Возле лифта, склонившись над большим темно-зеленым корабельным сундуком, стоял черный как вакса великан. Самый черный и самый большой человек на свете.
Детективов потряс не только цвет кожи и исполинский рост негра, но и то, как он был одет. На нем была форма компании «Рейлуэй-экспресс», но костюм был ему настолько мал, что пиджак не застегивался, рукава доходили лишь до середины руки, а брюки едва прикрывали икры. Лилово-черные ноги были обуты в синие полотняные спортивные тапочки на резиновой подошве, а из-под сбившейся на затылок форменной фуражки торчали курчавые, тоже лилово-черные, волосы.
Великан вздрогнул, его маленькие розовые глазки забегали, и он пустился наутек.
— Стой! — крикнули несколько человек одновременно.
Но великан остановился лишь после того, как раздался голос Гробовщика:
— Бежать некуда, Мизинец! Ты окружен!
— Мизинец! — воскликнул лейтенант уголовной полиции. — Господи, неужели это Мизинец?!
— Он покрасился, — пояснил Гробовщик. — На самом деле он альбинос.
— Бывает же такое, — вырвалось у детектива из ПБМ.
— Это еще не все, — предупредил его Гробовщик.
Детективы окружили Мизинца, и лейтенант уголовной полиции защелкнул на его запястьях наручники.
— Теперь мы во всем разберемся, — сказал он.
— Сначала надо открыть сундук, — предложил Гробовщик. — Давай ключ, Мизинец!
— У меня ключа нет, — плаксивым голосом сказал Мизинец. — Ключ у африканца.
— Тогда придется взламывать.
Полицейский принес из мастерской лом и открыл замок.
Первое, что они увидели, подняв крышку, был ворох грязного белья, а под бельем лежал труп небольшого седого негра с маленьким, сморщенным смышленым лицом. На седом негре были чистенький синий хлопчатобумажный комбинезон и высокие резиновые сапоги.
Все заговорили одновременно.
— Это Гас, — сказал Гробовщик.
— У него сломана шея, — сказал детектив из ПБМ.
— Это уже двенадцатый труп, — подсчитал лейтенант уголовной полиции.
— Может, героин внизу под телом? — предположил детектив из ПБМ.
— Ерунда, — возразил капитан из Отдела по борьбе с наркотиками. — Неужели бы тогда Бенни Мейсон этот сверток не нашел? Сундук ведь находился у него несколько часов.
— Сбылось твое предчувствие? — спросил Гробовщика лейтенант.
— Отчасти да.
— Как же ты догадался?
— Скоро узнаешь.
— Зачем ты убил его? — спросил лейтенант у Мизинца.
— Не убивал я, — опять заныл Мизинец. — Его прикончили африканец и эта женщина.
— Зачем же тогда ты принес сюда труп? — спросил Гробовщик.
— Чтоб их наказали, вот зачем, — проговорил Мизинец своим высоким, плаксивым голосом. — Они убили моего папочку и должны быть наказаны.
Гробовщик повернулся к лейтенанту:
— Теперь понял, почему я догадался? Даже если б Мизинец знал о героине, зачем ему было давать пожарную тревогу? Нет, тревогу он дал только по одной причине — чтобы жену Гаса и африканца обвинили в убийстве.
— Это их рук дело, — твердил Мизинец. — Я точно знаю.
— Ладно, об этом потом, — перебил его лейтенант. — Рассказывай лучше, где ты сундук нашел?
— На пристани, где ж еще. Они собирались погрузить сундук на пароход и сбросить тело в океан, чтобы никто не знал, что они с ним сделали. Но я им помешал.
— Этого мы и не сообразили, — сказал лейтенант. — Когда Бенни узнал, что в сундуке, кроме трупа, ничего нет, он велел отвезти сундук на пристань.
— Давайте сначала выясним, что альбинос сделал с героином, — с нетерпением сказал детектив из ПБМ. — Сейчас каждая минута дорога.
— Не все сразу, — сказал Гробовщик.
— Африканец и жена управляющего мертвы, Мизинец, — спокойно сказал лейтенант. — И нам известно, что они Гаса не убивали. Остаешься только ты.
— Мертвы?! Оба?! Точно?
— Абсолютно, — сказал Гробовщик. — Мертвей не бывает.
— Давай-ка рассказывай, зачем ты их убил, — сказал лейтенант.
Мизинец взглянул на труп, и на его розовые глазки навернулись слезы.
— Я не хотел… Папа, я не хотел тебя убивать… — заныл он, обращаясь к трупу, после чего умолк, сначала посмотрел на лейтенанта уголовной полиции, затем на другие застывшие белые лица. Наконец его взгляд упал на обезображенное, измученное черное лицо Гробовщика. — Гас уезжал в Африку, а меня с собой брать не хотел. Я его просил, умолял, а он ни в какую. Эту желтоглазую шлюху он с собой брал, а меня, своего приемного сыночка, — нет.
— Поэтому ты его и убил?
— Я не хотел его убивать. Но он меня вывел из себя. Последний раз я его попросил перед тем, как он пошел рыбу ловить…
— Рыбу ловить?
Все почему-то вдруг напряглись.
— В котором это было часу? — быстро спросил лейтенант.
— Где-то, наверно, в полдвенадцатого. Надел свои высокие сапоги, взял удочку и пошел ловить угрей. Это-то меня и взбесило: угрей ловить по ночам он готов, а меня выслушать — нет. Тогда я дождался, пока он вернется, и стал снова его упрашивать. А он мне говорит: «Убирайся, оставь меня в покое. Не приставай со своими глупостями».
— А угрей он поймал?
— Поймал: пять здоровенных черных рыбин. Уж не знаю, как он успел, но угри лежали у него в сетке. Наверно, он их еще раньше отловил и на берегу припрятал — угри-то совсем дохлые на вид были.
— Большие, говоришь?
— Большие. Фунта два-три, не меньше.
— Угри, нашпигованные героином. Неплохо придумано, — сказал детектив из ПБМ. — Такое может прийти в голову только французам.
— А что Гас делал, когда ты с ним в последний раз разговаривал? — продолжал осторожно выспрашивать Мизинца лейтенант.
— Что-то искал в сундуке. Он его открыл и внутрь заглянул, я опять стал его просить, чтобы он взял меня с собой, а он поворачивается и говорит: «Пошел вон». Я тогда его встряхнул — несильно, чтобы он меня выслушал, — смотрю, а у него шея сломана.
— После этого ты положил труп в сундук, сверху набросал грязного белья из прачечной и вынес сундук в коридор. А потом пошел и дал сигнал пожарной тревоги, чтобы в убийстве обвинили жену Гаса и африканца.
— Они в душе хотели его убить, — сказал Мизинец. — Если б не эта случайность, они б его все равно убили. Из-за карты. Я сам слышал, как они между собой сговаривались его убить. Собственными ушами слышал, Богом клянусь.
— Из-за карты? Ты эту карту видел?
— Гас дал мне ее перед тем, как идти рыбу удить. «Там, — говорит, — показано, где в Африке сокровища зарыты». Слово с меня взял, что я никому не скажу.
Детективы молча переглянулись.
— А Джинни и африканец знали об этой карте? — спросил лейтенант.
— Наверно. Из-за этого и убить его хотели.
Лейтенант повернулся к Гробовщику:
— Ты этому веришь?
— Нет, конечно. Он это выдумал, чтобы себя оправдать.
— Давайте вернемся к угрям, — сказал детектив из ПБМ. — Скажи, Мизинец, где были угри, когда ты с ним разговаривал?
— На полу, возле сундука лежали. Он бросил их на пол, когда вошел.
— И что ж ты потом с этими угрями сделал?
— Что сделал? Я решил, что если они тут останутся, будет ясно, что он уже с рыбной ловли вернулся.
— Да, да. Но что ты с ними сделал?
— С угрями этими дохлыми? Выбросил я их.
— Куда?! Куда выбросил?!
— Куда? В мусоросжигатель, куда ж еще? Там было полно бумаги всякой, мусора. Я бросил туда угрей и сжег их.
Детектив из подразделения по борьбе с марихуаной буквально зашелся от смеха:
— Сжег! Три миллиона сжег! — Он закашлялся, из глаз у него лились слезы.
Мизинец непонимающе уставился на него.
— Это ж были дохлые угри, — плаксивым голосом проговорил он. — Таких и в пишу не употребишь.
Детективы захохотали так, будто в жизни не слышали ничего смешнее.
Мизинец, обидевшись, надул губы.
— А почему он отказывался взять тебя с собой в Африку, Мизинец? — полюбопытствовал Гробовщик. — Из-за того, что ты наркотики употребляешь?
— Нет, не в наркотиках дело. То, что я ширяюсь, его не волновало. Он говорил, что для Африки у меня слишком светлая кожа. «Африканцы, — говорит, — не любят, когда у цветных светлая кожа, и убьют тебя».
— Интересно, что на все это скажет суд? — сказал лейтенант уголовной полиции.
Гробовщик был признан невиновным.
По дороге домой из суда они с женой заехали в больницу к Могильщику, но повидать его не удалось. Он был уже вне опасности, но в это время отдыхал, и их к нему не пустили.
В дверях больницы они столкнулись с лейтенантом Андерсоном, который тоже приехал навестить Могильщика.
Они сообщили ему, что Могильщику лучше и что он спит, и все вместе зашли в маленький французский бар на Бродвее, во французском квартале.
Гробовщик, у которого поднялось давление, позволил себе две рюмки коньяка, и жена на этот раз ничего против не имела. Себе она заказала бокал «Дюбонне», а Андерсон, за компанию с Гробовщиком, выпил пару рюмок «Перно».
