Ознакомительная версия.
Юлия недоуменно уставилась на подругу.
— Это еще называют расщеплением личности. Это психиатрическое расстройство, при котором в душе человека уживаются сразу несколько личностей.
— Это шизофрения? — недоверчиво спросила Юлия.
— Нет, расщепление личности, — сказала Нина. — Это психотическое состояние, когда разные личности данного человека действуют независимо друг от друга. Это бывает, когда мозг пытается справиться с последствиями психической травмы. При необходимости побеждает альтернативная личность.
— Нет, этого не было, — сказала Юлия. — Это не мой случай. Была другая женщина, злодейка.
Нина кивнула и слегка сжала руку Юлии.
— Да, конечно, — сказала она. — Я понимаю.
— Нет! — воскликнула Юлия и отняла руку. — Ты ничего не понимаешь. Там была другая женщина, и она увела Александра.
— И куда, как ты думаешь, она могла его увезти?
— Откуда я могу это знать? Если бы я знала, то поехала бы и забрала его!
Нина заставила себя говорить спокойно и рассудительно.
— На полу нашли следы крови, — сказала она. — Анализ ДНК показал, что это была кровь Александра.
Юлия встала и уставилась на Нину пылающим взглядом.
— Ты мне не веришь? — спросила она. — Ты думаешь, что я ранила Александра? Что я потом стреляла в Давида?
Нина тоже встала.
— Думаю, тебе не стоит рассчитывать на оправдание, — сказала она. — Доказательства очень весомые. Ты была на месте преступления в невменяемом состоянии, твой табельный пистолет был использован как орудие убийства, на нем обнаружены отпечатки твоих пальцев…
Юлия нажала кнопку звонка, чтобы закончить свидание.
— Если я невменяема, — сказала она, — то это значит, что меня отправят на лечение, и через год я окажусь на свободе.
— Не думаю, что ты можешь на это рассчитывать, — покачала головой Нина. — Судебно-психиатрическая экспертиза показала, что ты совершила преступление в состоянии временного умопомрачения, что не избавляет тебя от приговора к тюремному заключению.
Юлия посмотрела на нее такими невинными голубыми глазами, что Нине стало стыдно.
— Я еще навещу тебя, — сказала она. — Я буду с тобой, и мне не важно, что ты натворила на самом деле.
Дверь открылась, Юлия направилась к выходу и, не обернувшись, вышла в коридор.
* * *
Результаты предварительного следствия были разочаровывающими, если не сказать — провальными.
Анника, Берит Хамрин и Патрик Нильссон сидели за столом в отделе криминальной хроники и все больше мрачнели, читая сообщения о результатах следствия. В редакции было тихо. Люди наконец поняли, что из помещения все время ведется вещание, и перестали громко перекликаться, как это было раньше. Все телевизоры были приглушены, а слушать радио можно было только через наушники.
— Как будем делиться? — спросила Берит.
— Я могу взять на себя К., — живо откликнулся Патрик.
Анника не виделась с комиссаром К. с июля. В голове ее крепко засел страх, что он может в любую минуту позвонить или, того хуже, раздастся стук в дверь и кто-нибудь скажет: «Тебя официально подозревают…» Она не знала, как продвигается следствие по делу о поджоге, и не хотела знать, надеясь, что либо прекратят дело, либо снимут с нее все подозрения.
— Звони ему, я не собираюсь вмешиваться, — сказала Анника, стараясь не выказывать эмоций.
— Чем ты можешь помешать? — удивился Патрик.
— Это хорошая мысль — пощупать полицию, — заметила Берит. — Я могу кое-что разнюхать в институте судебно-психиатрической экспертизы. Может быть, удастся что-нибудь узнать о результатах психиатрического обследования.
— Я могу поговорить с адвокатом, постараюсь взять у него интервью, — предложила Анника.
Патрик фыркнул.
— Желаю удачи, — сказал он, и Анника вдруг разозлилась.
— Надо не забыть и жертву, — сказала Берит. — Мы, конечно, много писали о Давиде Линдхольме летом, но, видимо, настало время обновить материал.
— Я могу это сделать, — сказал Патрик.
Анника положила ручку на стол.
— Можно я вам помешаю?
Все трое подняли голову. На них выжидающе смотрела Ева-Бритт Квист.
— О, вот и наша спасительница от газетного дракона, — рассмеялся Патрик. — Чем можем служить?
— Завтра в два часа состоится общее собрание за столом дневных корреспондентов. Явка обязательна. Речь пойдет о нашем будущем.
Она повернулась и исчезла в дебрях редакции.
— Как поступим с судом? — сказала Берит, сняла очки и по очереди посмотрела на коллег.
— У меня дети, — поспешила отказаться Анника.
Она только недавно отсидела целую неделю на суде над Нобелевским убийцей. Вердикт был вынесен на прошлой неделе — пожизненное заключение, и у Анники не было ни малейшего желания выслушивать все эти юридические формальности, из которых никто не узнает ничего нового.
— Я проанализирую суд.
— Не сомневаюсь, что у тебя это получится, — сказала Берит, — но не собирался ли Шёландер заняться этим? Что скажешь по поводу обновления сайта?
Патрик угрюмо буркнул что-то насчет того, что политическим обозревателям не стоит совать нос в криминальную хронику.
— Если ты напишешь резюме новостей печатной версии, то я смогу дать фон и привести факты, — сказала Анника, обращаясь к Берит.
— У вас утренние кофейные посиделки? — спросил подошедший Спикен и бросил на стол Берит распечатку.
— Что это? — спросил Патрик, проворно схватив листок.
— Убийца полицейского на свободе, — сказал Спикен. — Виктор Габриэльссон летит в Арланду. Министерство иностранных дел наконец смогло вызволить его. Не думал, что им удастся это сделать.
— Вот черт, — сказал Патрик, раскрасневшись. — Мы знаем, когда приземлится самолет?
Мелкий шведский гангстер Виктор Габриэльссон стал притчей во языцех за последние десять лет. На основании сомнительных улик он был приговорен американским судом к пятидесяти годам тюрьмы за соучастие в убийстве полицейского в пригороде Нью-Йорка. Он провел в заключении восемнадцать лет и все время добивался права отбывать срок в Швеции.
— Господи, сколько же в завтрашнем номере будет убийц полицейских, — заметила Анника. — Как бы их не перепутать?
— Эти случаи очень разные, — наставительно произнес Патрик. — Один произошел в США, другой у нас, в Швеции.
— Самолет взлетел в аэропорту Логан в Бостоне пять часов назад, — поделился информацией Спикен.
— Мы стартуем, — сказал Патрик и выразительно посмотрел в сторону отдела фотографий.
— Так как нам быть с материалами о Давиде Линдхольме? — с невинным видом поинтересовалась Анника.
— Но ты же справишься с этим? — великодушно произнес Патрик, надевая плащ и делая отчаянные знаки фотографу.
Патрик выбежал из редакции, и стало очень тихо. Берит и Анника посмотрели друг на друга.
— Не будь к нему слишком строга, — сказала Берит. — Он молод и полон энтузиазма.
— В самом деле? — язвительно спросила Анника. — Между прочим, он на год старше меня.
Берит рассмеялась.
— Ну, значит, он просто выглядит как сущее дитя. Ты напишешь о Давиде?
Анника криво усмехнулась.
— Если честно, то Давид интересует меня гораздо больше, чем Виктор Габриэльссон, но я уже пыталась напечатать материалы о темном прошлом Давида и наткнулась на глухую стену. Как ты думаешь, Юлию Линдхольм могут признать невиновной?
Берит удивленно взглянула на Аннику поверх очков.
— Ни малейшего шанса, — сказала она. — Даже самого крошечного.
Анника сбросила ноги на пол, подняла с пола сумку и направилась в отдел дневной смены. Поставив на стол свой подержанный ноутбук, она вышла в Интернет. Некоторое время она сидела за столом, оглядывая редакцию.
Ева-Бритт Квист обосновалась в стеклянном кабинете Андерса Шюмана и что-то говорила, отчаянно жестикулируя. Впрочем, этим она занималась практически все время. Шюман, откинувшись на спинку кресла, устало и обескураженно смотрел на Еву. Все последнее время он целыми днями только этим и занимался — выслушивал Еву-Бритт Квист.
После летних отпусков руководство газеты объявило, что грядут серьезные сокращения, в основном в составе редакций. Новость произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Журналисты несколько дней были в панике. Как это ни странно, главный редактор не ударил и пальцем о палец, чтобы успокоить нервничавших людей. Он дал полную волю профсоюзу и не пресекал слухов. В результате в редакции воцарился полный хаос. На одном из профсоюзных собраний, где она председательствовала, Ева даже расплакалась — не потому, что ей что-то угрожало — как представителю профсоюза, ей вообще ничего не грозило, — а потому, что переживала за коллектив.
Ознакомительная версия.
