Они проводили красавца до его дома. Пилигрим рассчитывал провести ещё часик на лавочке возле детского городка, но Яна заявила, что уже поздно, она устала и ей пора возвращаться. Пилигрим отправил девушку домой на такси, а сам спустился в метро, ибо катание по Нерезиновой сильно подорвало бюджет.
Братан Серёга валялся на диване в их общей комнате и слушал песни Великого Победителя Евровидения, которого Пилигрим не выносил.
– Слушай, ты бы хоть наушники надел.
– А что такое? – окрысился братан, всё последнее время пребывавший не в настроении. – Не нравится, что ли? Ты сперва добейся того же, а потом рот открывай!
Ясно. Братан Серёга от нечего делать сидел в Интернете. «Сперва добейся» – распространенный ответ на критику в сетевых дискуссиях. В полной версии выглядит так: «Сперва (сам) добейся того же, а потом критикуй (выступай, воняй тут, разевай хайло)». Призван поставить умника на место и сообщить ему, что критиковать певца, чьи диски купил миллион музыкальных хомячков, может только тот, кто одурачил два миллиона таких же животных. В худшем случае попытался это сделать. По умолчанию предполагается, что высказывать мнение об эстраде имеют право только поп-звезды, о литературе – только авторы бестселлеров, о кулинарных изысках – только шеф-повара элитных ресторанов, а о политике – президенты стран не меньше Израиля.
Сабж[51] превращается, таким образом, в покойника, о котором, как в поговорке, «или хорошо, или ничего».
Учитывая настроение братана, Пилигрим спорить не стал и отправился в гостиную. Батяня возлежал на диване и смотрел при погашенных огнях новый плазменный телевизор, купленный три месяца назад в рассрочку. Пилигрим пристроился рядом. Спортивный канал транслировал соревнования по вольной борьбе, которые комментировал темпераментный мужчина с ярко выраженным кавказским акцентом:
– Девяносто шесть килограммов вот выходит… Ох, какой коренастый американец! Какой-то боевик выходит!
Двое мужчин зверского вида, облачённые в трико, которым больше подошли бы шкура и палица, тискали друг друга в смертельных объятиях. Судья опасливо кружил возле канатов. Борец в синем трико опрокинул противника на ковёр и улёгся сверху в двусмысленной позе. Второй запыхтел, пытаясь вырваться.
– Хитрый американ знает, когда головой с ковра выходит, за это очко не снимают, – продолжал комментатор. – Значит, знает правила.
Мужчина в синем трико изогнулся, вырвал руку и в свою очередь завалил соперника на ковёр, чем вызвал нервный вопль комментатора:
– Вабабай!
Тут Пилигрим просёк, где слышал это неповторимый голос. В марте 2007 года в Рунете появился видеоролик, показывающий схватку борцов вольного стиля. Дагестанец Рамазан Рабаданов разорвал шаблон поведения спортивного комментатора: он высказывался по-простому, будто находился в компании друзей, при этом всячески подчёркивая свой кавказский менталитет. Особенно доставили его полные эмоций междометия, вроде «вабабай!» и «аллах акбар!», вставляемые по поводу и без. Ролик быстро овладел умами народных масс и распространился по асечкам и жэжэшечкам в самые отдалённые уголки Рунета. Народ был един во мнении посадить дядю Рамазана на место унылых комментаторов футбольных матчей Первого канала и телеканала «Спорт». Администрация портала life.ru быстро просекла фишку и, потирая ладошки, зачислила Рабаданова в штат. С тех пор там стали регулярно появляться ролики с вырезками соревнований российских клубов, идущие под аккомпанемент полюбившегося дагестанского комментатора. К сожалению, Рамазан стал повторяться, быстро приелся и совсем перестал доставлять лулз. Это ли не доказательство несовместимости денег и творчества? Человек занимался делом с душою, для себя; отчего-то на зарплату так не получается.
Мужчина в красном трико давил соперника весом, пытаясь уложить его лопатками на ковёр. Тот яростно сопротивлялся. Потная кожа, покрытая густой чёрной порослью, отсвечивала в свете софитов. Публика за канатами свистела и волновалась.
– По крайней мере, наш наверху, – успокоил зрителей комментатор. – Сидит, ездит. Американ тоже руку жмёт. Но плохо.
Батяня всхлипнул от смеха. Этот матч двухлетней давности спортивный канал повторял по вечерам исключительно ради развлечения телезрителей. Конец был давно известен, как хеппи-энд в голливудском фильме.
– Счёт один-один, – бодро возвестил Рамазан. – Наш впереди, у него больше чем «один» американа, за выход американа с ковра.
– Где мама? – спросил Пилигрим.
Батяня, давясь хохотом, махнул рукой на стенку. Ясно. Мама приглашена к соседке на чай со сплетнями.
Пилигрим сполз с дивана и отправился на кухню – единственное спокойное место в квартире. Поднял крышку сковородки, поворошил остывшую жареную картошку, но есть не стал. Включил чайник и достал банку кофе. Дедал не удержался бы от назиданий, типа, кофе на ночь пить вредно. Однако Пилигриму хотелось обдумать сложившуюся ситуацию, а кофе в этом смысле исключительно благотворно влияет на мозги. Но не успел он насыпать в чашку ложку «с горкой», как в кармане джинсов завибрировал мобильник. «Яна», – почему-то подумал Пилигрим и чуть не облился кипятком. Выхватил аппарат и увидел номер Дедала. Пилигрим удивился: звонки с пожеланиями спокойной ночи были совершенно не в духе деда.
– Что случилось? – спросил он вместо обычного «внимательно слушаю».
– Дим, ты где? – в свою очередь ответил вопросом дед.
– Дома. – Пилигриму показалось, что дед с облегчением вздохнул. Но вообще-то не исключено, что ему примерещилось. – Ты чего такой дёрганый?
– Даже не знаю, как тебе сказать. – Тон у Дедала был тревожный. – Понимаешь, Лена до сих пор не вернулась. Секретарша сказала, что она ушла в начале восьмого. А сейчас уже половина десятого.
«О боже, – подумал Пилигрим. – Наверное, так и подкрадывается старость: незаметно. Человек начинает совершать поступки и произносить слова, от которых окружающим становится неловко».
– Позвони ей на мобильник, – посоветовал Пилигрим скучным голосом. – Может, с подружкой в кафе сидит.
– Звонил уже, не отвечает. Я и на домашний телефон звонил, та же песня.
Стоп! Мысль, вертевшуюся в голове последние полтора часа, наконец удалось ухватить за хвост.
– Она живет на Кутузовском, да? – спросил Пилигрим. Как пишут в романах, «звучный голос его дрогнул».
– На Кутузовском. Она же при тебе говорила.
– Дед, я сейчас приеду, – быстро сказал Пилигрим.
– А по телефону объяснить не можешь?
– Не могу. Жди, через сорок минут буду.
Пилигрим сунул телефон в карман, бегом ринулся в коридор, сорвал с вешалки куртку и выскочил из квартиры. Сбегая по лестнице, он услышал ритмичные гулкие хлопки, несущиеся снизу. Мужик в спортивном костюме этажом ниже прилежно выбивал ковёр, развешанный на перилах. «Нашёл время», – подумал Пилигрим. Он пробежал мимо трудолюбивого работника, когда в голове вдруг мелькнула мысль: где-то я раньше его видел. Мимоходом.
Удары смолкли. Пилигрим каким-то шестым собачьим чувством уловил ощущение опасности и метнулся в сторону. Рядом с его рукой сверкнула маленькая молния, и раздался тихий треск, похожий на звук автоматической искры в газовой плите. Электрошокер, понял Пилигрим. Это было последнее, что он успел подумать. Руку прошил разряд, тело дёрнулось, как лягушачья лапка на столе экспериментатора, и Пилигрим потерял сознание. Первый раз в жизни.
Артём дотащился до больницы поздно вечером. Однако выяснить что-либо о Ленке не удалось: она лежала в закрытом для посещения боксе, никаких внятных ответов по поводу её состояния врачи не давали.
Артём уселся на диванчик в холле, опёрся локтями на колени и обхватил ладонями щеки. Поза безнадёжности, как говорят художники и психологи.
Как он и предчувствовал, появление кольца с голубым бриллиантом было увертюрой к настоящим Большим Неприятностям. Да что там к неприятностям – Ленку вчера вечером чуть не убили в собственной квартире! Причём случилось это в то самое время, когда она должна была встретиться с Лёшкой! Весь день Артём названивал бывшему приятелю, но мобильник Лёши был отключён, на домашнем телефоне срабатывал автоответчик.
Время повернулось вспять и снова повело Артёма по знакомому маршруту: дом – прокуратура – дом. Он сидел в кабинете, похожем на тот, в котором его допрашивали десять лет назад, отвечал на те же самые вопросы, а следователь произносил слово «поня-а-атно» с той же многозначительной интонацией.
– Где вы были вчера с девятнадцати до двадцати тридцати?
– Дома.
– Один?
– Как это ни прискорбно, да.
– Поня-а-атно. Вам кто-нибудь звонил в это время? Может, заходили соседи или знакомые?
