Андрей Хазарин - Союз обворованных

И замолчал было, но очкарик так его не отпустил — спросил с явным интересом:

— И какой же вам известен рецепт от всех политических бед?

— А очень простой! — майор рубанул воздух костылем. — Стрелять! Всех ворюг вылавливать — и к стенке! Был бы я президентом, быстро порядок навел бы! Они ж там не о государстве думают и не о нас с вами, они думают, как им наворовать и с наворованным смыться! Стрелять гадов! И первого Лаврентьева!

Очередь как-то уступила трибуну этим двоим — дебелому майору и невидному очкарику. Но тут кто-то вмешался:

— А почему именно Лаврентьева первым? Я такого вообще не слыхал.

— А это у нас в Дальнем Куту самый первый ворюга, прохвост, пробы негде ставить!..

Саша усмехнулся про себя. Да, видать, майор не там служил, где стреляют. Сам он с братаном вместе успел Афгана прихватить, хоть самый хвостик, стрельбы насмотрелись. Туда, конечно, пацанами ушли, но домой мужиками вернулись. Постепенно в голове уложилось, теперь-то понятно, что получается, когда начинают политические проблемы стрельбой решать…

Хотелось ему подкинуть пару наводящих вопросов — заинтересовал его разговор о прохвосте Лаврентьеве: ближе к специальности, Алексей учил собирать разведданные, местную круть Саша знал наперечет, а вот эта фамилия попалась впервые.

Но тут над дверью кабинета загорелся фонарик с надписью «Не входить!» — и майор подался ближе к двери, видно, он в очереди первый был.

Вышел доктор — молодой, худощавый, с короткими светлыми волосенками. Оглядел очередь, быстро собрал направления, сложил пачечками: ноги к ногам, грудные клетки — к клеткам. Для Саши компании не нашлось, но доктор сам его вытащил:

— А вы первым пойдете, у меня аппарат как раз на голову настроен.

Квадратный майор было грохнул об пол костылем, но доктор его утихомирил:

— Не волнуйтесь, раньше вас он все равно домой не уйдет, ему ещё свой череп к травматологу нести.

— А мне свою ногу?!

— Вам сегодня гипс снимут, и пойдете домой ножками, а что с его черепом будет, пока неясно.

Саше стало от таких разговоров неуютно, и он шагнул в кабинет вслед за доктором, напрочь забыв о разговорах в очереди.

Доктор Сергей Сергеич выкобениваться не стал, пятерку принял, вызвал из подсобки мужичка постарше, тоже в белом, тот велел лечь на стол (холодный, зараза), прикрыл Саше морду тяжелой вонючей резиной, предупредил, что, когда даст команду, надо будет замереть и лежать неподвижно, долго чем-то скрипел, потом крикнул откуда-то издали: «Не двигаться», загудело, стихло, мужичок вернулся, буркнул: «Перевернитесь на правый бок», снова поскрипел, снова велел не двигаться, снова загудело, и наконец Саше дозволено было встать.

Появился доктор, сказал: «Евженко, подождите в коридоре с полчасика» и зазвал горластого майора.

Разговор в очереди продолжался, но теперь о том, чем лучше очищать казенную водку — марганцовкой или активированным углем (ну, хотя бы из противогаза).

Саша-Е присел на крайний стул и вдруг понял, что боится. Вот уж совсем дурость — чего бояться-то, первый раз, что ли, по маковке досталось! А все равно, какую-то тоску все эти доктора со своими аппаратами нагоняют, мало ли чего они там высмотрят…

Наконец появился доктор — не из той двери, а из соседней, видать, отдельный выход из подсобки. Нашел Сашу глазами, поманил к себе, протянул большущий негатив.

— На… за уголок держи, пленка ещё не досохла. Неси к доктору Чистякову. Да не волнуйся, все нормально. Крепкая у тебя голова, трещин нет. Но в следующий раз шапку-ушанку надевай. А ещё лучше — мотоциклетный шлем.

Саша слетел по лестнице и не вспомнив о лифте, заскочил к пузатому Чистякову, отдал пленку, наклонился к уху:

— Что я вам должен, доктор?

— Ничего не должен, я не тебе одолжение делал, а Алексею Глебовичу. Увидишь — привет передавай.

Так Саша и сделал. Явился к бригадиру, четко доложил, мол, обследование прошел, все нормально, доктор привет передавал. После чуть расслабился, усмехнулся:

— Так что напрасно вы тревогу подняли, Алексей Глебович.

(Хозяин, Борис Олегович, категорически требовал, чтоб даже между собой разговаривали со всем уважением — «вы не сявки»).

Бригадир поднял серьезный взгляд:

— Александр Валентинович, мы с вами — охрана. Можно сто раз напрасно тревогу поднять, нельзя один раз прозевать. Такую привычку надо отрабатывать до автоматизма, как академик Павлов у собачек. Второе. У нас резервных батальонов нет, каждый человек на счету, каждый должен быть в полном порядке. Того дело требует. Считайте, что я лишний раз проверил оружие.

Саша-Е скривил рожу, но промолчал.

— Так, Александр Валентинович. Доложите, какие установлены новые факты, лица, полезные сведения.

Саша четко и подробно доложил о докторах — как звать, чем занимается, где сидит, сколько взял. Упомянул об отключенном в клинике электричестве. Под конец хмыкнул и — так просто, как анекдот рассказал бы, — описал майора из Дальнего Кута, который знает, как навести порядок: всех к стенке, а первым прохвоста Лаврентьева.

Бригадир, однако, анекдота в этом не усмотрел, что-то даже записал в блокнотик мельчайшим почерком.

— Хорошо, Александр Валентинович. Я вами доволен.

Алексей добросовестно пересказал донесение Саши-Е о майоре в больничной очереди, который знал главный рецепт решения политических проблем.

— Грустно и показательно, — подытожил Борис Олегович. — В полном соответствии с вековой ментальностью обывателя Российской империи. Народ истомился по диктатуре. Впрочем, почему только Российской? Бесславно проигранная война, глубокий кризис — и выплывает Гитлер. «Как крематорные дымы, всплывают на верха дерьмы…»

Адам Сергеевич поерзал на сиденье. Что-то он не мог припомнить этой цитаты, хотя шефу частенько случалось повторяться. Уж не сам ли Слон грешил виршиками в далекой юности?..

— Алексей Глебович, а нельзя ли пригласить Евженко… Александра?

— Они с братом отдыхают после суточного дежурства. Должны заступить с семнадцати часов.

— В семнадцать ноль пять — ко мне. И вас, Александр Александрович, попрошу присутствовать… Видите ли, коллеги, это тот случай, когда мы можем нанять мартышку таскать нам каштаны из огня. В предвыборной кампании необходим возмутитель спокойствия, горластый дурачок, который не побоится разворошить муравейник… Так если уже имеется на месте действия, в славном городе Дальнокутске, такой политически заангажированный и радикально настроенный маиор (слово это Дубов произнес через «и», на гоголевский лад, всплывшая недавно в разговоре ассоциация засела в мыслях), то отчего бы ему не послужить общему делу?.. Кто лучше него сумеет наскрести компромат на главного местного ворюгу и прохвоста?

— Майора ещё найти надо… — пробормотал недовольно Дюваль. Ему не хотелось торчать на службе до пяти минут шестого: на период времени от шестнадцати часов и далее у него уже были намечены более привлекательные планы.

— Найдем, — лаконично сказал Алексей. — По записям в клинике.

В двенадцатом часу, по дороге в Химтех, Борис Олегович велел Антону сделать небольшой крюк, заехал в АСДИК и дал Колесниковым задание собирать компромат на кандидатов-конкурентов. Собственно, самого Колесникова он не застал. Анна же Георгиевна метала искры из глаз, разговаривала ершисто и была совершенно очаровательна.

Через два дня, седьмого февраля, состоялась первая сенсация в предвыборной кампании: появился десятый кандидат, самовыдвиженец (!), некий Скуратов Леонид Иванович, майор в отставке. Еще через день в газете «Авось» было опубликовано интервью с ним. Майор не строил себе иллюзий:

«Я понимаю, что не пройду, но, спасибо добрым людям, которые дали денег на предвыборную кампанию, имею теперь возможность говорить во весь голос. Может, хоть кто-то в этой державе услышит меня и обратит наконец внимание на бедственное положение армии и народа».

Далее он высказывал полное неверие в прочих кандидатов и делился своими рецептами наведения порядка в державе вообще и области в частности. Слова «всех к стенке» открытым текстом даны не были, но отчетливо звучали на заднем плане. Прямо было произнесено лишь обещание вывести «кое-каких мерзавцев на чистую воду».

Как ни странно, журналист, который брал это интервью, от комментариев воздержался.

Разговор с таксистами ничего не дал, и старшина Сердюк остался недоволен. Только время угробил, пока по городу мотался, выискивал. Ну стояли в тот день возле гастронома. Ну ждали, пока пассажиры объявятся. К Николе в тачку забились, он бензин не жалеет, у него всегда натоплено. «Манго-манго» слушали, «А пули летят, пули». Нет, ничего интересного не заметили.