Стивен был белый как простыня, только на щеках пылали два красных пятна. Он не отводил глаз от бутерброда. Льюис заметил, что Стивен дрожит. Более того, он заметил на бутерброде Стивена помидор. Прямо на его глазах Стивен откусил и с хлюпаньем втянул в себя отклонившийся от курса кусок.
С другом явно было что-то не так.
— Стив, пойдем. — Льюис снова засмеялся было, но смех прозвучал так дико даже для его собственных ушей, что он тут же оборвал его, оставив звенящую тишину на самом ее пике.
До того он был слишком поглощен бутербродом, но тут вдруг заметил, что Эйвери стискивает в руках зеленый свитер, мнет и выкручивает его так, что костяшки побелели от напряжения. У Льюиса заныло в животе.
— Пойдем, тормоз. Меня дома заждались. — Это было, конечно, неправдой, но Льюис вдруг ощутил непреодолимое желание оказаться дома.
Стивен швырнул остатки бутерброда в Льюиса, угодив в шею:
— Вали отсюда! Проваливай!
Льюис в изумлении отступил на шаг.
Дрожа всем телом, Стивен подступил к нему вплотную, почти прижался.
— Я знаю, что это был ты. На огороде.
Льюис вспыхнул:
— Э… Чего?
— Ты что, не слышал? Я знаю, что это был ты. А теперь катись!
Рукояткой лопаты Стивен ткнул Льюиса в шею, тот отшатнулся, едва не упал, Стивен толкнул его снова, и Льюис сел на вереск. Стивена охватила паника. Он схватил Льюиса за плечо, стараясь одновременно поднять его и оттолкнуть. Льюис отползал назад, Стивен вопил:
— Ненавижу тебя! Вали домой!
Мокрые крошки и брызги слюны летели у Стивена из разъяренного рта. Льюис встал, и Стивен снова набросился на него. На этот раз Льюис отскочил назад.
— Ты чокнулся? — заорал он на Стивена. — Совсем съехал?
И оглянулся на Эйвери, точно надеясь на поддержку.
— Он сдурел! — снова крикнул Льюис, но Эйвери даже не смотрел на него.
Эйвери смотрел на Стивена. Его нестерпимо красные губы приоткрылись, обнажая острые белые зубы; на лице было сосредоточенное выражение. От этого выражения — куда больше, чем от внезапной истерики Стивена, — у Льюиса заныли внутренности. Захотелось умчаться отсюда. Сейчас же. Куда угодно. Не медля больше ни секунды. Первобытный страх овладел им, и с диким воплем он бросился прочь сломя голову.
Стивен смотрел Льюису вслед, чувствуя, как нить его жизни раскручивается, тянется следом за убегающим другом, точно привязанная, не оставляя ему ничего, кроме пустоты в груди и остатков чертова помидора, бултыхающихся в кишках.
Он ощутил, как Эйвери за спиной медленно спускается с холма, мокрый вереск со свистом бьет по лодыжкам, ножу, тросу, готовому к бою оружию.
Дрожь прошла по всему телу. Стивен со всхлипом повернулся.
Эйвери сидел где сидел.
Одну бесконечную секунду они рассматривали друг друга. Стивен смахнул слезы страха тыльной стороной ладони и поймал себя на странной мысли: Эйвери решит, будто он расплакался из-за того, что поссорился с Льюисом. Казалось, его разум отступил куда-то вдаль и теперь наблюдает за его действиями со стороны. Эта отстраненность пугала, но поделать Стивен ничего не мог. В голове поселился некто, принимающий теперь решения, и лишь это не давало ему свернуться на вереске в исходящий страхом комок, ожидая неизбежного.
— Все хорошо?
Стивен, кусая губу, кивнул. Снова наступила тишина.
Эйвери встал, аккуратно отряхнулся и сделал шаг.
Стивен заметил, что брюки у того промокли до коленей, и осознал, что и его собственных голеней касается сейчас такая же холодная заскорузлая ткань.
Кончик каждого нерва трепетал, вздрагивал, требовал немедленно повернуться и бежать. Но он продолжал стоять, ожидая, пока убийца подойдет к нему.
Почему?
Голос стороннего наблюдателя, поселившегося внутри, требовал ответа. У Стивена ответа не было — была лишь гудящая куча слов и образов, кусочки пазла в только что открытой коробке. Он знал, что все эти кусочки образуют картинку — сельский сад, или корабль, или щенков в корзинке, но кусочки в его голове так и оставались отдельными кусочками, а некоторые были перевернуты, и одного лишь голоса со стороны недостаточно, чтобы собрать из них хоть что-то вразумительное, хоть что-то полезное.
Эйвери стоял уже так близко, что Стивену пришлось взглянуть ему в лицо.
— Ну так и в чем же дело?
Голос был приятным, выражение лица — благожелательным. Брови, губы, щеки двигались, как у всякого обычного человека, и лишь глаза были где-то далеко и полны каких-то иных мыслей.
Он положил холодную руку Стивену на плечо.
Льюис не помнил, как бежал. Опомнился, лишь внезапно оказавшись внизу.
Адреналин заставлял сердце сжиматься, а легкие — наполняться воздухом. Он сильно ободрал колено, когда с разбегу преодолевал перелаз.
Льюис свернул налево, на узкую, занавешенную туманом улицу — главную улицу Шипкотта. Подошвы звонко защелкали по камням, эхо заметалось меж крутых отвесных стен.
Он не мог взять в толк, что его напугало, и боялся, что не сумеет объяснить этого остальным. Но он знал, что должен сделать все возможное, ибо время секретных агентов, снайперов и футболистов прошло, и теперь в игру пора вмешаться взрослым.
Несмотря на субботнее утро, из-за тумана город казался мрачным и вымершим, а улица — пустой как никогда. Льюис свернул за угол и понял, куда все делись.
Небольшая толпа окружала дом Стивена, не умещаясь на тротуаре и выплескиваясь на проезжую часть.
Взрослые. Слава богу.
Льюис почти вскрикнул от облегчения.
Когда в дверь постучали, Летти была в ванной. Сначала она недоуменно поморщилась: кто бы это мог быть в такую рань? Спустя секунду недоумение возросло: в дверь уже не просто стучали, в нее долбили, как долбит разве что в сериалах пьяный муж, жаждущий проучить любовника своей заблудшей жены. Еще так могла бы стучать полиция.
Стук нервировал, даже пугал.
Летти сбежала по лестнице и приоткрыла дверь, левой рукой придерживая полу халата. Халат бы и так не распахнулся, но следовало указать тому, кто за дверью, на бесцеремонность.
Это был мистер Джейкоби. С газетой в руках.
Летти совсем растерялась, пытаясь увязать все это в голове: почему им теперь приносят газету на дом, и почему это «Дэйли мейл», и — самое странное — почему мистер Джейкоби принес ее сам, а не поручил Ронни Тревелу, по меньшей мере десять из своих четырнадцати лет пробегавшему под дождем с почтовой сумкой на боку, такой тяжелой, что, не будь в городе четко размеченных тротуаров, он, пожалуй, так и крутился бы вокруг своей оси.
— Мистер Джейкоби, — произнесла она сдержанно, не зная, что правильнее — улыбнуться или рассердиться.
К ее изумлению, мистер Джейкоби, державший в дрожащих, черных от типографской краски руках газету, открыл рот, как бы собираясь сказать что-то важное, — и вдруг разрыдался.
Дэйви окружали сплошные ноги. В этом не было ничего удивительного: когда тебе пять лет, чужие ноги — твоя постоянная компания. Когда тебе пять лет, твои основные собеседники — потертые пряжки, неровные швы, растолстевшие бедра, ободранные коленки и покачивающиеся подолы.
Но это было уж чересчур. Он стоял на тротуаре возле дома, стараясь не отходить от матери, а люди стискивали их со всех сторон, пытаясь все одновременно заглянуть в «Дэйли мейл». Ноги теснили и толкали его.
Время от времени к нему протягивалась рука, его поддерживали, просили прощения, но никто не смотрел на него, не шутил с ним — центр притяжения всеобщего внимания был там, наверху, над его головой. Дэйви вцепился в голубой махровый халат Летти, почувствовал под кулачками ее теплое бедро.
Мистер Джейкоби плакал, а мать — нет. Дэйви никогда раньше не видел, чтобы мужчины плакали, даже не знал, что такое бывает. Это оказалось так страшно, что лучше было не смотреть, но взгляд отвести никак не получалось. Огромный мистер Джейкоби в зеленой фуфайке, с волосатыми ручищами — и вдруг плачет. Дэйви на всякий случай хихикнул, надеясь, что это шутка, но никто не присоединился к нему. Тогда он покрепче прижался к матери.
Взрослые говорили громко, но непонятно, и Дэйви улавливал только отдельные фразы. Чаще всего повторялась такая: «Это убьет ее».
«Кого убьет? — недоумевал Дэйви. — Кто кого убьет?»
— «Этого не скроешь… Рано или поздно придется… Нет, не показывайте… Это ее убьет».
А мистер Джейкоби все плакал, всхлипывал, захлебывался, и отец Льюиса похлопывал его по плечу, и видно было, что ему очень не по себе, но вовсе не из-за мистера Джейкоби. Мистер Джейкоби казался Дэйви гигантским ребенком, которого столкнули с качелей, а отец Льюиса будто бы утешал его, а сам все смотрел по сторонам в поисках виновника, чтобы задать ему хорошую взбучку.
— Кому и чего не говорить?
Все испуганно оглянулись на бабушку. Из-за леса ног Дэйви не видел ее, но узнал по голосу.
