Джини и Ирод тоже закружились в танце.
Ред вырвался из объятий отца.
— Мама взяла с меня обещание! — воскликнул он с вызовом. — Хотя мне было всего пять, мама заставила меня пообещать, что я не спущу глаз с Родди. Но как прикажешь это делать, если вы оба по уши увязли в мошенничестве? Какой пример вы ему подаете?
Да, это было внутреннее дело семьи Шарки, и я чувствовал себя совершенно лишним. Мне надо было бы сейчас быть дома, с родными. У нас своих проблем хватает. Мне вдруг остро захотелось домой. Я понял, что истосковался даже по надрывным мелодрамам Хейзл. Я готов был надеть любую рубашку, которую предложит мама. И папа. Папа… При мысли о нашей семье у меня защемило сердце. Эх, бросить бы все это расследование к чертям! А потом проспать денек-другой…
Папаша Шарки перестал танцевать.
— Ты дал матери обещание? Она попросила об этом тебя, несмышленыша? Почему не меня?
Он и сам знал почему, но Ред все же произнес это вслух:
— Потому что ты никогда не изменишься, а для нас с Родди еще не все потеряно. Мы можем жить нормальной жизнью.
— Не хочу я жить нормальной жизнью! — заявил Ирод. — Какая в этом радость? Что мне, заделаться частным сыщиком, как ты и твой новый лучший друг?
— Ты слишком мал, чтобы знать, чего хочешь! — Ред понуро опустился на стул и спрятал лицо в ладонях.
Ирод засмеялся:
— Вот-вот, поплачь, Мэри! Дать тебе платочек?
— Заткнись, Родди! — внезапно взорвалась Джини. В ее глазах дрожали слезы. Она сердилась, грустила и раскаивалась — все одновременно. — Почему ты раньше ничего не рассказывал? — накинулась она на старшего из братьев.
— Я пытался приглядывать за ним тайком, — ответил Ред, не убирая рук от лица. — Не хотел идти против вас. Но сейчас… все зашло слишком далеко. Ирод постоянно ворует в школе. Полиция уже держит его на примете. Ждет не дождется его шестнадцатилетия, чтобы вручить в подарок наручники.
Джини достала из рукава бумажный носовой платок и вытерла слезы.
— Папа, знаешь… по-моему, Ред прав.
Папаша вскинул могучие руки.
— И ты туда же! Все против меня?
Джини стояла на своем:
— Тут нет ничего личного. Мы не против тебя. Мы за мамочку и за Родди тоже.
Погрузив пальцы в заросли бороды, Папаша поскреб подбородок.
— Ну, может, мне следует немного приструнить его…
— Что?! — завопил Ирод. — Нечего меня приструнивать! Еще не хватало — из-за каких-то дурацких бредней Реда…
Но Ирод забыл главное правило своей семьи: никто не смеет указывать Папаше.
— Нечего тебя приструнивать? — загремел Шарки-старший. — Это ты мне говоришь? В этом доме хозяин я! И ты будешь делать то, что я скажу. Начиная с сегодняшнего дня, три дня в неделю в школе! И никакого воровства!
— Три дня в неделю! — взвыл Ирод. — Я что, робот?
Отец семейства был неумолим.
— Три дня. Без разговоров. А после Рождества, может, и четыре!
Ирод выбежал из комнаты, завывая, словно росомаха. По дороге он умудрился врезать мне по плечу.
— Это все ты виноват, Минимун, я знаю! — закричал он и исчез в коридоре.
Папаша обратил взгляд на меня.
— Долго ты уже болтаешься в нашем доме? — спросил он таким тоном, как будто переворот в его семье и впрямь произошел по моей вине.
— Всего один день.
— Да? А кажется, будто целую вечность. Как бы то ни было, к утру твое время истекает.
— Знаю. Двадцать четыре часа.
— С этим никаких проблем, папа, — сказал Ред. — Все улажено. Мы разобрались в этом деле, и к утру с нас снимут подозрения. Тогда Мун уйдет домой, и мы вернемся к обычной жизни.
— Все кончено? — задумчиво пробормотал Папаша. — Что-то уж больно легко и быстро. У меня нюх на преступления. Ничего тут еще не кончено, и возвращением к обычной жизни пока даже не пахнет.
Нюх против фактов. Папа располагал первым, я вторым. Если прав я, это дело мертво и похоронено. И существует только два способа восстать из мертвых. Первый — явиться кому-нибудь во сне. И второй — если закопали не то тело.
Во мне заворочался червячок сомнения.
— Мне нужно пойти к себе, — пробормотал я, — Еще раз просмотреть данные…
Мои распечатки так и валялись по всей комнате. Обычно, когда дело закрыто, взгляд в прошлое помогает заполнить пробелы, восстановить всю картину. Когда знаешь, кто совершил преступление и почему, нетрудно вычислить, как оно было совершено.
Итак. Эйприл Деверо хочет избавиться от недисциплинированных мальчиков из своего класса. Какое отношение это имеет к Мэй Деверо, Адриану Маккою, Изабель Френч или Мауре Морнейн? На первый взгляд, никакого. Однако должна же быть какая-то система в безумии Эйприл. Какая-то связь между ее злодеяниями. Разобраться в этом невозможно без ее блокнота. Март разберется. Он сложит вместе фрагменты мозаики, и я снова стану законопослушным членом общества. Счастливый финал, крепкие объятия и нежные поцелуи.
Я лежал на постели среди распечаток и фотографий. Старый пружинный матрас угрожающе провисал даже под моим ничтожным весом.
Мама. Папа. Хейзл. Простите. Скоро вернусь. Люблю. Флетчер Ватсон Шарки Минимун Мун.
Меня обуревали противоречивые чувства, в голове мелькали сценарии нашего воссоединения. Большинство этих сценариев заканчивалось тем, что меня держат под домашним арестом до той поры, пока я не женюсь и не стану жить отдельно. Когда воображение начинает рисовать картинки одна другой страшнее, это верный признак, что ты влип…
С какой стати «Les Jeunes Étudiantes» вообще заинтересовались мной?
Этот вопрос не давал мне покоя, потому что я не знал на него ответа. Почему я стал мишенью Эйприл и ее приятельниц? Чем больше я думал об этом, тем больше начинало казаться, что существуют два разных дела. Как сказал Март на скамье в парке целую вечность назад? Иногда, если никак не удается найти систему, причина в том, что система не одна. Две группы злоумышленников. «Les Jeunes Étudiantes» и таинственный великан. Возможно ли это? Возможно ли, что, бросив дротик в фотографии, я случайно вышел на грандиозные замыслы Эйприл Деверо, которые тем не менее не объясняют всего?
Нет, решил я. Невозможно. Городок Локк просто слишком мал, чтобы вместить две преступные группы. Между жертвами должна быть связь, пусть даже тонкая, как паутина. Нужно проявить терпение. К утру прояснится, как часто говорят синоптики. Вот только такие прогнозы редко сбываются.
Мое вымотавшееся до предела тело провалилось в сон. Но мозг, честное слово, бодрствовал до самого утра, неустанно пытаясь разгадать головоломку. Что, если мы ошибаемся? Что, если наш великан все еще прячется в кустах, поджидая следующую жертву?
К восьми тридцати утра я был уже на ногах и, полностью одетый, шел по коридору к спальне Реда.
Постучав в дверь, я крикнул:
— Не спишь?
Из-за соседней стены донесся голос Джини:
— Заткнись, свинтус. Ночь же еще.
В двери возник Ред. Его рыжие волосы слиплись и торчали во все стороны, словно иголки дикобраза.
— Мне нужен телефон, — сказал я, щелкнув пальцами. — Срочно.
Ред бросил мне мобильник.
— Домой хочешь позвонить? Сказать, что вот-вот будешь?
— Нет. Мне нужно поговорить с Мартом.
Ред выхватил у меня телефон, не дав набрать номер.
— Ты в своем уме? Никогда не звони полицейскому поутру. Ты что, даже этого не знаешь?
— Я должен удостовериться, что подозрения с нас сняты.
— Конечно сняты, Минимун. За всем стоят Эйприл и ее чокнутые подружки.
— Может, да. А может, и нет.
Ред вздохнул.
— Ты параноик, Минимун. — Он снова сунул мне телефон. — Давай, избавься от своих страхов.
Я набрал номер. Март ответил только после восьмого гудка.
— Сержант Хориган слушает. Вы что, не знаете, что лучше не звонить полицейскому поутру?
— Март, это Флетчер.
Он громко задышал, как будто пытаясь успокоиться.
— Флетчер Мун, — сказал он наконец. — Ты сделал из меня шута, Флетчер. Или, может, мне следовало сказать «Ватсон»? — Март сложил два и два быстрее, чем я думал. — Кассиди рассказал мне о новом Шарки, и Эйприл только что подтвердила мои подозрения. Я еду к вам. Будь любезен, оставайся на месте.
