Ознакомительная версия.
А если у них задумано все по-другому? Ничего искать не станут, а просто уберут Турецкого и спалят дом вместе со всем его содержимым? Тогда они перекроют двери и окна, употребят бензин для мгновенного возгорания по всему периметру дома, а потом просто скроются, выполнив задание. Чем такой вариант хорош? Во-первых, опасный сыщик убран чисто, ибо причину пожара потом объяснят очень легко и именно так, как потребуется генералу. А во-вторых, Дуське-то возвращаться будет уже некуда, поневоле останется с Грязновым, даже если у того и возникнет подозрение, будто Привалов как-то причастен к этой трагической акции. А уж с родственницей своей всегда можно будет договориться, в чем генерал наверняка был уверен, зная хоть и задиристый, но легко отходчивый характер своей отдаленной сестрицы. И Филя, и другие сотрудники «Глории» убедились уже в том, что более мягкого и уступчивого человека, чем Евдокия, отыскать на белом свете очень трудно. А «взрывы» ее, о которых сообщал Вячеслав Иванович, – это скорее истерика женщины, готовой принять на себя любую вину за преступления, которых никогда не совершала. Синдром наивной жертвенности, настоянный у Дуси на истовой вере в то, что все другие люди – чисты и непорочны.
Но у второго варианта бандитских действий имелся недостаток, который мог сорвать им акцию. Облить наружные стены бензином незаметно просто невозможно: запах немедленно выдаст. А Турецкий может учуять вонь, выбить окно и выскочить наружу. И те вряд ли затеют пальбу на всю станицу посреди ночи, потому что им неизвестно, имеется ли у него оружие. Да вряд ли и генерал отдал бы своим бандитам команду действовать такими методами. Значит, пока надо рассматривать первый вариант – с проникновением и попыткой убийства.
Иные способы пока не просматривались. К тому же и беглые боевики, находящиеся в федеральном розыске, не стали бы прибегать к каким-либо особо изощренным методам. Ума не хватит, а задание, очевидно, конкретное. В отличие от Турецкого Агеев был уверен в том, что генерал не мог поручить профессиональным убийцам просто напугать сыщика, чтобы заставить его покинуть станицу. Как говорится, не тот уровень полета. Из пушки – по воробью? Нет, в данном случае все гораздо серьезнее, чем можно предполагать.
Наконец, подготовка была закончена, и Филя, проверив запоры на всех окнах и двери на веранде, расположился у входной двери и позволил себе расслабиться. На слух он никогда не жаловался и хорошо знал, что в условиях экстремальных действий тот его не подведет. Крепкий горячий кофе из термоса добавлял уверенности…
Крадущиеся шаги он различил в начале второго часа ночи. На улице еще было темно, небо и не думало светлеть. Это – хорошо, темнота – друг. Филипп мысленно проверил все необходимое. Слабая лампочка-ночничок чуть бликовала на оконном стекле, и если бы кто-то заглянул в него, он вряд ли увидел бы в глубине комнаты, на кровати, лежащего человека. Мог бы только угадать, потому что разглядеть было невозможно. Открыть окно – тоже, Филя постарался. Стрелять через стекло – глупое занятие, разбивать окно – тем более. Это же сразу укажет на убийство. А кто в нем заинтересован? Кто мешал Турецкому проводить следствие? Разве не знал об этом Вячеслав Иванович, которому Турецкий докладывал о каждом своем шаге? Вот и потянется уже крепкая, хорошо скрученная и намыленная веревка, а никакая не ниточка возможной, понимаешь ли, версии. Нет, стрельба через окно исключается…
Мысли текли как бы сами по себе, потому что Филипп весь превратился в слух.
Легкий скрип и шорох шагов «обогнул» дом по периметру. Посторонние запахи не распространялись. Шаги остановились снова у входной двери. Потом раздался очень тихий голос, почти шепот. Говорили по-чеченски. «Хороший подарок, – подумал Агеев, – лучше не придумаешь…».
Речь у тех, кто находился за дверью, шла о том, чтобы тихо вскрыть замок. Это сказал человек, очевидно, привыкший командовать, другому, которому и предстояло заняться этой операцией. И второй ответил, что, конечно, попробовал бы, но тот, кто лежит на кровати в комнате, кажется, не спит. Вроде ворочается. Может, подождать немного? Первый возразил, что скоро начнет светать и тогда все провалится к дьяволу. Никакой аллах не поможет.
Филя дернул за веревочку, и в комнате, рядом с кроватью, упала и покатилась по полу железная кружка. А другая веревочка еще с самого начала дергала ком одежды на «спящем», вот им и показалось, что тот ворочается. Филя вмиг отодвинулся от двери, глухо закашлялся и с характерным матерком отреагировал на упавшую кружку. Потом заскрипели пружины, топнули по полу ноги. Снова – глухая речь проснувшегося человека, затем – скрип пружин, и ночник погас. Человек ходил по дому и хрипло ругался по поводу проклятой духоты. И кружка с водой куда-то укатилась…
За дверью явно слушали. Потом Филя «стих», а несколько минут спустя шаги за дверью стали удаляться. Не решились. Значит, ожидай теперь гостей завтра. Не такие уж они и храбрые, собой рисковать не желают. Ну да, войны нет, идеи – тоже, а деньги наверняка не «крутые», чтоб за них стараться, рискуя собой.
Остаток ночи прошел спокойно, Филя успел выспаться…
Турецкий появился в доме, когда солнце вылезло из земли, в середине четвертого часа. Внешний вид у него был бодрый, хотя внутренне он был несколько утомлен. Филя проследил за его движениями и философски заметил, что, конечно же, никто посторонний никогда не догадается, в каких тяжких трудах пребывал государственный советник юстиции. Александр вяло отмахнулся и ответил, что в данный момент предпочел бы стопку водки и глубокий сон. Но… жизнь продолжает звать на подвиг.
– Что, снова отправишься?! – изумился Агеев. – Обратно на сеновал?! Наверное, мягко было? Я смотрю, солома хорошего качества, – он кивнул и показал пальцем на сухую травинку, застрявшую в волосах Турецкого. – Извините, сэр, но зачем вы носите эту солому в вашей шикарной прическе? Аппетит нагуливаете?
– Типун тебе… – Ухмыляясь, Турецкий отряхнулся и поворошил пятерней волосы. – В доме ж мать спит, а ей нельзя даже догадываться, не то что знать, кто скрывается у них в сарае по ночам.
– Я понимаю, глубокая конспирация… Вот здесь, – Филя показал пальцем у себя на щеке, возле губ, – наблюдается отчетливый след чего-то, определенно напоминающего по цвету, а также по форме отпечатка губную помаду. Насчет номера не знаю. Сделаем анализ или как?
– Кончай острить, лучше скажи, были? Что-то, в свою очередь, не вижу следов отчаянной борьбы.
– Шоб ви знали, – с одесским акцентом ответил Филя, – они таки были. Но в последний момент передумали. Такие босяки, целых двое, и только зря разбудили! Я немного рассказал им вслух, шо я сибе думаю за эту жизнь, так они постояли за дверью и ушли, даже не постучали, не извинились. Ни тибе – здравствуй, ни мине спасибо, ну?..
– Сорвал им операцию? – посмеявшись, спросил Александр.
– Та нет! Наверно, теперь завтра встречать. Они уже и на аллаха ссылались, вроде того, почему не помог, как им надо. Но человек в доме не вовремя проснулся. Светильник погасил, кружку с водой опрокинул на пол, потом бродил еще тут… А завтра он обязательно спать будет. Вот тогда и можно будет его взять… Ничего, ты-то пока можешь прилечь и отдохнуть, а то последние ночи у тебя, я вижу, были очень напряженными. Ну, так каковы дальнейшие планы?
– Где-то к восьми Лена Усатова узнает от Зины о нашем приходе и будет ждать. Надо посмотреть, что могло остаться у доктора, какие материалы. Должны быть. А еще надо запротоколировать самым подробнейшим образом ее показания. Там теперь определенно есть зацепки. А то у меня – от первого разговора записано только в общих чертах. Я ведь еще тогда не знал, что обнаружу в материалах Грибанова, а сейчас мы можем кое-что уточнить.
– Совсем старая? – небрежно спросил Филя.
– Замечательно молодая вдова, старина. Тридцать пять, наверное. Красивая женщина, а ее дочке – двенадцать лет. Остались они обе полностью не у дел, Лена даже пенсию за мужа не получает. Не знаю, как им тут дальше жить придется, кошмар, что у нас творится…
– Так отчего ж ты сразу не сказал? Ну, не включил этот важнейший объект расследования в планы нашей многоходовой операции? И ситуацию описал мне далеко не полностью? А я бы тебе еще вчера подшил к делу подробный протокол допроса прекрасной вдовушки. Сам не знаю, почему просто балдею от этих женщин, несправедливо обиженных судьбой. Наверное, сильно чувствительный я от природы. Или, может, прошлая супруга так достала, что руки сами уже тянутся сделать ее вдовой? А? Не знаешь? – и добавил ухмылявшемуся Сане, прекрасно знавшему о бывших семейных проблемах Агеева, так и норовивших стать настоящими: – В самом деле, пусть потом другие ее утешают, если выдержат высокое напряжение. Вот ты бы, например, взялся, а?
Александр в ужасе перекрестился. Он знал бывшую супругу Фили и догадывался, почему его тянет к «обиженным» женщинам: обожал их нежно ласкать и утешать, в то время как «прошлая» сильно напоминала и внешностью, и характером, по образному выражению Филиппа, атамана казачьей сотни, рыскающей по тылам врага.
Ознакомительная версия.
