Все найденные нами фигуры образовывались путем соединения точек прямыми. По-видимому, и здесь нужна была какая-то последняя прямая, которая и приводила бы к окончательной цели. Через одну точку, как говорит элементарная геометрия, можно провести бесчисленное множество прямых, а через две — только одну, искомую, именно ту, которая была нам нужна. Эта вторая точка и находилась на третьем ингредиенте, иначе его вообще не существовало бы.
Два первых ингредиента давали только одно верное указание — спрятанные Абендротом предметы находились здесь. Больше они сказать ничего не могли.
Это заключение нам с майором и пришлось преподнести Решетникову и представителям новой, демократической общественности, выделенным для выяснения обстоятельств гибели Эриха Абендрота. Возможно, такое заключение было и преждевременным, возможно, что-то еще скрывалось от наших глаз и, как это случалось раньше, открылось бы внезапно после долгих и сложных расчетов, но у нас для этого не было уже времени. Четвертый день Нейштадт оставался без коменданта и его помощника, и, конечно, легче было заменить нас здесь, нежели там, где приходилось иметь дело с сотнями людей.
Одним словом, нам надлежало утром отправиться и приступить к исполнению своих прямых обязанностей. После стольких трудов, затраченных нами, это было в высшей степени обидно, однако военная служба имеет свои законы и нам приходилось покориться судьбе.
Мы с Воронцовым расположились в небольшой комнате второго этажа, окна которой выходили в парк. Заложив руки за спину, майор шагал по комнате, я сидел в кресле у круглого стола и все еще пытался найти в линиях чертежа новый смысл.
Анна Александровна Абендрот ничем помочь нам не смогла. Профессор не доверил ей ни одной из своих тайн, не доверил, конечно, только из боязни, что она, как женщина, ради облегчения его участи могла не устоять перед угрозами.
Вообще, все это время мы старались как можно меньше к ней обращаться. Соприкосновение с домом заставило ее снова вспомнить все происшедшее в нем. Она молча ходила из комнаты в комнату, трогала руками оставшиеся знакомые вещи, и у нас не хватало решимости вернуть ее в сегодняшний день.
В комнате начали сгущаться сумерки. В широких, распахнутых настежь рамах окон виднелась яркая листва лип, давно не метенные дорожки, голубоватый овал фонтана с шестью мраморными рыбами. Невдалеке от прячущейся в листве беседки белели два прямоугольных пьедестала, над которыми торчали остатки разбитых скульптур.
Майор стоял у раскрытого окна и перелистывал небольшой альбом — единственную вещь, которую хозяйка сумела сохранить у себя. На фотографиях иногда в серьезных, иногда в шутливых позах были запечатлены Абендрот, его супруга, Вернер и один раз Витлинг. Эти любительские фотографии мы давно уже изучили, и майор перелистывал их теперь просто машинально.
— Посмотрите сюда, скорее!
В тишине комнаты голос майора прозвучал очень тихо, но вполне ясно, чтобы я немедленно вскочил со своего места.
На фотографии были изображены Абендрот и Вернер. Они стояли рядом с пьедесталом одной из разбитых сейчас скульптур. Абендрот был в светлой пижаме и мило улыбался кому-то, смотря мимо объектива. Маленький лохматый Вернер иронически щурил глаза.
Но не они привлекли внимание майора. Палец его лежал на пьедестале. На фотографии скульптура была цела. Она представляла собой фигуру человека, поднявшего одну руку и опустившего другую. Напряженные линии тела, рубища, его покрывавшие, напоминали мне что-то очень знакомое. И я вспомнил. Это была фигура из так поразившего нас наброска Грюневальда.
Майор смотрел на меня, глаза его блестели.
— «Omnia mea mecum porto», — произнес он торжественно. — Вот почему Абендрот при аресте произнес эти слова. Не имея другой возможности, он пытался сказать все одной фразой. Говорю вам, это и есть третий ингредиент, во всяком случае, то, что его заменяет.
Установив положение скульптуры на пьедестале, мы определили, что опущенная под углом рука показывает на какую-то точку в начале парка. А если эта скульптура, установленная, несомненно, Эрихом Абендротом, заменяет не последний ингредиент, а все три?
С нетерпением дождавшись утра, мы принялись за проверку новой догадки.
Как я уже говорил, к парку не притрагивалась рука человека. Возможно, это делалось вполне сознательно. Под густые кроны дубов и буков почти не проникали солнечные лучи. Зеленый дерн и перепревшие листья покрывали землю и огромные замшелые камни. В парк упало с десяток бомб. Две, наиболее тяжелые, повредили несколько старых деревьев. И вот одна из бомб помогла нам значительно сократить поиски.
Воронка от нее уходила в землю на глубину человеческого роста. Края ее были усеяны раздробленными камнями и обломками ветвей. Сверху она выглядела как самая обыкновенная воронка, и мы, пожалуй, не обратили бы на нее особого внимания, если бы она не лежала почти на той самой точке, в которую убиралась линия, проведенная от восстановленной мысленно руки скульптуры.
Среди осколков камней мы заметили один, очень похожий на угол отесанного камня. Когда была отброшена земля, на глубине в два метра обнаружились следы каменной кладки, раздробленной взрывом.
Во второй половине следующего дня мы уже могли подвести итог своим поискам. Упавшая бомба повредила многое из находившегося под каменной кладкой. Только после того, как специалистам-реставраторам удалось восстановить разбитое и искалеченное взрывом, стало ясно, к каким ценностям подбирают ключи Коллинз и его сообщники.
В замурованной нише были собраны произведения искусства, от приобретения которых не отказался бы ни один музей мира.
Трудно было запомнить все экспонаты. Больше всего мне врезались в память совершенно уникальные статуэтки богов Шивы и Вишну, вышедшие из-под резцов мастеров Индии и Индонезии около тысячелетия назад. Легкие, изящные, близкие к образцам эллинского искусства, они были настолько человечны, что в них не оставалось и капли мифичности. Никакие традиционные формы, созданные религиозными догмами, не могли сдержать заложенного в них народного реалистического начала.
Из ниши были извлечены и образцы искусства древнего Египта, изображения священных животных, вырезанные из цветного камня и отлитые из бронзы. Здесь находились несколько изваяний эллинских мастеров и даже предметы искусства государства инков и ацтеков, среди которых мне запомнились своеобразные нагрудные украшения из тончайшего листового золота. Вся эта коллекция завершалась десятком скульптур известных европейских мастеров XIX века, среди которых были работы Родена и Антонио Кановы.
Последнее обстоятельство с полной очевидностью говорило о том, что Магнус Абендрот, если он вообще существовал, не мог быть единственным владельцем всех этих весьма редких произведений искусства. Однако, как нам удалось установить, Эрих Абендрот и Вернер так и не обнаружили нишу. Для этого у них не хватило времени. Они отыскали только обрушившийся проход. В нем мы нашли деревянный ящик, очень напоминавший тот, в котором была обнаружена копия Дюрера. В ящике находилось десятка два картин, которые, как нам скоро стало ясно, не без основания искало гестапо. Именно на них и указывала рука разбитой скульптуры.
Отсутствие какой бы то ни было систематизации в найденных произведениях искусства, принадлежность их к разным эпохам и народам, резкая географическая разобщенность, несомненно, говорили о том, что предметы эти навряд ли могли принадлежать какому-то одному частному коллекционеру. Они либо были награблены у различных лиц, либо приобретены человеком, который в мрачную эпоху нацизма пытался вернее и незаметнее скрыть свои капиталы.
Правильным оказалось первое предположение. Дом Абендрота перешел в его собственность только в 1934 году. До этого он принадлежал одному из главарей штурмовых отрядов, приближенному Рема — Адольфу Зихелю.
Принимая непосредственное участие в погромах и арестах противников нацизма, этот человек не забывал и собственные интересы.
Впрочем, возможно, награбленное принадлежало не одному Зихелю, а целой группе тесно связанных между собой таких же, как и он, главарей штурмовых отрядов, не особенно веривших в твердость и своего положения, и нацизма вообще. Для этих опасений у них были основания. 30 июня 1934 года Гитлер разделался с теми, кто помог ему прийти к власти. Среди них был и Зихель.
Бандиты уничтожили бандитов, но награбленное обнаружить не сумели. Впрочем, возможно, они даже не подозревали о нем. Знали об этом только американцы, с которыми Зихель мог вести переговоры о продаже редкостей до своей непредвиденной гибели.
Легенда о Магнусе Абендроте Зихелю, по-видимому, не была известна. На древний тайник он наткнулся случайно, ища надежное место для укрытия награбленного. Конечно, Зихель не подозревал о существовании ключей к местонахождению ниши, иначе он либо подыскал бы для своих сокровищ другое место, либо попытался бы уничтожить копию Дюрера и обе вазы. Человеком, с которым он вел переговоры, по всей вероятности, был Коллинз. Для большего доверия к своему предложению Зихель мог сообщить последнему, что произведения искусства находятся в тайнике его дома. Все остальные сведения Коллинз получил от того же антиквара, у которого Абендрот приобрел вазы и копию Дюрера.
