— Я к вашим услугам. — Лонской вошел в комнату.
Он перехватил взгляд гостя, направленный на картины.
— Прекрасная юность всегда вдохновляла меня, — высокопарно произнес Олег Михайлович, усаживаясь в кресло напротив Гордеева.
— И неплохо кормила, — сказал тот, разглядывая художника.
Он заметил, что Лонской явно красит волосы и усы и на самом деле ему далеко за пятьдесят.
— Да, мои работы пользуются успехом. — Олег Михайлович закинул ногу на ногу и картинно оперся на согнутую в локте руку. — Что касается Ангелины… Она действительно зарегистрирована у меня, но уже давно здесь не живет. И я не слишком удивлен, что она пошла по скользкой дорожке.
«На которую ты же ее и вывел, старый блудодей», — подумал адвокат.
— У нее очень, очень преступные наклонности, — продолжал Лонской. — И я сам в свое время стал ее жертвой.
— Она вас ограбила?
— Хуже — пыталась убить. Вот посмотрите. — Художник наклонил голову, показывая пухлым, холеным пальцем на шрам возле макушки. — Я, видите ли, не давал ей достаточной свободы.
Он доверительно наклонился к гостю.
— Она очень развратна. Просто чудовищно.
— Понятно. Приводила гостей сюда?
Лонской часто закивал, скорчив страдальческую гримасу.
— И где она может быть теперь? — спросил Гордеев.
— Понятия не имею. Скорее всего, где-то в Питере.
— А откуда она родом?
— Из Бердянска, по-моему, — сказал Лонской и, тут же спохватившись, добавил: — Да, конечно, из Бердянска. У меня там двоюродная сестра и…
— Понятно. Фотографии Ангелины у вас остались? — поинтересовался Гордеев.
— Конечно. — Олег Михайлович с готовностью поднялся с кресла. — Я использую их в творчестве. — Он замялся. — Они, правда, несколько специфического свойства…
— Меня это не смущает, — сказал Гордеев.
Его забавлял этот стеснительный развратник, превративший свою страсть в весьма доходное дело.
Послышался звук отпираемого замка. Лонской встрепенулся и покраснел..
— Мариночка вернулась! — Он затрусил в прихожую.
«Чем отличается педофил от педагога? — вспомнил Юрий бородатую шутку. — Педофил действительно любит детей».
Олег Михайлович вернулся в комнату в сопровождении девушки, впустившей адвоката в квартиру. Она сняла шубку, которую художник нес в руках как лакей, и появилась перед гостем в темно-синем платье, облегающем несколько субтильную, точеную фигурку. Ей было лет пятнадцать-шестнадцать и притом поразительный взгляд многоопытной женщины.
— Моя племянница Марина. Тоже из. Бердянска, — представил девушку Лонской.
Гордеев кивнул, не поднимая на художника взгляд, в котором тот мог прочесть ненависть и презрение.
— Надо бы нам поговорить, дядя, — сказала Марина, усаживаясь на подлокотник кресла.
— Потом поговорим, потом, — с мягкой улыбкой произнес Лонской. — Сейчас гостя отпущу.
Он уставился на Гордеева.
— Я на минуту. Принесу фото.
Он вышел из комнаты, оставив адвоката и девушку наедине.
— Вы тоже из этих? — неожиданно спросила девушка.
— Нет, — поспешно ответил Гордеев, поняв, о чем говорит Марина. — Я просто ищу одну девушку. По делу.
— А, предыдущую племянницу. Молодец девка. Дала этому… дяде по кумполу. Надо было сильнее. — Она наклонилась вперед: — Вы когда пришли, я решила, что убивать его будете.
— С чего вы взяли? — оторопел адвокат.
— Не знаю. Мне кажется, уже пора ему подохнуть. — Она выпрямилась. — Давно пора.
Гордеев молча смотрел на Марину, пораженный яростью, которая клокотала в ее голосе.
— А вот и я, — улыбаясь, вплыл в комнату Донской.
Лицо Марины сразу приняло угрюмое выражение.
— Это самое лучшее, что я смог найти. — Олег Михайлович протянул Гордееву цветную фотографию.
«Самое пристойное, скорее», — подумал Гордеев, взглянув на фото.
С фотографии на него смотрела, вызывающе улыбаясь, девушка в костюме Евы. Она стояла скрестив ноги и прикрывала низ живота сцепленными руками, в которых держала два длинных павлиньих пера. «Глаза» перьев прикрывали ее груди.
— Благодарю. — Гордеев сунул фото в карман. — Думаю, что смогу убедить своего клиента в том, что вы не имеете никакого отношения к его неприятностям.
— Сделайте одолжение. — Лонской стоял, явно ожидая скорейшего ухода гостя.
Гордеев еще раз посмотрел на Марину. Та, задумавшись, по-детски грызла заусенец.
— Счастливо, — сказал ей Юрий.
— Пока, — буркнула девушка.
Гордеев направился к двери, думая о том, чем могут закончиться для художника отношения с Мариной. И чем это будет чревато для нее.
— Прощайте, Олег Михайлович. — Юрий вышел за порог. — И берегите голову.
Он направился вниз по лестнице. Лонской некоторое время смотрел гостю вслед, задумавшись, потом опомнился и закрыл двери.
Когда Гордеев выходил на улицу, зазвонил его телефон. Объявился Коля. Он сказал, что приводы в милицию у Ангелины были, причем многочисленные. Копии протоколов будут предоставлены адвокату. Судя по географии задержаний, трудится Ангелина Толстых где-то в районе Невского, в самом центре Петербурга. Еще Коля сказал, что сегодня, возможно, будет проводиться облава на путан — с целью очистить от них хотя бы центр города.
— Так что торопись, москвич, — продолжил Николай. — А то разгоним эту шатию. Кто куда подастся — неизвестно. Пока новые точки не установятся, будет весьма затруднительно отыскать твою подопечную.
— Успокоил, — расстроился Гордеев.
— Не боись. Может, это и к лучшему. Может, она нам попадется.
— Ладно, пока. Если что, я тебе звоню? — сказал Гордеев.
— Не вопрос! Пока, — закончил разговор Николай.
Гордеев скорым шагом направился к метро. Сейчас нужно было быстро доехать до вокзала и у тамошних «риелторов» найти и снять комнату в окрестностях Невского. И успеть найти и снять Ангелину до приезда группы захвата.
Анна Ивановна вела Гордеева в свою квартиру на улице Марата. Она убедила приезжего, что это очень близко от Невского. Действительно, улица пересеклась с центральным проспектом согласно карте города. Но старушка вела Гордеева так долго и такими извилистыми тропами, что он уже не чаял выбраться из лабиринта старых, неухоженных дворов.
«Анна-ванна, наш отряд хочет видеть поросят», — глядя в спину бодрой старушки, повторял про себя Юрий. Он то и дело спотыкался на выбоинах поразительно неровного асфальта. В некоторых местах они были так глубоки, что наводили на мысли об авианалетах времен последней войны.
Наконец, пройдя очередную арку, они выбрались на какую-то улицу.
— Сюда пожалуйте, гражданин хороший, — сказала старушка, указывая на дверь в подъезд.
Гордеев молча прошел внутрь. Они поднялись по крутой лестнице на третий этаж и вошли в квартиру.
— Дальше, проходите дальше. — Анна Ивановна хлопотала с замками. — Вон к той двери.
Скоро Юрий оказался в комнате. Узкая, с высокими потолками, она заканчивалась половинкой стрельчатого окна. Возле него стоял стол, на нем телевизор «Шилялис» с экраном шириной не более книжной обложки. Рядом с телевизором находилась пачка из-под кефира и недоеденная булка, заботливо обернутая в целлофан. На кровати лежала казачья форма огромного размера, на дверце шкафа висела необъятная шинель и шашка.
— Постоялец у меня не съехал еще, — прокомментировала Анна Ивановна обстановку в комнате. — Поезд у него через час.
— Ясно, — обреченно вздохнул Гордеев. — Где можно переждать?
— Да здесь и жди. Он, считай, уже бесплатно находится. — Анна Ивановна забрала со стола кефир и батон. — Ты на сколь дней остановишься? Если на один, то я завтра на вокзал пойду, — чуть не с угрозой сказала домохозяйка.
— На три! Деньги вперед, — поспешил успокоить старушку Гордеев и отсчитал ей необходимую сумму.
— Не желаете ли чаю с дороги, гражданин хороший? — проворковала довольная хозяйка.
— Давайте. — Гордеев пересчитал оставшуюся рублевую наличность: оставалось триста с копейками.
«Надо будет в обменник заглянуть», — подумал Гордеев и отправился вслед за старушкой на кухню.
Пока он пил чай, пахнущий несвежим банным веником, Анна Ивановна выпроводила шумного постояльца, который, судя по звукам, им производимым, был просто былинным богатырем.
Дождавшись, пока крики и шум утихнут, Гордеев вылил остатки чая в раковину, поблагодарил вернувшуюся в кухню хозяйку и заперся в своей комнате.
До вечера оставалось не так много времени. Уже смеркалось. Юрий достал из своего «дипломата» диктофон с выносным портативным микрофоном. Кусочком скотча закрепил его на одном из прутьев кровати и подсоединил к диктофону.
Гордеев включил запись и начал прохаживаться по комнате.
— Ну до чего вы докатились, Юрий Петрович! Готовитесь записывать разговор с малолетней шлюшкой. И когда думаете включать запись: до этого или после. Стыдно, стыдно, господин адвокат!
