– Ты знаешь, кто такие эонисты? – начал издалека Вексфорд.
– Я знаю, что одно из тех словечек, которыми ты закидал меня несколько минут назад. Погоди-ка, эон – это длительный период времени, следовательно, эонист – тот, кто изучает эти самые периоды, так?
– Нет, Майк. Я сам сначала думал в подобном роде, а оказалось, что ко времени это не имеет совершенно никакого отношения. В 1928 году вышла книга Хавлока Эллиса «Эонизм и дополнительные исследования», где впервые был использован этот термин. Эллис образовал его от имени Шарля Эона де Бомона, шевалье д’Эона, который умер в Англии в начале девятнадцатого века. Д’Эон в течение тридцати трех лет выдавал себя за женщину, а Рода Комфри двадцать лет носила маску мужчины. Когда я сказал, что Паулина Флиндерс убила Уэста, я подразумевал, что она убила его в теле Роды Комфри. Рода Комфри и была Гренвилем Уэстом.
– Но это же невозможно! Окружающие, в конце концов, что-нибудь заподозрили бы, – запротестовал Берден, не заметив длинной тени, упавшей на стол. Вексфорд обернулся и приветливо поздоровался:
– Добрый вечер, сэр.
Опомнившийся Берден вскочил на ноги.
– Сидите, Майк, сидите, – сказал Гризвольд, взглянув на Вексфорда, словно давая тому возможность самому пригласить начальника полиции к столу. – Могу я к вам присоединиться? Или наш главный инспектор предпочитает рассказывать свои байки со вкусом и не торопясь, как привык? Не хотелось бы прерывать рассказ до того, как он, наконец, доберется до кульминации.
– Кульминация только что произошла, – глухо произнес Берден. – Могу я предложить вам выпивку, сэр?
– Спасибо, я уже. – Гризвольд продемонстрировал маленький стаканчик с сухим шерри, который до поры до времени почему-то прятал за спиной. – Я бы тоже хотел выслушать до конца эту занимательную историю, с краткой версией которой я знаком из рапорта, в этом у меня над вами преимущество, Майк. Так о чем вы говорили, когда я вошел?
– Я сказал, что она не смогла бы долго притворяться, рано или поздно это бы заметили, – повторил Берден.
– Ну же, Редж, продолжайте. – Гризвольд сел рядом с Берденом. – Вас ведь не смущает мое присутствие?
– Конечно, нет, сэр. – Вексфорд собирался добавить, что так легко его в краску не вгонишь, но передумал. – Ответ на вопрос Майка заключается в том, что Рода общалась лишь с людьми, которых нельзя назвать ни слишком умными, ни слишком проницательными. Впрочем, даже Мелина Патель обратила внимание на то, что в Гренвиле было нечто странное, причем заявила, что ни за что бы с «ним» не поцеловалась. Тот же Виктор Вивиан упоминал о «смешном фальцете» своего приятеля, в то время как миссис Краун говорила, что ее племянница «басила». Наверное, и другие, например, Оливер Хэмптон или миссис Нунн тоже замечали кое-что странное. Вряд ли они подозревали в писателе именно женщину, скорее – гомосексуалиста или гермафродита. Сильно сомневаюсь, что они бы сказали мне о таком. Кроме того, когда я их расспрашивал, то сам говорил лишь о возможном знакомстве Гренвиля с Родой, и ни о чем больше, а все они – люди осмотрительные, профессионалы, работающие с Уэстом. Что же до прочих, с кем она общалась в барах, эти типы не похожи на консервативных провинциалов. Они воспринимали ее как очередной курьез в их обществе чудаков. Прежде, чем вы присоединились к нам, сэр, я рассказывал инспектору Бердену об Изабель Эберхард, Джеймсе Миранде Бэрри и Марте Джейн Берк. Все они являлись эонистами.
Изабель Эберхард странствовала по североафриканской пустыне, где иногда выдавала себя за мужчину. Миранда Бэрри под видом юноши поступила в медицинскую школу, куда девушкам в те времена путь был заказан, а потом всю жизнь прослужила полевым врачом в британских колониях. Только после ее смерти определили, что она женщина, причем рожавшая. Марта Берк, которую прозвали Бедовой Джейн, жила с мужчинами и вела себя как мужчина: жевала табак, профессионально обращалась с оружием, и лишь когда она приняла участие в войне против Сиу, обнаружилось, что это – женщина.
Что же касается шевалье д’Эона, то это был мужчина, представлявшийся женщиной весьма успешно. Настолько успешно, что его компаньонка, Мэри Коул, ни разу не усомнилась в том, что он – женщина. Она ухаживала за своей «подругой» во время болезни и узнала, что это был мужчина, только после его смерти в 1810 году. Я процитирую вам слова, сказанные одним из докторов, освидетельствовавших тело: «Она несколько часов не могла оправиться от потрясения». Таким образом, у Роды Комфри имелись многочисленные предшественники, которых никто не подозревал в переодевании в женское или мужское платье. Кого-то удается ввести в заблуждение, кто-то о чем-то догадывается, но настоящий пол таких людей остается тайной до тех пор, пока они не заболеют или не умрут, как это и случилось с Родой.
– А что навело вас на эту мысль, Редж? – задумчиво спросил начальник полиции.
– Моя дочь. Она как-то сказала, что ради того, чтобы приобрести одинаковые права с мужчинами, можно прибегнуть к эонизму. Ну, еще было письмо Гренвиля Уэста, адресованное Чарльзу Уэсту: у меня возникло стойкое ощущение, что оно написано женщиной. Потом ногти Роды – ярко накрашенные, но короткие. Зубная щетка – у мисс Комфри она была, а в вещах Гренвиля Уэста не обнаружилась. Одним словом, сплошные ощущения, как вы говорите, сэр.
– Все это, конечно, прекрасно, – вмешался Берден, – но как же насчет возраста? Роде было пятьдесят, а Гренвилю – тридцать восемь.
– У нее имелась веская причина изменить возраст, сейчас я к этому подойду. Но вы должны вспомнить одну вещь: Рода считала, что у нее не было ни нормального детства, ни юности. Уменьшение возраста – было одним из способов их вернуть. А теперь подумайте о признаках старения мужчин и женщин. У женщин к пятидесяти слой подкожного жира уменьшается, в то время как у мужчин его никогда много не бывает. Поэтому мужчины всегда выглядят моложе, чем они есть, несмотря, например, на морщины под глазами. В то время как женщину морщины старят. В этом, кстати, тоже проявляются различные гендерные стандарты. Тебе ведь немного за сорок, Майк? Надень женский парик, сделай макияж – и ты будешь казаться старой ведьмой, но если женщина твоего возраста оденется на мужской манер и коротко пострижется, то ее примут за тридцатилетнего парня. Моей дочери Шейле двадцать четыре, но когда она на сцене переодевается в дублет, играя Джессику в «Венецианском купце», ты едва дашь ей шестнадцать.
– Точно, – неожиданно поддержал Гризвольд. – Помните секретаршу Криппена[21], Этель Ли Нив? Ведь она уже была зрелой женщиной, когда попыталась пересечь Атлантику, переодевшись мужчиной, и никто не усомнился, что это сын Криппена. Кстати, Редж, вы можете добавить в свой список еще Марию Мартен, потерпевшую из Красного амбара[22]. Она тоже ушла из дома, переодевшись батраком, несмотря на то, что трансвестизм в те времена был вне закона.
– Во Франции семнадцатого века, – заметил Вексфорд, – за это вообще казнили.
– Хм-м-м, я вижу, вы основательно подготовились. Ладно, рассказывайте дальше.
– Природа не была милостива к мисс Комфри: крупная плоскогрудая женщина с широким лицом и большим носом. Таких обычно зовут «мужеподобными», пусть конкретно Роду никто так не называл. В юности она пыталась одеваться подчеркнуто женственно, в надежде привлечь к себе внимание парней. Подражала своей тетке, поскольку видела, что та нравится мужчинам. Увы, Роде это не удалось, и она пришла в выводу, что быть женщиной – значит, находиться в невыгодном положении.
Ей отказали в образовании, она могла лишь работать, как ломовая лошадь. Все ее несчастья происходили из-за того, что она родилась женщиной, при этом лишенной преимуществ, которые обычно те имеют перед мужчинами. Вот моя дочь Сильвия жалуется, что мужчины проявляют к ней интерес только благодаря ее красоте, а вовсе не потому, что ценят как человека. Рода же отнюдь не была красавицей, а следовательно, и мужского внимания не привлекала. Останься она дома, превратилась бы в злобную старую деву, но ей улыбнулась удача. Мисс Комфри выиграла на футбольном тотализаторе приличную сумму денег. Я не знаю, с самого ли начала она жила в Лондоне как мужчина, да это и неважно.
Она начала писать. С другой стороны, может быть, именно тогда она и перестала носить неудобные платья и поменяла их на брюки, свитера и пиджаки? Кто знает… Наверное, в таком виде Роду принимали за мужчину, и это подсказало ей выход. Но скорее всего, как пишет Хавлок Эллис, стремление переодеваться в мужскую одежду было изначально заложено в ее натуре. Затем последовало мужское имя в качестве псевдонима, когда она представила издателю свою первую рукопись. И Рода подумала: сейчас или никогда. Если она собиралась сделать карьеру и получить известность, то никаким разночтениям в половой принадлежности места не было. Притворяясь, точнее, превращаясь в мужчину, она разом выигрывала: уважение окружающих, ощущение, что все в ее жизни встало на свое место, свободу идти куда хочешь и делать что пожелаешь, например, бродить в темноте и чувствовать себя в безопасности или пить в барах наравне с мужчинами. Между тем потерями можно было пренебречь. Вот построить с кем-либо более тесные взаимоотношения стало невозможно. На это Рода так и не решилась, если не считать дружбы с таким болваном, как Виктор Вивиан.
