– Понимаю, о чем вы, – коротко бросил Ллойд. – Тем не менее было крайне несправедливо хватать и прятать за решетку слабую, больную, убитую горем женщину, и вы это знаете. – Стараясь не повышать голоса, он сделал паузу, а потом добавил: – В данный момент меня не интересует, вернут мне драгоценности или нет. Я требую, чтобы вы немедленно перешли ко второму этапу. Хочу, чтобы Грубер составил фоторобот и чтобы результат был хотя бы завтра. Если вы ничего не сделаете, я незамедлительно отдам такое распоряжение сам. И, если честно, ваши обещания меня не интересуют. Вы в долгу перед Кэтлин Лайонс.
Не успел Джоунс ответить, Скотт произнес:
– Хочу знать прямо сейчас, как идут дела с разрешением на обыск. Жду вашего звонка.
Услышав щелчок, свидетельствовавший о конце разговора, Питер почувствовал, как стремительно испаряется его мечта занять пост окружного прокурора.
В одиннадцать часов Эльвира сидела в приемной салона красоты «Бергдорф Гудман», поджидая Лилиан Стюарт, но не надеялась, что она придет сюда в назначенное время.
Пятнадцать минут назад Эльвира объяснила женщине в приемной, зачем пришла:
– Я ее старая подруга, помогаю мисс Стюарт по дому, когда требуется. Она не отвечает на звонки, а пару дней назад сказала, что должен прийти мастер по ремонту холодильников сегодня в час дня и может понадобиться моя помощь, чтобы впустить его в дом.
Женщина у приемной стойки, тоненькая, лет шестидесяти, седеющая блондинка, вежливо кивнула:
– Понимаю. Однажды мне пришлось ждать телевизионного мастера весь день, а он так и не появился. И знаете, что меня бесит? Они назначают время, но это для них совершенно ничего не значит.
– Как вы правы, – согласилась Эльвира. – И все же, поскольку я не смогла с ней связаться, а вы и без меня знаете, как трудно увидеться с тем, кто сам назначает время, то я решила прийти сюда и выяснить, когда она заканчивает. Если у нее длинный сеанс, то мне придется иметь дело с ремонтником. Учитывая, что занятия начинаются на следующей неделе, она, вероятно, хочет все сделать сегодня.
Женщина улыбнулась и кивнула:
– Да. У нее сегодня маникюр, педикюр, стрижка, покраска волос с мелированием и сушкой. Здесь она проведет часа три, не меньше.
– О, это моя Лилиан, – сказала Эльвира, широко улыбаясь. – Она всегда выглядит безупречно. Как долго она ходит в этот салон?
– Дай бог памяти… – Женщина нахмурилась, припоминая. – Когда я начала здесь работать, она уже была постоянной клиенткой, а это около двадцати лет.
В четверть двенадцатого Эльвира снова подошла к стойке.
– Начинаю немного тревожиться, – призналась она. – Лилиан обычно приходит вовремя?
– По ней можно сверять часы. Никогда прежде не забывала ни об одном сеансе, но, наверное, случилось что-то важное. Если она не объявится через двадцать минут, думаю, придется отменить сеанс.
– Возможно, придется, – сказала Эльвира. – Кажется, действительно случилось что-то серьезное.
– Надеюсь только, никаких больших проблем, вроде смерти родственника, – вздохнула женщина. – Мисс Стюарт такая милая.
– Очень надеюсь, что у нее никто не умер, – тихо согласилась Эльвира и мрачно подумала: «Только бы не она сама».
После звонка Грэга Мария сидела на краю кровати у себя в квартире и пыталась разобраться в своих чувствах. Было приятно, что она с ним согласна. Как бы ужасно ни было то, что Ричард пытался купить рукопись, она просто не могла поверить, что он убийца.
Неужели Грэг действительно заметил растущую симпатию между ней и Ричардом? За последние шесть лет, с тех пор как Ричард появился на первых раскопках отца, он бывал у них в доме по крайней мере раз в месяц.
«Неужели именно из-за него я никогда не пропускала этих ужинов?.. Не хочу туда идти, – решила она, взглянув на фотографию мамы и папы на столике. – От тех фотографий с папой и Лилиан у меня было чувство, словно меня предали. Теперь и Ричард тоже будто предал меня».
Она вспомнила вечер три года назад, когда была на похоронах мужа своей близкой подруги. Он погиб в автомобильной аварии, когда пьяный водитель на скорости выехал на встречную полосу шоссе на Лонг-Айленде. Ее подруга Джоан тихо сидела у гроба и на слова Марии могла только сказать: «Мне так больно, мне так больно».
«Именно так чувствовала себя я, когда узнала про папу и Лилиан, – подумала Мария. – Именно так чувствую я себя и в отношении Ричарда. Больно так, что даже нечем плакать.
Неужели Грэг прав и Чарльз Михаэльсон один из тех, кто охотится за рукописью? Такое тоже возможно. Несколько лет назад он уже совершил что-то нехорошее. Не знаю, что это было, только папа сильно расстроился, упомянув об этом. И Чарльз притворялся, что у них с Лилиан отношения, когда они бывали в нашем доме…»
Мария вспоминала теперь, как он говорил: «Мы с Лилиан ходили на новый фильм Вуди Аллена. Постарайся его посмотреть». Или: «В «Метрополитан» прекрасная выставка. Мы с Лилиан…»
«Про Чарльза я готова поверить во что угодно, – подумала она. – Видела, как он взорвался, когда Альберт не согласился с ним в чем-то. Думаю, он достаточно знал, чтобы не вести себя так с папой или Грэгом. Или Ричардом».
Она медленно встала, чувствуя себя так, словно каждое движение требовало усилий, потом вспомнила, что до сих пор не включила своего мобильника. Достав его из сумочки, заметила, что с прошлого вечера в нем накопилось семь новых сообщений. Эльвира пыталась связаться с ней трижды сегодня утром, в последний раз всего двадцать минут назад. Два сообщения были от Грэга. Ричард звонил снова прошлым вечером и сегодня рано утром.
Не тратя времени на прослушивание всех сообщений, Мария позвонила Эльвире, которая рассказала ей про посещение квартиры Лилиан вместе с ее уборщицей и поход в «Бергдорф».
– Я позвонила в Колумбийский университет, начальник отдела Лилиан собирается подать заявление в нью-йоркскую полицию об исчезновении человека, – сказала Эльвира. – Они ужасно встревожены. Детективы из Нью-Джерси уже знают, что она не появлялась дома. Я теперь дома, пью чай, пытаясь разобраться во всем этом, но не думаю, что мы что-то можем сделать.
– Я тоже сомневаюсь, – согласилась Мария. – Но позволь рассказать, что обнаружил Грэг. Чарльз пытался найти покупателя на рукопись среди подпольных коллекционеров. Грэг сам кое-что разузнал про Чарльза. Он слышал о нем от своего приятеля, очень известного коллекционера.
– Отлично, теперь у меня есть пища для размышлений, – довольно произнесла Эльвира. – Мария, что ты делаешь сегодня?
– Была на работе, теперь у себя дома. Собираюсь вернуться в Нью-Джерси.
– Хочешь перекусить?
– Спасибо, но не думаю, что хочу. Лучше поеду домой. Сегодня днем Ллойд сможет получить заключение психиатра.
– Тогда позвоню тебе позже. Не пропадай. Мы тебя любим.
Позднее, уже садясь в машину, Мария перезвонила Эльвире:
– Только что говорила с Ллойдом Скоттом. Кажется, появился свидетель, который видел, как кто-то выбежал из дома, когда моего отца застрелили. Этот самый очевидец грабил Скоттов, когда услышал выстрел и выглянул в окно. Говорит, что ясно разглядел лицо и даже может составить фоторобот. О, Эльвира, будем молиться, будем молиться…
Через час после этого разговора Эльвира все еще сидела за столом, рассеянно глядя на Центральный парк, когда Уилли вывел ее из задумчивости:
– Дорогая, что происходит в твоей головке?
– Не уверена, – произнесла Эльвира, – но мне кажется, что настало время нанести дружеский визит профессору Альберту Уэсту.
Когда Ричард Каллахан появился в приемной прокурора, детективы Саймон Бенет и Рита Родригес уже поджидали его. Вежливо поприветствовав, они провели его в комнату для допросов в конце коридора. Не вдаваясь в детали, Саймон холодно объяснил, что на основании некоторых факторов, выявленных в ходе расследования, после их первоначального предложения сделать заявление настало время зачитать ему его права.
– Вы можете хранить молчание. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас. У вас есть право на адвоката… Если решите давать показания, то можете перестать отвечать на вопросы в любое время.
– Мне не нужен адвокат, и я хочу говорить с вами, – решительно произнес Ричард Каллахан. – Именно для этого я здесь. Собираюсь рассказать вам всю правду, и мы ее добьемся.
Детективы внимательно оглядели его. На нем была светло-голубая рубашка с длинными рукавами, бежевые габардиновые брюки и кожаные туфли. На привлекательном, спокойном и решительном лице особое внимание привлекали ярко-голубые глаза и твердый подбородок; седеющие густые волосы были недавно подстрижены.
Бенет и Родригес тщательно проверили его биографию. Сорок четыре года. Единственный ребенок двух незаурядных кардиологов. Вырос на Парк-авеню. Учился в школе Святого Давида, в Академии Регис и в Джорджтаунском университете. Две докторские диссертации в Католическом университете: по библейской истории и по теологии. Поступил в орден иезуитов в возрасте двадцати шести лет, но спустя год покинул его. В настоящее время преподает библейскую историю и философию в Университете Фордам. «Этот парень вырос на Парк-авеню, учился в частных школах и ничего не знает про школьный кредит», – подумал Бенет.
