Февраль 1572
Причиной пожара стал дракон. Он взмыл высоко над стенами замка Уорвик прямо в черное небо. Все собравшиеся у стен поглазеть на невиданное зрелище так и ахнули. Маленький Уильям от восхищения даже широко раскрыл рот.
Он видел много фейерверков, которые запускала знать во время праздников и в Ковентри, и в Кенилвортском замке,[19] и в том же Уорвике. Но такого чуда ему не доводилось видеть никогда. Дракон, широко раскинув огненные крылья, сделал огромный круг над замком и неожиданно для всех извергнул из своей пасти огненные шары, которые взорвались прямо в небе на глазах у изумленной толпы. Шары должны были сгореть, не долетев до земли, но по какому-то злому року они, все еще объятые пламенем, рухнули прямо на дома у реки и мельницу Генри Купера, которая была расположена по соседству с замком.
В результате кроме мельницы загорелось еще четыре дома, и это вызвало сильную панику. Кто-то бросился наутек, кто-то стал кричать, что нужно звать пожарных, кто-то побежал за ведрами. Жители загоревшихся домов метались в жалких попытках потушить огонь или хотя бы вынести какой-то скарб.
Вдруг несколько всадников из замка галопом помчались прямо к мельнице. Они были гостями и вместе с остальной знатью наблюдали за фейерверком, устроенным хозяином в честь королевы Елизаветы. Эти аристократы первыми бросились на помощь мельнику и принялись тушить огонь. Один из них, рискуя жизнью, взобрался на соломенную крышу, которая уже вовсю пылала, и стал сбрасывать на землю горящую солому. Только благодаря его невиданной отваге мельница не загорелась. Пока остальные заливали кое-где еще тлеющие стены водой, герой спустился на землю под громкие аплодисменты зевак. Генри Купер тут же бросился перед ним на колени.
– За чье здоровье мне молить Бога всю жизнь? – рыдал он. – Вы спасли меня и мою семью от разорения, мой господин, за кого мне ставить свечки каждое воскресенье?
– Назовите свое имя, Христом Богом заклинаю, – присоединилась к Куперу его жена, и тоже бросилась целовать сапоги своему спасителю.
Молодой человек в расстегнутом обгоревшем камзоле только поморщился и поднял женщину с земли.
– Ну-ка поднимайтесь с земли, и вы тоже. – Он повернулся к Куперу. – Меня зовут Эдуард. Дайте мне лучше холодной воды. – Он широко улыбнулся и вытер с лица сажу, смешанную с потом.
– Ой, что же мы не сообразили-то сразу, – запричитала жена Купера.
Но в это время сообразительный Уильям уже гнулся под тяжестью ведра с водой. Он хотел первым подать его герою, чтобы тот мог умыться после огненного пекла. Уилл хотел было наклонить ведро, чтобы полить смельчаку на руки, но тот забрал его у подростка и вылил себе прямо на голову.
– Ух, хорошо! – Его аж передернуло от ледяной воды. – Кто ты, мальчик?
– Уильям Шакспер, – ответил покрасневший от смущения Уилл. – Сын Джона Шакспера, перчаточника.
– Молодец, Шакспер! – Господин посмотрел ему прямо в глаза, и от этого взгляда Уиллу стало не по себе. – С такой расторопностью тебя ждет большое будущее… – Эту фразу он бросил уже через плечо, направляясь к подъехавшей карете.
Оказывается, собравшиеся в замке гости привезли Генри Куперу пожертвования, чтобы загладить вину за случившееся. Сумма составила двадцать восемь фунтов двенадцать шиллингов и восемь пенсов. Несчастный мельник, пересчитав деньги, просто ошалел от радости.
Светлана Никодимовна оглянулась и ошалело уставилась на громко хохочущего Александра, которого еще больше рассмешило глупое и испуганное выражение ее лица. Она явно его не узнавала.
– Да живой я, живой! – Он пытался побороть смех. – Вы больше телевизор смотрите, там и не такое покажут.
Сам Александр телевизор не смотрел. Не смотрел принципиально. Настолько серыми и однообразными стали в последние десять – пятнадцать лет все три так называемых центральных канала, что если бы не логотипы, то отличить их друг от друга было бы невозможно. Апогеем пошлости стала церемония вручения известной телевизионной премии, на которой ему довелось побывать. На сцене в качестве декораций стояли три огромных экрана. А с экранов ведущие этих самых каналов читали текст по одному общему суфлеру. Отличить их было невозможно: одни и те же декорации, похожие лица ведущих, равнодушные голоса, читающие кем-то одним написанный текст. Александру тогда стало страшно. Неужели организаторы мероприятия не понимают жуткой комичности происходящего? Нет. Не понимают. Не до того.
Они все поглощены думами о себе, понял Александр, когда на сцену вышел ведущий церемонии, который к тому же являлся председателем жюри. Ведущий открыл конверт и громогласно объявил: «В номинации „Лучший интервьюер“ награду получает… – Он сделал положенную паузу. – Награду получает… Получаю я… Какая неожиданность!» Ведущий скромно повесил себе на грудь пятую звезду героя телевизионного труда и едва сдержался от того, чтобы расцеловать себя любимого. Но зал не смеялся… Все громко зааплодировали. Александр тогда встал и вышел.
Да и потом ему довелось поработать на телевидении, так что он знал всю телевизионную кухню изнутри. Кухню, на которой по заказу невидимого шеф-повара готовились ядовитые блюда для малых сих. Телеканалы-близнецы стряпали программы-клоны. Чем хуже – тем лучше. Русских нужно выставлять пьяницами, ворами, дебилами, проститутками, людьми, живущими в нищете и думающими только о том, как удовлетворить свои животные потребности. Это и есть свобода слова. Четвертая власть (Сомов называл это четвертой стеной власти). Вот такие демократические ценности принесли нам после развала советской империи наши заокеанские «друзья», которые сами этот развал и устроили.
Во время войны в Югославии зритель видел с телеэкранов несчастных боснийцев, глядевших в объектив из-за колючей проволоки, за которую их посадили злые сербы. На самом деле эта проволока огораживала сербские пастбища, а «несчастные боснийцы» были сербскими пастухами… Если ты снимаешь сюжет про российскую деревню, на крупном плане обязательно должна стоять бутылка водки, говорили заокеанские телевизионные учителя. Кровь, насилие, скандалы, выкидыши из «Фабрики звезд», как назвал всю эту шоблу, ежедневно мелькающую на голубом экране, один из сатириков, – вот что может отвлечь электорат от серьезных мыслей. Так явно считал кто-то там наверху… Считал, но просчитался. Всё это давно отвлекло всех, кто способен хоть о чем-то задуматься, от экранов телевизоров.
Александр ненавидел фразу «пипл хавает», которую ему частенько доводилось слышать от телевизионных генералов. Генералов не только в переносном, но и в прямом смысле. Но пипл хавал, и, судя по его теще, хавал с завидным аппетитом.
– Ой, Сашенька, ты?! Как ты меня напугал! Я уж грешным делом подумала, что тебя того… А что с тобой случилось? Ты на себя не похож без бороды. И короткая стрижка тебе так идет. Помолодел лет на десять и оделся как-то… модно.
– Слава богу, заговорила, – выдохнул Александр.
Теща наконец вышла из ступора и со свойственной ей энергией вскочила, бросилась к нему, стала целовать. Он с трудом разомкнул стальные объятия вечно больной пожилой женщины и снова усадил ее в кресло.
– Раздевайся, что ж ты в грязных ботинках в квартиру вошел. Сапожки у тебя какие модные…
– Да я за последние полчаса чуть с ума не сошел. Телефон оборвал, к вам как реактивный примчался, не знал, что и думать. А вы как обычно! У вас так ящик орет, что вы ни к телефону не подходили, ни дверного звонка не слышали… Где Никита?
– И пальто у тебя фирменное… наверное, дорогущее? Никита спит. Я вот собиралась его будить идти, а тут про тебя по телевизору стали показывать. Будто убили тебя: взрыв какой-то в гостинице. Как же это? Что ж такое происходит?!
– Да ничего не произошло. Вы мне лучше подробнее расскажите, что с Татьяной случилось. Когда вы узнали, где? Вы толком ничего по телефону не рассказали. А я два дня себе места не нахожу после вашего звонка. Примчался из Лондона как угорелый. Кто позвонил на следующий день?
– Ой, Сашенька, с чего начать-то… Как Таня домой в тот вечер не пришла, я не знала, что и делать. Все больницы обзвонила, все морги. В милицию бросилась, а они говорят: может, она у любовника осталась, прости господи. Но я-то знаю, какой у Танечки любовник может быть… – Теща сделала паузу и не удержалась: – При таком-то муже! – Она опять сделала паузу, но Александр пропустил ее слова мимо ушей. – Ну я тебе сразу и звонить.
– Да вы не причитайте, как бабка деревенская, вы же филолог с университетским образованием. – Александр не удержался и подколол дражайшую Светлану Никодимовну. – Вы мне спокойно все подробности расскажите.
– Да подробностей-то никаких и нету. Ты только не волнуйся. Сегодня Танечка позвонила и сказала, что у нее всё в порядке, чтобы мы не волновались. И что она сама тебе перезвонит.
