Ознакомительная версия.
Дверь тесной кабинки, которую я тщетно пыталась за собой прикрыть плотно, образовала щель, в которую просматривалось помещение, где находились умывальники и зеркало. Я знала, что могу спокойно находиться в туалете, поскольку я заперла за собой первую дверь. И вдруг в какой-то момент окно справа от умывальников распахнулось, и в помещение хлынул свежий, прохладный воздух. Темный силуэт на мгновение заслонил щель, и я с силой схватилась за ручку двери, боясь, что неизвестные ее потянут. Помнится, я даже воскликнула: «Занято!».
Я подумала, что это видение – плод моего воспаленного воображения. Нервы, нервы ни к черту!
А потом я совершенно явственно увидела появившийся на подоконнике букет ромашек. Словно кто-то невидимый с улицы распахнул окно и положил цветы.
Ромашки. Это Зося напомнила о себе. Как там, на Арбате…
Но тогда, на Арбате, ее появление напугало меня, да так сильно, что если бы не присутствие Вероники, я подумала бы, что схожу с ума, а здесь, в Панкратово, где призрак чувствовал себя как дома, он имел право прогуливаться по улицам, дворам и садам деревни и даже заглядывать в окна людей.
И я вспомнила свою встречу с Зосей, свои страхи и надежды, бившиеся в унисон с моим сердцем и приведшие меня в лес, в обиталище Зоси.
Она напоила меня чаем на травах, накормила лепешками и, пока я ела, расспрашивала меня о Захаре, обо всем, что ее интересовало и что, по моему мнению, могло бы ей помочь заглянуть в мое будущее.
– Ты родишь девочку, но это случится тогда… – Она с какой-то нежностью смотрела, как я пью чай, и улыбалась при этом, словно видя то, что другим было видеть не дано. – Когда на тебя снизойдет сознание того, что ты в этом мире не одна. Когда в твоем сердце поселится любовь к людям, понимаешь?
Я восприняла это тогда как набор слов, поскольку любовь к людям – понятие абстрактное и сложное. Не могу вспомнить, чтобы я в своей жизни желала кому-то зла, я не такой человек. Я люблю своих близких, жить не могу без Захара, помогаю соседке по подъезду, даю ей денег в долг, другой соседке, матери троих деток, незаметно опускаю в почтовый ящик по сто долларов каждый месяц. Конечно, это крохи, но многие-то и этого не делают.
…Мне показалось, что я нахожусь в туалете целую вечность, хотя на самом деле прошла, может, минута. Видимо, я перетерпела, и у меня ничего не получалось, мои физиологические процессы были словно заблокированы.
Передо мной на гвозде, вбитом в дверь, висела моя сумочка. Я открыла ее, чтобы взять салфетку, и снова увидела розовую коробочку. Перевела взгляд на кажущийся нереальным в сумерках букет ромашек на подоконнике, усмехнулась своим странным мыслям о пророчестве Зоси и даже посмеялась над собой: неужели? Хотя почему бы и нет?
Взяла полосочку фраутеста в руку и почувствовала, что готова проверить его…
Через несколько минут я стояла уже возле того самого окна, которое пригрезилось мне открытым, пока я находилась в душной кабинке, и пыталась в свете пасмурного дня разглядеть результат.
Букета ромашек на подоконнике не было и в помине. Как не было никого, чей силуэт мне привиделся в помещении с умывальниками.
Игра светотени, мои растревоженные нервы, чрезмерная впечатлительность, усталость, наконец, сыграли со мной шутку.
Да. Ничего этого не было, кроме полоски фраутеста с положительным результатом.
Я даже дышать старалась тихо и ровно, чтобы не спугнуть обрушившееся на меня счастье.
Беременна? Значит ли это, что Зося заглянула сюда ко мне, в это дурно пахнущее место, чтобы напомнить о нашей с ней встрече, о том, что не следует терять надежду, и это она, прекрасная Зося, вернее, ее неспокойная и заботливая прозрачная сущность, едва касаясь пола, приблизилась к окну, чтобы распахнуть его и впустить в мою жизнь свежего воздуха и осыпать меня ромашками?
Я выскочила из туалета, давясь от запахов и тошноты, выбежала на свежий воздух, где меня встретил Азаров.
– Вы в порядке? – спросил он меня, поддерживая под локоть.
– Да, все нормально, – сказала я. – Надеюсь, что я вам помогла…
– Безусловно! Главное – никуда не уезжайте, хорошо?
Он как-то слишком уж бережно поддерживал меня, словно и ему стала известна моя большая женская тайна. На самом деле я была ценна для него, для них с Евсеевым просто как свидетель.
И тут я вспомнила, что забыла отдать ему еще кое-что.
– Боже мой, я совсем забыла! У меня для вас есть еще кое-что!
И я достала из сумочки изрядно смятую записку, которую написала, готовясь к визиту.
– Вот, пусть это будет у вас. Хотя я и училась на переводчика, но давно уже не практикую, не даю уроки, и вполне возможно, что мой перевод оказался неточным. А в вашем деле важна каждая деталь, ведь так?
– Не понял… О чем вы?
– Вот посмотрите, отдайте вашим людям, профессионалам… А вдруг окажется, что все то, что я вам тут рассказывала, вообще не имеет никакого отношения к вашему делу?
Азаров развернул записку, пробежал по ней взглядом и поднял на меня глаза:
– Я не совсем понял. Что это?
– Как что? Та самая фраза, которую я и услышала… Ну, что полька и русская улетели…
– Все равно – не понял. Разве это было сказано не на русском?
– А я не сказала? Вот дурища!!! Нет! На немецком!
Пожалуй, это был самый тяжелый день в моей жизни.
Похороны Эммы.
Родные, близкие родственники и друзья моей возлюбленной собрались все вместе, чтобы проводить ее в последний путь и посмотреть в глаза друг другу с одним и тем же вопросом, который мучил всех: кто и за что убил Эмму?
У Кати совершенно идиотская фамилия, и я не понимаю, почему она ее не сменила. Катя Мертвая. Да она – живее всех живых. Энергия фонтанирует в ней, и я убедился в этом, когда начал работать вместе с ней над проектом усадьбы в Сухово. Теперь же все то, чем занималась Эмма, легло на хрупкие Катины плечи.
Но то, как она устроила похороны, заслуживает высшей похвалы. Все было торжественно и очень хорошо организовано.
Глядя на ее фигурку, мелькавшую среди толпы людей, одетых в темное, я подумал о том, что, быть может, именно работа, великое множество дел, которыми она себя загрузила, и не позволили ей впасть в депрессию.
Я сразу узнал родителей Эммы, очень красивая пара. Со слов Эммы, они давно разошлись и жили порознь, где-то за границей.
Громче всех выражала свои чувства одна из подруг Эммы, Аня, приехавшая в Москву из Венгрии. Полагаю, она рыдала так оттого, что считала и себя виновной в том, что Эмма оказалась в Панкратово. Ее утешала и держала под руку венгерка Нора, подруга Ани. По словам Кати, Нора тоже весьма тяжело переживала смерть Эммы, хотя и была-то знакома с ней недолго: ведь это ради нее Эмма отправилась к Зосе договариваться о том, чтобы она ее приняла по приезде в Москву. К тому же, как выяснилось, пока Нора была здесь, в Москве, и пыталась, как могла, помочь следствию, в частности, дала деньги следователям (не взятку, а на расходы, как объяснила мне Катя), ее друг там, в Венгрии, женился на другой женщине. И еще одна проблема свалилась на голову несчастной одинокой женщины: ее престарелый дед, о котором она заботилась, подхватил какую-то инфекцию, и сиделка, узнав об этом, ушла.
Я и сам не понимал, почему думал обо всех этих людях, об их проблемах, словно мой рассудок отказывался воспринимать все, что было связано непосредственно со смертью моей дорогой Эммы.
В кафе на поминальном обеде многие говорили об Эмме, вспоминали ее добрые дела, рассказывали о том, какой заботливой и участливой она была. Неравнодушной к чужой боли. Люди искренне делились всеми теми историями, которые они пережили вместе с Эммой.
И я, совершенно чужой в этой компании человек, готов был тоже разрыдаться… Я всех жалел и любил в тот вечер.
Даже следователя Дмитрия Азарова, который чувствовал себя на похоронах явно лишним и наверняка ловил на себе взгляды тех людей, доверие которых не оправдал: ведь убийца Эммы так и не был найден.
Мы курили с ним на улице на заднем дворе кафе, когда я осмелился обратиться к нему с просьбой:
– Послушайте, мне надо в Панкратово, – сказал я. – У меня в машине лежат цветы. Я хотел бы положить их там, в лесу, на пороге дома, в котором ее убили. Я должен, понимаете, должен увидеть то место, где она погибла.
– Еще скажите, что собираетесь поискать там улики… – мрачно отозвался Азаров и затянулся сигаретой. – Я угадал?
– Да. И что здесь такого? А вдруг мне повезет?
– Думаю, вы не в курсе, что подозреваемый находится под домашним арестом?
– Не понял… Какой еще подозреваемый? Мне об этом ничего не известно.
– Не так давно одна из подруг Китаевой, так же, как и вы, попросила меня отвезти ее на место происшествия. Мы с ней поехали. И она нашла улику! Да-да, не смотрите на меня так… Настоящую улику, указывающую на человека, которого я меньше всего подозревал. Я совершенно случайно заметил, как она подобрала ее с пола и сунула в карман.
Ознакомительная версия.
