«Злобин. Здравствуйте, Игорь Валерьевич.
Осадчий. Здравствуй, Сережа. Спасибо, что позвонил.
Злобин. Ну что вы!
Осадчий. Хотел тебе пару вопросов задать.
Злобин. Задавайте хоть десяток.
Осадчий. Ну, ты человек занятой. Вопрос всего один. Меня интересует, как ты собираешься дальше вести дела. Я как акционер интересуюсь. Сам понимаешь, я человек небогатый, «должен знать, в каком предприятии держать сбережения.
Злобин. Понимаю. Вести дела думаю, как и раньше.
Осадчий. Приятно слышать. То есть личные дела на бизнес не повлияют?
Злобин. Ни в коем случае. Ваше участие остается для нас необходимым.
Осадчий. Ну, не преувеличивай, Сережа. Какое там участие!
Злобин. Как скажете, Игорь Валерьевич. Кстати, есть вопрос для обсуждения.
Осадчий. Давай подъезжай.
Злобин. Мне бы не хотелось встречаться с Ларисой.
Осадчий. За это не беспокойся. Подъезжай.
Злобин. Сегодня после шести буду.
Осадчий. Хорошо. Чайку моего попьем?
Злобин. Можно даже с ромом.
Осадчий. Договорились».
Через десять минут Злобин звонит Истоминой:
«Злобин. Здравствуй, Галка!
Истомина. Привет!
Злобин. Осадчему звонил. Беспокоится старик. Почуял что-то.
Истомина. Сережа, я же тебе говорила: по телефону эти вещи лучше не обсуждать.
Злобин. Ты можешь ко мне подъехать?
Истомина. Да. Часа через два.
Злобин. Подъезжай. Это очень важно.
Истомина. Пока».
Горе-телохранители Коля Щербак и Коля Самохин скучали на дежурстве в обменном пункте банка «Павелецкий» уже который день.
Заняться было нечем. В кассе одна старая тетка сменяла другую. В общем, никаких перспектив.
— Ладно, я пошел, — сказал Щербак, поднимаясь со стула.
— Давай. Пожрать утром принеси, — уныло пробурчал Самохин. Он оставался дежурить на ночь.
— Принесу, принесу. Так же, как ты мне сегодня принес!
— Да ладно! Я забыл просто.
— Вот и я забуду!
— Ну и гад же ты после этого!
— Сам ты гад!
Самохин вскочил на ноги. Они сцепились с Щербаком и начали тузить друг друга ногами.
— Да-а, надо было все-таки выпороть вас! — услышали они голос Грязнова и замерли.
Денис стоял у двери, прислонившись к косяку.
— Вы для чего сюда присланы, изверги рода человеческого?
— Для охраны, — захохотали Коли, не выпуская друг друга из захватов.
— А вы чего делаете?
— Поддерживаем физическую форму! — бойко сказал Самохин.
— Точно, — согласился Щербак.
— Сообразил, молодец. — Денис оторвал плечо от косяка. — Поехали со мной. — Он поманил Самохина к выходу.
— Его очередь дежурить! Я на вторую ночь не останусь!
— Куда ты денешься! — злорадствовал Самохин. — Тренируй сообразительность! Решай кроссворды!
— Собака ты страшная! — кинулся к нему Щербак.
— Да вы совсем ополоумели, что ли?! — остановил потасовку Денис. — Ты потом вернешься сюда и сменишь его, понял? — сказал он Самохину.
— Понял? — развеселился Щербак.
— А куда же мы едем? — удивился Самохин. — Не на новый объект?
— Нет, в морг. — Грязнов шагнул на улицу.
— О, тогда я согласен подежурить! — засмеялся Щербак. — Пусть там и остается!
— Типун тебе на язык. А что ж мне там делать?
— Помирать! — радовался товарищ Коля.
— Замолкни ты!
— Так, кончайте базар! Времени нет! Поехали!
Грязнов и Самохин вышли из банка и сели в машину Турецкого. Следователь занимал переднее сиденье.
— Наше почтеньице, Александр Борисович. — Самохин протянул Турецкому руку.
— Здоровеньки булы! — весело сказал следователь.
— Что, самокатчика того уделали? — спросил Коля. — Чтоб его разорвало!
— Его именно разорвало, дружище! Как ты и хотел! — засмеялся Турецкий. — Поехали.
Машина подъехала к зданию анатомички через полчаса. Во дворе было темно, старое здание с мертвыми, заделанными изнутри окнами смотрелось жутковато.
— Я предупреждаю, — сказал Самохин, вылезая из машины, — я мертвяков ужас как опасаюсь.
— Не бойся, мы с тобой! — бодро произнес Турецкий. — Да тебе на целого мертвеца и смотреть не понадобится. Только на голову.
— Как это? — Самохин остановился. — Не, я так это… не узнаю. Мне необходим, как его… цельный образ.
Грязнов и Турецкий расхохотались.
— Ты всю жизнь хочешь в этом обменнике просидеть? — спросил Денис.
— Не, не хочу!
— Ну, тогда вперед! — Грязнов ударил Самохина по плечу.
— Чего не сделаешь ради карьеры! — вздохнул Коля. И опять рассмешил Турецкого и Грязнова.
В морге был праздничный ужин. Провожали на пенсию одного из старейших специалистов. Когда Турецкий и компания вошли в прозекторскую, как раз произносился тост за виновника торжества. Жизнерадостные патологоанатомы собрались вокруг одного из железных столов-каталок, на котором и был накрыт ужин. Некоторые были в рабочей одежде — серые халаты и такие же колпаки, некоторые в цивильном платье.
— Наш дорогой пенсионер за свою долгую и блистательную, как скальпель, карьеру перерезал столько людей, сколько другие-прочие и бифштексов не резали. Если бы все надрезы, которые сделал юбиляр за свою жизнь, вытянуть в одну линию, то она бы, я думаю, достигла поверхности Луны!
Грязнов посмотрел на Самохина и толкнул локтем Турецкого: мол, посмотри. Следователь посмотрел на Колю и усмехнулся.
Самохин шел на ватных ногах, стараясь не смотреть по сторонам и даже не дышать пропитанным формалином воздухом.
К Турецкому подошла женщина в зеленом фартуке. В одной руке она держала окурок, а в другой помидор на вилке.
— На голову привели посмотреть, Александр Борисович? — сказала она удивительно хриплым, осипшим голосом.
— Да, Машенька, покажите ее, вот, молодому человеку.
— Пройдемте. — Женщина пошла вперед.
Самохин, увидев помидор на вилке врача, совсем
поплыл, пришлось его поддерживать под локти, чуть не нести.
— Это кто ж у вас такой чувствительный? — прохрипела женщина. — Родственник, что ли?
— Да нет, Маша, это работник охраны. Почти милиционер.
— Ц-ц-ц, — процокала языком женщина, — какие нынче менты пошли хилые… У нас только родственники в обморок бухаются, да и то не все. Вон, по телевизору каждый день еще хуже показывают…
— И не говори, — сокрушенно покивал Турецкий, — все меняется, все приходит в упадок…
— Да, Александр Борисович, — женщина, видимо, поговорить любила, а собеседников у нее в морге было мало, — все деградирует! Такую страну развалили!
Они вошли в одну из комнат.
— Вот она. — Маша указала на стол, на котором лежала голова мотоциклиста. Освобожденная от шлема, срезанная с шеи почти под корень и покрытая светлыми, курчавыми волосами, она была похожа на капустный качан.
— Он или нет? — спросил Турецкий Самохина.
— Что-то я не признаю, — слабым голосом сказал Коля.
— А так? — Маша, недолго думая, подняла голову за волосы. Теперь она была похожа на голову Медузы Горгоны.
Самохин рухнул как подкошенный. Грязнов еле успел подхватить его под руки.
— Малахольный какой-то, — сказала Маша. — Александр Борисович, а второй сегодняшний, с огнестрельными, тоже ваш? Артур который?
— Мой? Ну, можно и так сказать, — усмехнулся Турецкий.
— Ваши помощники у него в кармане пиджака телефон оставили. Включенный. Так что я с его знакомой имела неприятную беседу…
— Где телефон? — спросил Турецкий.
— Вот. Не успела отнести, — немного обиженно сказала Маша и протянула трубку следователю.
— Кто с вами разговаривал? Женщина? — Турецкий спрятал трубку в карман.
— Да. Очень резко разговаривала. Тон такой, какой у жен бывает.
— Понятно. Я отдам трубу нашим технарям. Они вытащат из памяти номера, по которым Арбитр звонил перед смертью.
Тем временем Самохин пришел в себя.
— Ну что, еще раз посмотришь? — спросил Грязнов.
— Не. Он это. Точно, сто процентов. Я его рож… лицо вовек не забуду. Особенно после сегодняшнего.
— Все ясно. Пошли. Завтра после смены ко мне в прокуратуру. Помнишь куда?
— Конечно. Целую неделю туда ходил. Фотоморду составлял. — Самохин явно повеселел, оставляя морг.
Правда, когда проходили мимо стола, за которым выпивали и закусывали, Коля опять немного побледнел, но устоял на ногах.
— Ну так вот. Завтра придешь и подпишешь протокол опознания.
Они вышли из здания морга.
— Ты сейчас куда? — спросил Турецкий Грязнова.
