Без особого вдохновения я пояснила, что мой Сережа, несмотря на то что не вносил в семейный бюджет ни копейки, без особого смущения запускал в этот самый бюджет руку и не стеснялся в расходах на себя, любимого. Более того, как мне стало известно впоследствии, он любил щедро угостить приятелей, не экономил на любовнице.
– У него была любовница? – перебил Сергей.
– И он баловал ее не только дорогими подарками, но и подкидывал деньжат на пропитание, – усмехнулась я.
– Вот, гад! – вырвалось у него.
– Не гад, просто слабая личность, – поправила я, – ничтожество. Уверенный в своей власти над женой гад делал бы это демонстративно. Гад заставил бы ее целовать ему руки за то, что он согласен брать ее паршивые деньги. А он делал это тайком, панически боялся, что в один прекрасный момент попадется на вранье и воровстве. Я никогда не прятала наличные, мало того, он знал, где хранится ключ от домашнего сейфа. К тому же ежемесячно я перечисляла ему немалую сумму на кредитку. И все-таки он воровал.
– А что, если ему было стыдно просить? Ты никогда не думала, что унижала этим мужчину? Думаешь, приятно жить на иждивении? Сколько ты перечисляла ему на кредитку?
Я повторила сумму, которая в точности копировала сумму, перечисляемую на его счет Ириной.
– Для тридцатилетнего мужчины это сущие копейки, – с горячностью ответил он.
Потом словно запнулся на полуслове и переспросил:
– Сколько?
Я повторила сумму.
– Как сговорились, – пробурчал он.
– Что ты имеешь в виду?
– Сумму. Моя Ирина отваливала от щедрот точно такую же сумму.
– Странно, – согласилась я. – Тебе вообще не кажется странным, что в наших историях так много совпадений?
– С самого начала, – обрадованно кивнул он головой.
Наконец-то кто-то озвучил мысли, которые не давали ему покоя в последнее время. Наверное, он надеялся, что я разделю с ним его тревогу. Ну уж нет.
– А мне ничего не кажется, – беззаботно тряхнула я волосами. – Все события в этой жизни закономерны и связаны между собой, и если тебе кажется, что происходящее не вписывается в логику обывателя, то это сугубо твое личное мнение. К тому же мы оба не совсем правы, в наших историях довольно много несовпадений. Да, мы оба потеряли супругов. Но ты не знаешь или не помнишь, что произошло с Ириной, а я…
– Вот-вот, ты все никак не расскажешь мне, куда, собственно, делся твой муж, – надул он губы. – Я-то от тебя ничего не скрыл.
– Да, ты от меня ничего не скрыл, – перевела стрелки я, – кроме одной крошечной подробности: куда ты спрятал труп Ирины.
– Я сам не знаю, – начал горячо оправдываться он, – если бы помнил, еще в милиции раскололся бы. Следователь был таким добрым, таким понимающим! Как я мог его подвести?
– Если бы, как ты выражаешься, ты раскололся еще в милиции, то сейчас не сидел бы передо мной. Логично? Как я понимаю, выпустили тебя из-за того, что так и не нашли тела твоей жены. А нет тела, нет и преступления. Твое второе «я» оказалось умнее первого и не стало раскрываться перед «добрым и понимающим» следователем. Но для себя-то ты должен решить: ты вдов и свободен или все еще женат? Хотя бы для того, чтобы начать делать какие-то шаги для своего спасения. Ведь в первом случае тебе рано или поздно грозит заключение. Противно смотреть, как ты спокойно ждешь развития событий. Вот я…
– Чего ты?
– Ничего, к слову пришлось, – опять намеренно не закончила мысль я.
Вечерний чай для Сергея был с хорошей порцией снотворного, поэтому заключительную часть разговора он вел несколько рассеянно и спал ночью крепко. Храпел он громко и непрерывно, поэтому я могла не беспокоиться о том, что он подкрадется со спины и застанет меня за копанием в его компьютерной папке. Выполнив задуманное, я уснула с чистой совестью.
Разбудил меня Сергей.
– Что ты мне вчера рассказывала о своем муже? – тряс он меня за плечо. – Я ничего не помню.
– Заведи диктофон, – посоветовала я, – второй раз на откровенность ты меня не вызовешь.
– Ты должна мне все рассказать во второй раз, – настаивал он, – иначе я заявлю на тебя в милицию!
– Только попробуй, – уронила я и перевернулась на другой бок. – Сделала один раз, смогу и во второй. Отстань, спать хочу. Сегодня твоя очередь варить кофе.
– Мы договаривались, что готовить еду будешь ты, – ошалел от такой наглости он, – на этом условии я и пустил тебя пожить.
– Ты настаиваешь, чтобы я сварила тебе кофе? – мгновенно села я. – Хорошо. Смотри, не пожалей.
Сергей потопал за мной на кухню. Я не смотрела на него прямо, но боковым зрением улавливала, как все шире раскрываются его глаза, какой бледностью наливаются щеки. Пока я доставала треклятую банку с именем «Ирина» из морозильной камеры, пока дозировала порошок и воду, он не предпринимал никаких действий. Но как только кофе стал подниматься, он выхватил джезву из моих рук и вылил ее содержимое в раковину.
– Зачем ты это сделал? – не проявила никакой нервозности я. – Хороший кофе, твоя жена его любила.
– Ненавижу корицу, – попытался обосновать свой дикий поступок он.
– Так ненавидишь, что теряешь над собой контроль?
– Меня от одного запаха кофе с корицей тошнить начинает.
– Своей жене ты варил этот кофе каждое утро. Так любил ее, что терпел приступы тошноты?
– Да, то есть нет. В общем, я просил тебя не варить мне кофе из этой банки. Господи, я ее уже как минимум два раза выбрасывал, а она появляется снова и снова. Я с ума сойду.
– Выбрасывал? – застыла я. – То есть ты был уверен, что жена не вернется? Скорее всего, ты только думал, что выбрасываешь банку, а на самом деле ты к ней и не прикасался. То есть твое первое «я» надеялось, что она вернется, а второе понимало, что этого никогда не произойдет. Интересно. В любом случае кофе дорогой и хороший, сам не любишь, оставил бы для гостей. Так что там с нашим вчерашним разговором? Что такого необычного я рассказала тебе о своем муже?
– Иди сама почитай, – потребовал он.
Мы вместе подошли к включенному компьютеру, и я начала перечитывать собственноручно набитый текст: «Я боюсь ее. То, что она сделала со своим мужем, настолько похоже на то, что я собирался сделать с Ирочкой! Как я вообще могу жить с ней под одной крышей? Она же ненавидит мужиков! А что, если ее цель – истребление не только его, но и других? И в милицию не пойдешь, я сам рассказал ей так много о себе, Ирочке, о том, как я поступил с ней. Мы – одного поля ягоды. И я нисколько не лучше ее. Она это понимает, поэтому и рассказывает о себе такие страшные вещи. Что со мной будет?»
– Бред какой-то, – усмехнулась я. – У тебя не только раздвоение личности, но еще и паранойя. Ничего такого я тебе не рассказывала, спокойно попили чай и легли спать. Может, приснилось что, а ты принял это за явь? У сумасшедших это бывает. И вообще, отвали, у меня сегодня много дел. Надо выбраться в город, разведать кое-что. Отсиживаюсь у тебя, как в берлоге, не знаю, что в городе творится. Пока, дорогой. Не забудь выкинуть кофе. Кажется, у тебя это входит в любимую привычку, что-то вроде утренней гимнастики или ковыряния в носу.
Я оставила его выжимать из памяти то, чего в ней быть и не могло, и поехала к Арише. Весь день торчать у него перед глазами не было никакой необходимости, а мое отсутствие могло дать ему пищу для размышлений. Девица, торчащая весь день у плиты, не способна на выдающиеся поступки. Перед тем как выехать со двора, я по привычке проверила наличие «хвоста». Ну, наконец-то. Наконец моя персона заинтриговала Сергея настолько, что он решил оторваться от любимого дивана и проследить, куда направляется его неожиданная гостья и что за дела у нее могут быть в городе. Я немного помотала его по улицам, а когда мне это наскучило, легко оторвалась от преследования и свернула на загородную трассу.
* * *
Ариша как чувствовал, что я спешу к нему, стоило мне подъехать к воротам поселка, как отчаянно затренькал сотовый.
– Полетт, это невыносимо, – простонал он в трубку, – я не могу больше терпеть эту муку. Приезжай, если хочешь застать меня живым и проститься по-христиански.
– Что случилось? – закричала я.
– Не могу по телефону, увидишь сама. Если успеешь.
Он отключился, а я прибавила газу, чуть не сбив ворота и перепугав до полусмерти охранника поселка. Хорошо, что парень знал мою машину, а то, чего доброго, начал бы палить по колесам. Впрочем, меня сейчас не остановила бы даже стрельба. Дед – единственный близкий человек, который остался у меня после смерти родителей, и перспектива потерять его пугала меня до тошноты и полной потери здравого смысла. Я бросила машину возле ворот своего дома, загонять ее во двор не было времени, и припустила по дорожке к двери.
Ариша лежал в гостиной на кушетке. Весь вид его выражал глубокое страдание, левая рука бессильно свешивалась до пола, правая лежала на груди поверх сердца. Здоровье у Ариши было отменное, он практически не пугал меня обычными старческими хворями, мог иногда подхватить насморк, перенести ОРЗ. Поэтому вероятность сердечного приступа перепугала меня до полусмерти.
