— Пошли, — толкнул Хмель Ткачёва, и они влились в толпу. Агент обернулся, но боевика в начале коридора не увидел. — Андрей, только спокойно, — зашептал горячечно, — выждем часок, а потом начнём.
Хмель не выглядел уставшим. Его глаза горели, и он явно жаждал схватки. Несомненно, агент имел преимущество перед боевиками — пусть и немолод, но опытен и обучен именно боестолкновению в небольшом и замкнутом пространстве. А уж обращению с оружием Хмелю мог позавидовать любой подготовленный вояка. Да и суматоха агенту была, что говориться, на руку — поди разбери в метущейся по коридору толпе человека умеющего маскироваться, быть «невидимым».
Снаружи больницы послышался шум двигателей, будто медленно ехали бронетранспортёры. Потом выстрел гранотомёта, взрыв…
И тут началось. Гортанными выкриками боевики загнали на окна людей. Отовсюду слышались жалобные стоны, просьбы: «Не стреляйте!», бесконечный грохот выстрелов. Пули долбили стены как снаружи, так и внутри. Залетали, высекали искры, рикошетили. Отработанные гильзы звенели, едкий дым валил внутрь помещения, заставляя людей задыхаться. Боевики бешено отстреливались, вынимая из подсумков новые рожки, сбрасывая на пол пустые. Они просунули стволы автоматов между ног стоящих на окнах людей и стреляли, стреляли, стреляли… Если человек слетал с окна внутрь или наружу, то быстро загоняли нового. Хмель выжидал, зорко следя за обстановкой. Ткачёв не мешал ему, сидя у стены в коридоре. Он знал, что агент выбирает самый удачный момент.
После часа интенсивного противостояния, Ткачёв понял, что такого момента Хмелю не предоставят. Боевики умело провели ротацию. Причём сделали это быстро — новые бойцы заняли места у окон, и стрельба не утихала. Пригнали двух человек в грязно-белых халатах — они под крики боевиков утащили из палат раненных людей. Никто из боевиков даже не получил царапины.
Накал боя возрастал. Штурмующие подключили орудия танков и бронемашин. Снаряд грохнул в перекрытие отделяющее коридор с туалетом так, что, казалось, коридор целиком сдвинулся назад. Внутрь полетела кирпичная щебёнка, осыпая людей, а те, кто стоял на окнах, повалились кто куда. На Ткачёва упала молодая женщина. На её окровавленном лице лихорадочно горели глаза страхом и удивлением.
Боевики отпрянули от окна, и тут, один упал, сражённый выстрелом снайпера. Другой присел в растерянности, но тут из окна туалета загрохотал пулемёт, выискивая стрелка.
Хмель резво подскочил к растерянному присевшему боевику, стремительно ударил локтём в лицо, отбирая автомат. В кружащейся кирпичной пыли и дыме это было почти незаметно. Как и то, что агент отстегнул от разгрузки боевика две гранаты, отщелкнул скобы и метнул смертоносные снаряды в открытый проём туалета.
— Андрей, забирай оружие! — крикнул Хмель сквозь оглушительные звуки взрывов, и в коридор прилетел сорванный с креплений унитаз.
Ткачёв отобрал у убитого боевика автомат, вынул из кармана разгрузки пистолет и успел прихватить ещё две обоймы к нему. Хмель же, юркнул в туалет, в клубящийся дым. Оттуда послышался одинокий выстрел и крик:
— Андрей, догоняй!
Ткачёв ринулся в туалет и споткнулся о тело изрешеченного осколками боевика. Хмель не дал ему наслаждаться зрелищем и потянул за собой — к большой дыре в стене.
— Тут всего второй этаж, — кричал агент. — Прыгаем вниз! Иначе нам крышка!
Он столкнул в дыру пулемёт, дождался выстрела и сиганул вниз.
Ткачёву захотелось закрыть глаза, но это было невозможно. Страх не дал это сделать. Там, снаружи, была какая-то другая реальность, и надо было шагнуть туда, не раздумывая.
Андрей Викторович отбросил автомат, чуть разбежался, пригнулся перед дырой и прыгнул…
Сидя в овраге, Ткачёв вспоминал бешеный забег зигзагами среди летящих пуль, боль в лодыжке от неудачного приземления и жестокую жажду после. Сердце стучало так, что будто рвалось наружу из его тела. Будто говорило — хватит, я не хочу торчать в тебе!
Неугомонный Хмель уже успел куда-то сбегать и принёс горбушку хлеба и полбутылки воды.
— Задачу, Викторыч, никто не отменял, — сказал он, отрывая полгорбушки и протягивая Ткачёву.
— Без меня, Хмель. Достаточно, — Андрей Викторович надкусил хлеб и медленно жевал. — Силы кончились. И всё остальное тоже.
— Не будь таким пессимистом, — хмыкнул агент. — Ты посиди и отдохни, а я сбегаю за оптикой.
— Иди куда хочешь, — махнул рукой Ткачёв.
Хмель внимательно взглянул на него и сел рядом.
— Я не узнаю тебя, Андрей. Ты чего так раскис?
— Я думаю о том, какого людям сейчас в больнице, — с горечью ответил Ткачёв. — Я не представлял себе, что такое, вообще, возможно. Боевики пришли в город, расстреляли милиционеров, загнали людей, как стадо, в больницу и успешно отражают штурм! Ты слышишь звуки выстрелов?! Они прекратились, Хмель! А прошёл-то всего час, как мы выбрались оттуда, и, замечу, с огромным риском и трудом. Не думаю, что за час всё поменялось.
— Ты прав, Андрей. Боевики отразили штурм. В этом наша вина?
— Да, нет. Я не об этом, — Ткачёв изобразил гримасу, мол, какой ты непонятливый. — А о том, что такое случилось, и мы оказались бессильны. Где вертолёты? Где слаженные действия штурмовых групп? Где профессиональные переговорщики? Таких «где» наберётся под сотню. Получается, что всего за четыре года капитализма в России страна растеряла весь оборонный потенциал! И как такое возможно?!
— Значит, возможно, Андрей, — хмуро заметил Хмель. — Но мы же решили бороться!
— Это провал, Хмель. Если боевики отбили штурм, значит, они добьются того, чего хотели. Ты же знаешь правила? Кто сильней, тот и диктует условия.
— Так давай сорвём это, — спокойно сказал агент.
— Как? Подойдём и набьём морды тем, кто командует штурмом? Там, наверняка, куча генералов, мало смыслящих в том, что они делают. Ещё больше советников и проходимцев, типа Кашпировского, пытающихся сделать себе пиар на трагедии.
Хмель вздохнул.
— И что? Теперь опустить руки? Наша задача какая? Найти связь боевиков с Березовским. Мы за этим сюда прилетели?
— Да, но, — попытался возразить Андрей Викторович, но Хмель не дал ему договорить.
— Андрей, никаких «но». Мы выполним задачу, а над этим, — он указал рукой на больницу, — пусть разбираются наверху. Прекрати, наконец, мыслить масштабно. Это сейчас вредно.
Ткачёв обиженно отвернулся. Он понимал, что Хмель прав в данном конкретном случае. Нельзя одним собой заткнуть все «дыры» в руководстве, да и не даст никто так разгуляться. Не те времена. А поставленную задачу никто не отменял.
— Всё, Хмель, я успокоился. Иди за оптикой. Будем наблюдать, и искать возможности.
Агент тихо ушёл по склону оврага.
Ткачёв задумался. У них не осталось связи и денег. Нет оружия. И как продолжать работу, он не понимал. Оставалось надеяться на опыт и смекалку Хмеля.
Гришаев нервничал. Ткачёв не выходил на связь, а куратор требовал объяснений. По телевизору крутили новости из Будённовска, и они не были хорошими — боевики требовали вывести федеральные войска из Чечни, и дать народу Ичкерии свободу и независимость. Премьер Черномырдин обещал и то, и другое.
Это было поражением. Теперь Россию могли склонять, как угодно, и кто угодно. Если двести человек смогли зайти с оружием на территорию страны, взять полторы тысячи заложников, и их требования удовлетворят, значит, Россия — это половая тряпка, об которую можно вытереть ноги. И под этим предлогом разместить на сопредельных территориях некий контингент войск, как защиту от посягательств террористов.
То, что Басаева объявят террористом, Гришаев не сомневался. Он захватил в заложники женщин и детей, расстрелял публично несколько человек, и его условия заканчивались только одной фразой — иначе мы всех убьём.
А президент в Канаде занимался только тем, что выпрашивал денег на очередной транш, да пил водку, слушая новости из своей страны. Вместо того, чтобы не лететь на саммит, а остаться, чтобы следить за событиями и в нужный момент потребовать от подчинённых решительных действий.
