разобраться с этими уродами, но придется пока подождать. До тех пор, пока заложники не окажутся в безопасном месте…
Гольцова в последний раз погладила Гитлера, и Василий взял собаку у нее из рук и уложил на подстилку. Катерина утерла слезы. Я вколола ей дозу обезболивающего из аптечки Кабошона, остальное распихала по карманам, и мы двинулись в путь.
Калаш помог выбраться через окно Катерине и Альберту. Маша и Василий справились самостоятельно. Учитель передал мне через подоконник Черчилля, Мао и Фиделя. Гольцова наотрез отказалась оставить собак.
— А вдруг они еще кого-то убьют? — сурово сдвинула брови Катерина. Кажется, смерть бульдога потрясла Гольцову куда больше, чем гибель Макара…
Какая я молодец, что вывела из строя камеры наблюдения! Теперь можно безбоязненно перемещаться по двору.
По двое мы пересекли двор, стараясь остаться незамеченными. Собаки трусили рядом, соблюдая полную тишину. И вот наконец спасительная темнота сарая. Маша едва не споткнулась о труп Малыша Жанно. Раздетый наемник так и лежал у стенки, прикрытый мешками — наружу торчали только голые ноги.
Я постучала условным стуком в крышку люка. Внутри бункера нас встретили свет, тепло и отчаянный рев близнецов.
— Ой, мы думали, что вас всех поубива-али! — выла Аня, уткнувшись в плечо матери. Антон ухватил Катерину за здоровую руку и вцепился так, что было ясно — оторвать его от матери может только ядерный взрыв. Я дала близнецам пять минут на то, чтобы привыкнуть к радостной новости, что все живы. Бульдоги скакали рядом и пытались лизнуть все, до чего доставали.
Дети с удивлением поглядывали на чернокожего незнакомца, но никаких вопросов не задавали. Зато со страхом косились на мой окровавленный камуфляж.
— Так, ребята, устройте раненых поудобнее, — скомандовала я. Дети сразу же захлопотали, расстилая одеяла на двухуровневых нарах. Они подвели Катерину к постели и уложили так бережно, словно та была хрустальной.
— А теперь помогите вашему… э, Альберту Николаевичу! — велела я. Нет, пусть Катерина сама разбирается со своими запутанными семейными делами! Мое дело — сторона…
Дети налили всем воды из бутылки и напихали полные руки шоколадок. Другой еды у них не было, но и это было неплохо.
— Дети, я хочу вас познакомить, — сказала вдруг Катерина. — Это ваш дядя. Его зовут Калаш.
— Как автомат? — встрепенулся Антон.
Калаш кивнул, добродушно улыбаясь. Вообще, глядя на его небольшое брюшко, намечающуюся лысину и очаровательную улыбку, я бы ни за что не поверила, что этот человек полчаса назад задушил крутейшего наемника. Пусть и однорукого…
— Меня и назвали в честь автомата, — сообщил он детям.
— А вы… кто? — захлебнулась любопытством Аня. — Вы партизан, да?
— Нет, Анька, он спецназовец! — перебил сестру Антон.
Калаш растерянно поморгал.
— Я брокер, — сообщил мужчина. — Мирный человек.
— Откуда вы вообще взялись? — довольно невежливо поинтересовался Альберт Николаевич.
— Мой… наш отец познакомился с моей матерью, когда служил в Мозамбике. Она была поварихой при посольстве. Когда я родился, отец, конечно же, не женился на моей матери.
— Почему «конечно же»? — встрял Антон.
— Ну, он был дипломатом, образованным человеком. А она простая женщина, читать едва умела. Правда, она была красива в молодости. Матери пришлось уйти из посольства — никто не стал бы держать ее на работе. Отец нам помогал. Научил меня русскому. Когда он в восемьдесят шестом году уехал, мне было десять лет.
— И что, вы с тех пор с ним не виделись? — спросила Катя, хмуря брови.
— Ну почему же? — удивился Калаш. — Виделись, и довольно часто. Война в нашей стране закончилась, когда мне было шестнадцать. Я успел немного побегать с автоматом… Отцу это очень не нравилось. Он говорил, что раз я его сын, то я русский. И жить должен в России. Когда мне исполнилось восемнадцать, я переехал в Россию. Папа пристроил меня учиться в Университет дружбы народов. Там, среди других иностранных студентов, я был незаметен. Отец хотел, чтобы я сменил имя… Но я тоже очень упрямый. Раз мама назвала меня Калаш — пусть так и будет. У меня хорошая работа, друзья… С отцом мы виделись изредка.
— А где вы живете? — спросила Аня.
— В Москве и живу.
— А дети у вас есть? — не унималась Аня.
— Да, у меня двое детей — мальчик и девочка. Близнецы примерно вашего возраста.
— А они… они… чернокожие?
— Не поверишь, но они белые, как вы с братом. Моя жена русская. Да и сам я мулат.
— А мы сможем с ними познакомиться?
Так, за близнецов я спокойна — им есть чем заняться. Чернокожий дядя куда интереснее, чем мы с Васей, вместе взятые…
Я прильнула к перископу. Во дворе — ни души. Странно, на месте стариков я бы уже заметила, что заложники смылись. Вообще на их месте любой здравомыслящий человек уже сообразил бы, что операция провалена и пора уносить ноги, пока есть шанс. До ближайшего жилья далеко. Выведи из строя машины — и вот несколько часов форы у тебя уже есть. Где у нас тут ближайший аэропорт? Через полтора-два часа ты в Москве. А оттуда улететь в любую точку мира не представляет труда.
Но это если говорить о здравомыслящем человеке. Старики сейчас явно такими не были. Они слишком многое поставили на карту, чтобы вот так взять и свернуть операцию…
Я так понимаю, впереди у нас финальный раунд. Это близнецы могут прыгать и радоваться — мама с ними, все позади… На самом деле еще ничего не закончилось. Против меня четверо вполне боеспособных наемников. Теперь они настороже — ребята знают, чего от меня ждать.
