В дверь постучали. Молодой индонезиец в белоснежной форме поставил на столик большой бокал свежевыдавленного апельсинового сока и перевязанную золотой ленточкой коробку из темно-синего бархата. Лучшее лекарство от стресса.
Я сунула в смуглую руку купюру в тысячу индонезийских рупий. Блеснув белозубой улыбкой, довольный официант слегка поклонился и исчез бесшумно, как привидение. Даже дверь не скрипнула. Интересно, как он этому научился?
Сняв крышку, я мягко провела пальцами по завернутым в блестящую разноцветную фольгу конфетам. На каждой обертке было обозначено название содержащегося внутри напитка. Шампанское, ром, водка, вишневый ликер, джин, текила, коньяк... Какая же будет первой? Сложный вопрос. Извечная проблема выбора.
Где-то в этом полном ненависти мире взрываются бомбы. Евреи ненавидят арабов, арабы ненавидят евреев. Индонезийцы вдохновенно уничтожают индонезийцев. Русские... Нет, о любимых соотечественниках лучше вообще не вспоминать, чтобы не расстраиваться. Такие, как Яша Мухомор, не задумываясь, угробят полмира, если только это принесет им прибыль. Одно утешение, что наша мафия - лучшая мафия в мире.
Моя рука потянулась к пурпурному кирпичику, на котором было написано "ром". Любимый напиток пиратов, если, конечно, верить детским книжкам. Шоколад был черным и горьким, в точности таким, как я люблю. Ром мягко пощипывал язык. Конфета, как миниатюрная модель этого мира: черная, горьковатая, с пьянящей начинкой, но сколько от нее удовольствия!
Один мой знакомый вообще не понимал, как люди могут получать удовольствие от пищи. Он воспринимал еду как восемнадцать аминокислот, необходимых для нормального функционирования организма. Ему действительно было безразлично, что есть - черную икру или овсяную кашу. Точно так же он относился и к жизни раз ты родился, жить было необходимо, хотя и не особенно приятно. Какие разные взгляды на мир...
Я запила конфету апельсиновым соком. Какую выбрать теперь? Пусть будет шампанское. Под шампанское всегда хорошо думается.
Итак, Симония умер. Остается вопрос: какое отношение к нему имеет Максимилиан Коксос? Он хорошо знал Марика. Это несомненно. Он наизусть помнил его юношеские стихи, хотя, насколько мне известно, в России они никогда не публиковались. Вряд ли их издавали на русском языке в Израиле. Поэзия нынче не в моде. Кроме того, эмигрировав и преобразившись в правоверного сиониста, Марк полностью сменил имидж. Скорее всего он вообще перестал писать стихи.
Я уже не сомневалась, что между Марком и Максом должно быть какое-то родство. Коксос явно не обрадовался тому, что я приняла его за Симонию. Он не выдавал себя за Марика, не пытался походить на него, он _действительно_ был похож на Марка. Черты лица Симонии я, как всегда, помнила плохо, тут я могла ошибиться, но насчет рисунка атавистической растительности на плечах и спине я была совершенно уверена. У Коксоса он был в точности такой, как у поэта, а подобную деталь не воспроизведешь за счет пластической операции. Да и фигуры у них были похожи. Рост один и тот же. Таких совпадений не бывает. Эта парочка непременно должна состоять в родстве.
Во время нашего знакомства Симония неоднократно упоминал о своих родных. Я знала, что его отец был известным оперным певцом. Он погиб в результате несчастного случая, когда Марку было четырнадцать лет, а мать его работала переводчицей в одном крупном издательстве. От матери Марик унаследовал способности к языкам, а от отца - голос и музыкальный слух. Если у него был брат, зачем Марку скрывать это от меня?
Рассеять мои сомнения могла только Нина, то ли двоюродная, то ли вообще сводная сестра Симонии, в доме которой я и познакомилась с темпераментным поэтом. Хотя Нина по национальности была русская,
она шутила, что на самом деле она наполовину грузинка, потому что, когда ее родители развелись, мать вышла замуж за грузина, а отец женился на грузинке. Кажется, Марик считался ее братом то ли по отчиму, то ли по мачехе.
В любом случае Нина должна быть в курсе его семейных дел, поскольку они с Мариком долгое время очень тесно общались. Ходили слухи, что Нина была в него влюблена, но романа так и не получилось.
Проблема заключалась в том, как разыскать Нинку. Я потеряла ее из вида лет семь назад. Мне было известно только, что она познакомилась на мехмате с аспирантом из Венесуэлы, вышла замуж, уехала в Латинскую Америку и теперь преподает математику в каком-то провинциальном венесуэльском университете. Как бы ее разыскать? Может быть, через нашу общую подругу, живущую в Соединенных Штатах?
Я попыталась прикинуть, сколько времени должно быть сейчас на Восточном побережье Штатов и в Каракасе. Вроде бы поздний вечер. Вполне можно позвонить. Порывшись в записной книжке, я отыскала бостонский телефон Наташи.
Мне повезло. Подруга оказалась дома. Обменявшись последними сплетнями о русских, русско-американских и русско-еврейских приятелях, я перешла непосредственно к интересующему меня вопросу и выяснила, что Нинка родила троих детей и в данный момент обитает с мужем в Кабимасе, портовом городе, расположенном на берегу Венесуэльского залива. Записав телефон сестры Марика, я передала приветы всем знакомым эмигрантам и попрощалась.
- Ирка, ты, что ли? - удивилась Нина, услышав в трубке мой голос. - Вот так сюрприз!
- Я только что узнала о смерти Марика, - сказала я.
- Все это так ужасно. К сожалению, я не смогла приехать на похороны. Говорят, его мать находится в крайне тяжелом состоянии.
- Да, я знаю. Она лежит в психиатрической клинике.
- Не понимаю, как Марка угораздило эмигрировать в Израиль! - возмущенно заявила Нина. - С его способностями в Штатах он мог сделать сногсшибательную карьеру. Так нет, он выбрал клочок пустыни, со всех сторон окруженный народами, ненавидящими евреев еще больше, чем Гитлер.
- Думаю, в Израиле он надеялся стать первым парнем на деревне. Марик никогда не хотел довольствоваться малым, а сделать карьеру на участке пустыни размером с Московскую область несравнимо проще, чем в США. Кроме того, евреи издревле считали себя избранным богом народом, судьба которого - править миром. Марка с его честолюбием наверняка возбуждала эта идея. Править миром это же кайф! В Штатах он имел бы только деньги, а в Израиле - власть и Великую Цель.
- Знаешь, меня всегда удивляло, как человек с таким потрясающим уровнем интеллекта может быть полным идиотом, - вздохнула Нина. - Недаром говорят, что ахиллесова пята нередко укрыта в голове.
- Идиотизм - понятие относительное, - заметила я. - Иногда оно является синонимом гениальности. Если бы твой брат стал президентом Израиля, вряд ли бы ты назвала его идиотом.
- Но он не стал президентом Израиля. Его разнесла на куски бомба палестинского террориста. Трудно придумать более бессмысленную смерть.
- Ему мог упасть на голову кирпич, - вздохнула я. - Это было бы еще более бессмысленно. Я хотела узнать у тебя одну вещь: у Марика есть братья?
- Нет.
- Ты абсолютно в этом уверена?
- Естественно, я в этом уверена. А почему вдруг ты об этом спрашиваешь?
- Я случайно познакомилась с человеком, который просто невероятно похож на Марика. Вот я и подумала, что это его брат.
- Двойники тоже иногда встречаются, - заметила Нина.
- Я знаю. Но этот человек похож на Марика так,
как может быть похож только брат или близкий родственник.
- Это не может быть его брат. Кажется, у Марика действительно был брат, но он умер, когда Марку было четырнадцать лет.
- Серьезно? Странно, что Марк ничего не рассказывал мне о брате, хотя он упоминал, что, когда ему было четырнадцать лет, его отец погиб от несчастного случая. Значит, брат Марика умер примерно в то же время? Какое роковое совпадение.
- Марик никогда и ни с кем не говорил о своем брате. Если честно, я вообще не уверена, что этот брат когда-либо существовал.
- То есть как это ты не уверена? - изумилась я. - Если это брат Марика, он ведь и твой брат.
- Это очень темная история. Судя по всему, смерть отца Марика не была несчастным случаем, и если брат Марика действительно существовал, он был причастен к ней.
- Ничего себе! Прямо в стиле трагедий Шекспира.
- Боюсь, Шекспир до такого бы не додумался, - вздохнула Нина.
- Но я так и не поняла, существовал брат Марика или нет? И что случилось с его отцом?
- В нашей семье не принято вспоминать эту историю. Даже не знаю, могу ли я тебе рассказать...
- Могу поклясться, что ни с кем не стану это обсуждать. Поверь, для меня очень важно узнать, что тогда произошло. Вряд ли сейчас твой рассказ причинит кому-нибудь вред. Марик мертв, отец его тоже, мать в сумасшедшем доме, кроме тебя, других родственников нет. Кого могут волновать события почти двадцатилетней давности?
- Ладно, - вздохнула Нина. - Только пообещай, что все это останется строго между нами. Об этом не знает даже мать Марика. Если ей станет известно то, что тогда произошло, это может стать для нее еще более сильным ударом, чем смерть сына.
