Точно так же прошли следующие пять лет. Пока не стали приходить письма от молодого человека, который назвался Робертом Миллером. Это оказался поэт, юноша восторженный и горячий. Одаренный фантазией достаточной, чтобы влюбиться в Эмили заочно, вообразив прекрасную деву по ее стихам. Сам он тоже писал стихи, признанные публикой совершенно непонятными, а критиками многообещающими, но не до конца раскрывающими талант их автора.
Завязавшаяся переписка волновала Эмили. Сначала она страшно испугалась, затем заинтересовалась, а после увлеклась письмами и их автором. Но встретить его в реальности она страшилась едва ли не больше, чем умереть до того, как она сможет увидеть тайного обожателя. Никаких посетителей она никогда не допускала, общаясь со знакомыми исключительно посредством пера и бумаги. Вордсворт рекомендовал Роберта Миллера, после того как тот попросил об этом, хотя и не думал, что это склонит Эмили к решению принять его лично.
Целый месяц Роберт ежедневно приезжал в дом, но к Эмили допущен не был ни разу. Всякий раз после нескольких чашек чая, предложенных Арабэллой и выпитых в ее молчаливом обществе, он получал отписку с горничной о внезапном ухудшении здоровья мисс Эмили и возвращался обратно в Лондон.
Письма страстные, горящие большим и незнакомым Эмили чувством, сделали свое дело, и она уже начала допускать гипотетическую вероятность встречи или беседы в каком-нибудь отдаленном будущем.
Однажды, когда восточного ветра не было и в помине, когда Эмили, немного оправившись от очередного ухудшения здоровья, на полшага отошла от края бездны, из которой веяло ледяным дыханием смерти, это случилось.
Гостю пришлось выпить не одну чашку бледного чая в благовоспитанном обществе Арабэллы, прежде чем горничная собрала Эмили, и слуги вынесли ее на кресле в гостиную, где дожидался гость.
Что же увидел наш страстный влюбленный? Он увидел создание больше похожее на фею. Черные волосы обрамляли узкое худое лицо, на котором влажным блеском волнения горели огромные черные глаза. Закутанная в многочисленные шали, изможденная болезнью и вынужденным заточением девушка была настолько слаба, что говорила голосом едва слышным и еле нашла в себе силы поднять руку для того, чтобы Арабэлла ее пожала. Она была в таком замешательстве, что тихий лепет ее походил больше на бред.
Испугало ли это зрелище Роберта? Нет и нет! Он воспылал еще большей любовью к ней. Он в первый же свой визит пал к ее ногам и страстно просил ее руки, чем вынудил Арабэллу призвать его к приличию или покинуть их дом. Но, уехав, Роберт снова закидал свою возлюбленную письмами. Он молил ее и Всевышнего только об одном счастье — иметь возможность навеки оставаться подле своего ангела.
Она отвечала теперь с большим приятием. Вид молодого, пышущего здоровьем и отчаянным желанием любить ее человека внушил ей желание перед смертью испытать такое счастье, о котором она — больная, почти калека — не могла и мечтать.
Как ни странно, подобного рода шоковая терапия благотворно сказалась на здоровье умирающей девушки. Она стала оживать. День ото дня, час от часу ей становилось лучше. Постепенно она смогла уже самостоятельно подниматься навстречу Роберту, когда он наносил ей еженедельный визит.
Вот уже она в силах была сидеть в кресле в саду, пока юноша собирал для нее там цветы. Затем она стала прогуливаться с ним сначала в парке, а затем и в лесу за домом. Наконец настал день, когда он вымолил у нее позволения обратиться к ее отцу с просьбой ее руки, так как сердце он уже получил от самой хозяйки.
Все сестры от души радовались за Эмили, все в один голос восхищались такой романтичной историей и таким, несомненно, романтичнейшим из всех героев. Они уже тайком известили тетушек о возможной перемене в положении их горячо любимой сестры. Втайне надеясь также, что и сами вскоре последуют ее примеру.
Но все надежды рухнули в одночасье. Отец, высокомерно выслушав молодого человека, категорично отказал ему в самых несветских выражениях. Запретил тому раз и навсегда не только заикаться об этом предложении, но вообще показываться на глаза кому бы то ни было из членов его семьи.
Приехав в дом, сэр Эбнер страшно накричал на Арабэллу, обвинив ее в пособничестве темным делишкам мистера Миллера и в преданном доверии отца. Эмили была вне себя, не понимая, что именно так настроило отца против избранника. Ну не стесненные же средства последнего, в самом деле! Какое отношение деньги имеют к чувствам? Нет, она решительно не могла понять.
На следующий день после отъезда отца девушка в одиночестве прогуливалась по берегу пруда. В нем плавали кувшинки, те самые, видом которых наслаждалась она в обществе Роберта. Эмили перечитывала письмо с предложением бежать и венчаться тайно, а затем поселиться вместе в Италии, во Флоренции, которую он так живо описывал в одну из недавних встреч.
Тело Эмили нашли плавающим в пруду слишком поздно, чтобы надеяться, что она еще жива».
Из глаз Кассандры хлынул горячий поток соленой воды, вымывая пыль и темноту. Очнувшись от ощущения, что глаза промываются слезами, она поняла, что обвал не приснился. Что она все еще лежит погребенная под горой камней в заброшенном подвале старого здания, которое никто не посещает по доброй воле.
Гейбриэл, возможно, находится в таком же положении, если вообще выжил. Она лежала и прислушивалась в надежде услышать хоть какой-то звук, хоть стук падающего камня… Но ничего слышно не было. Из-за того, что тишина была всеобъемлющей и абсолютной, тихий звук мелодии раздался для Кассандры так, будто она стояла под самым колоколом городской башни.
Немного придя в себя от первого оглушающего звука, продолжавшего эхом раздаваться в голове, Кассандра решила открыть глаза. Мокрые ресницы с трудом разлепились, и она поняла, что может видеть, что темнота перестала быть непроницаемой абсолютно.
Медленно, словно на заржавевших шарнирах, повернув голову, девушка пригляделась к размытому пятну света сбоку. Фонарь, не разбившийся, но засыпанный песком, лежал рядом с рукой. Ноги были прижаты к полу камнями, она чувствовала, что не может даже двинуть ими. Зато обе руки как будто были в полном ее распоряжении. Пошевелив пальцами, Кассандра подняла руку и растерла слезы по лицу. Тихая музыка все продолжала звучать в голове. Что это, галлюцинация? Кассандра почувствовала прикосновение к ладони чего-то влажного и теплого. Тонкий голос флейты смолк, и послышался окрик:
— Гектор! Гектор, ко мне!
«Может, это поисковая собака?» — обрадовалась девушка. Неужели случилось чудо, и ее разыскивают? Снова раздался голос, напевавший песню:
— Гектор, фу! Что ты там опять нашел, противный пес?
— Помогите! — прошептала Кассандра. Сухой воздух, разрывая связки, с шелестом продирался из горла.
— Зачем вы притворяетесь? — произнес такой же нежный, как флейта, детский голос.
— Что? — машинально произнесла Кассандра в ответ.
— Разве вы меня не слышите? — Вдруг перед лицом девушки из воздуха возникла рука и помахала перед глазами.
— Кто ты? Как ты здесь оказалась, девочка, это очень опасно, уходи отсюда…
В любой момент мог произойти очередной обвал, какого черта в старых развалинах делает ребенок? Карусель вопросов закружилась в голове. Стараясь не испугать ребенка, она еще раз попыталась освободить ноги из-под груды камней.
Кое-как усмирив дыхание, Кассандра попыталась разглядеть девочку. Нельзя ее пугать, нельзя… В рассеянном свете фонаря она различила сначала только контуры фигуры. С поправкой на то, что сама Кассандра лежала на полу, а девочка стояла над ней, ребенок был небольшого роста (с этого ракурса сложно было говорить точно), пожалуй, лет десяти…
— Почему вы не встаете? Разве вам больно? — Девочка обошла вокруг головы Кассандры, переместившись на другой край обозреваемого Кассандрой пространства. — Вы чудная. Знала я одну девочку, которая говорила «больно», когда не болело. В конце концов волк пришел на самом деле и съел ее. Но никто уже не поверил ее крикам и не пришел спасти глупышку.
— Мальчик, — поправила ее Кассандра. — Это был мальчик.
— Где?
— В сказке о волке, которую ты рассказала, — подсказала девушка.
— Я никогда не рассказываю никаких сказок, — рассудительно сказала девочка. — Сказки для маленьких.
На ней было темное платье с белым передником. Черные волнистые волосы разлетались двумя волнами с идеальным пробором посередине. С одной стороны на пряди длинных волос алел бант, каких девочки не носили уже лет сто. Это был не единственный ретромотив в ее облике. Черные ботинки на шнуровке ладно сидели на тонких ножках, а из-под длинного подола платья выглядывали кружевные панталоны. Наряд до странности напоминал что-то… Что Кассандра видела совсем недавно… Ну разумеется! Семейный портрет Бартов. Все девочки были одеты точно так же. Но единственной обладательницей роскошных черных кудрей была Эмили.
