целая кодла, и все на меня попёрли. Ну, мои парни мне и помогли! Что тут неправильно?
Гарик открыл рот, собираясь что-то сказать, но Ворон перебил.
— А кто меня грохнуть хотел в ту же ночь? Только я ночевать не пришёл, вместо меня Колю, соседа, зарезали. За драку убивать — разве по понятиям?
Это был весомый козырь.
— Мы при чем? И в мыслях ни у кого не было…
— Как же не было, если ты ко мне с целой бандой ворвался и только что грозил смертью?
Ворон умел базарить, и в «терках» всегда выходил победителем, доказывая, что его оппонент неправ. И сейчас Гарик несколько смешался и замолчал.
— Да что ты перед ним оправдываешься?! — зашипел кто-то сзади. — Дай-ка нам с них спросить!
На этот раз словесная правота противников не убедила. Ворон вынул из-за спины правую руку с наганом, направил ствол на говорившего. Одновременно Артист сунул руку между спинкой дивана и стеной, извлек автомат и с лязгом дослал патрон, Оскаленный прицелился из «пээма», Джузеппе же извлёк из кармана и взметнул над головой похожую на рифленый лимон гранату.
«Не ту взял, — подумал Ворон. — Если бросит — всех порубит!»
Речпортовцы притихли. Такого отпора они явно не ожидали. У них на всех было только два кустарных ствола, ножи и дубинки.
— Ладно, — сказал Гарик. — Заплати Лоцману десять штук баксов, да нам за беспокойство столько же! И разойдёмся… пока. Устраивает?
Ворон взвёл курок и перевёл ствол на Гарика, прицелившись ему прямо в лицо. Артист на нервах еще раз передернул затвор, патрон вылетел, ударился в стену и, крутясь как юла, отлетел под ноги речпортовским. Те попятились.
— Сейчас мы вас всех положим и разойдёмся! — сказал Ворон. — Устраивает?
— А что ты такой борзый? — спросил Гарик. — Кто за тобой стоит?
— Хочешь знать? А про Пита Лисицу ты что-нибудь слышал?
Лицо вожака речпортовских окаменело. Это имя произвело впечатление и на его пристяжь — оружие спряталось под куртки. Гарик облизнул пересохшие губы.
— Про того самого? — спросил он совсем другим тоном.
— Про того! — кивнул Ворон. — Он друг Молота. А отца ты рано списал. Он себя прошляком не считает. И Крест не считает. Так что разберись вначале, на кого буром переть!
— Разберемся. Обязательно разберемся. — Гарик медленно развернулся. — Мы уходим!
Последняя фраза предназначалась своим. Стоявшие ближе к двери, начали выходить. Гарик вышел последним, на пороге обернулся.
— Еще увидимся.
— Хоть сто раз!
Через минуту со двора раздался недовольный старушечий голос:
— Чего вы тут толпитесь? Наплевали, накурили, окурками намусорили!
Под такой аккомпанемент речпортовские бесславно покинули чужую территорию.
Ворон вытер пот со лба и опустился на диван. Джузеппе левой рукой сунул в рот очередной кусок шашлыка, а в правой по-прежнему держал над головой ребристую «эфку».
— Опусти руку, чудило! — сказал Ворон.
— Почему сразу «чудило»? — обиделся тот.
— Да потому, что я вам объяснял — эта бомба на двести метров осколки разбрасывает! А другие — на пять! А ты именно ее взял!
Джузеппе спрятал гранату, пожал плечами.
— Ты же знаешь, Костян, у меня с памятью не особо…
— Зато с аппетитом особо, — усмехнулся Ворон. — Что-то мне тоже жрать захотелось.
— И мне, — подтвердил Оскаленный.
Все с жадностью набросились на еду. Вдруг Оскаленный засмеялся с набитым ртом.
— Ты чего?
— Бабка возмущалась, что во дворе наплевали. А что бы она сказала, если бы Джузеппе бомбу взорвал?
Ворон хмыкнул.
— Мы бы этого уже не услышали.
Впрочем, такая перспектива аппетита им не испортила.
* * *
Ворон подъехал на Старопочтовую в хорошем настроении: ночь они с Мариной провели вместе, и уже на полном серьезе обсуждали будущую свадьбу. Приятные воспоминания вызывали улыбку, и он с трудом заставлял губы принимать обычное положение: братва такого не понимает — смех без причины признак дурачины! Он включил поворотник, чтобы заехать во двор и увидел нетерпеливо топчущегося у подворотни Джузеппе. Тот всполошенно замахал рукой, будто опаздывал на поезд и отчаянно пытался остановить попутку.
Хорошее утреннее настроение сразу испортилось. Он притормозил и опустил стекло.
— Что случилось?!
Джузеппе рывком распахнул дверцу и плюхнулся на сиденье рядом с ним.
— Гангрена увёл Оскаленного! — тяжело дыша, будто после быстрого бега, сообщил он.
— Оскаленный — конь что ли, или бычок, что его кто-то увёл?
— Не «кто-то», а Ган-гре-на! — вытаращил глаза Джузеппе. — Ты что, не знаешь, кто это?
— Да знаю, знаю… Как он его «увел»?
— Приехал с двумя своими, сказал, чтобы Оскаленный с ними ехал… Ну, тот и поехал. А я тебе звоню, звоню…
— Кто с ним был?
— Эти… Колхозник и Мясник…
«Плохо дело!» — подумал Ворон. Он знал, что эти двое выполняют обычно «мокрую» работу. Неужели решили убрать Оскаленного? Но что-то слишком открыто, без маскировки… Короткому они имитировали самоубийство, а тут внаглую… Нет, скорее, цель другая…
— Гангрена сказал, зачем им Оскаленный?
— Ничего не сказал.
— Когда это было?
— Минут сорок.
— Ребят поднял? — спросил Ворон, сосредоточенно заезжая во двор.
— Да, но не всех… Бешеный собирает новичков, Губатый едет, Ящер еще три холодильника забирает, будет позже…
— Ладно…
Они запарковались во дворе и, под осуждающими взглядами старушек, сидящих на вынесенных из дома табуретках, зашли в офис. Артист вскочил навстречу.
— Ну, что будем делать? Куда направлять ребят?
— Пока никуда, — ответил Ворон. — Подождём. А что делать… Надо скамейку во дворе поставить. Хорошую, со спинкой.
— Зачем?! — Бойцы устремили на него недоуменные взгляды.
— Чтобы старушкам было удобно. Тогда они нас полюбят.
Джузеппе усмехнулся.
— А мы что — лохи?
— Почему?
— Ты же говорил «лохов надо любить»!
— Любить надо не только лохов! Я, например, влюбился в девушку, а она в меня, думаем пожениться! Так что, мы лохи?
— Ух
