— Егор, мне срочно нужна помощь, чтобы передвинуть стол в моем кабинете!
Я не удержался и хмыкнул. Интересно, что ответит Егор в таком случае? Что может ответить человек подобного склада?
Я устроился поудобней и почти забыл о снимке, лежавшем в ящике стола.
Скорее всего, Егор скажет спокойным трезвым голосом:
— Пойди проспись.
Хотя нет… Это не в его стиле. Скорее всего он скажет так:
— Жди. Ребята приедут через десять минут.
Я снова тихо рассмеялся, и только тут заметил, что позволил воображению распоясаться.
— Ах, ты мерзкое, — начал я, но тут же споткнулся.
— Я тебя отвлечь хотело, — грустно сказало воображение.
Я виновато откашлялся.
— Ладно, мир, — произнес я вслух. — Но с сегодняшнего дня я буду тебя жестко контролировать. Посажу на цепь и стану выпускать на волю только тогда, когда я работаю. Понятно?
Воображение ничего не ответило. Недовольно, надо полагать. Ну и бог с ним!
Я ликвидировал следы учиненного мной беспорядка, сел за стол и взял в руки мобильник. Пошарил в памяти, нашел номер телефона, который передала мне Ольга со слов Натальи Ивановны.
— Сейчас мы все поставим на свои места, — сказал я воображению.
Набрал номер и проложил трубку к уху. В трубке понеслись длинные гудки, и звучали они так долго, что я уже отчаялся и хотел отключить аппарат. Но тут на линии что-то щелкнуло, гудки прекратились, и мне ответил жизнерадостный молодой голос:
— Слушаю!
— Добрый день, — начал я. Этот женский голос был мне незнаком. Насколько я помню, у Натальи Ивановны он значительно ниже. Может, к ней приехала дочь?
— Ну, не такой он и добрый, — резонно заметила девушка на другом конце провода.
— Тогда здравствуйте, — поправился я. Настроение, загнанное в угол недавним происшествием, начало медленно выправляться. До чего же хорошая вещь — молодость!
— Здрасти, — ответила девушка так же приветливо и жизнерадостно.
— Это санаторий «Солнечный берег»? — спросил я на всякий случай.
— Точно так!
— Номер двести пятнадцать?
— Опять угадали.
У меня с души свалился огромный тяжелый валун. Слава богу, мистика закончилась! Все правильно, все ясно, все понятно.
— В таком случае, попросите, пожалуйста, Наталью Ивановну, — сказал я.
Девушка внезапно замолчала, и в ее молчании мне почудилось нехорошее отчуждение.
— Какую Наталью Ивановну? — спросила она холодно.
— Которая живет в этом номере, — ответил я довольно глупо. И спросил:
— Вы ее дочь?
Минуту девушка молчала, потом сказала злым голосом, в котором не осталось ни тени прежней жизнерадостности:
— Придурок!
И бросила трубку.
Минуту я пялился на аппарат, который выдавал в эфир короткие противные сигналы. Потом медленно, как во сне, включился в сеть и нажал на кнопку автоматического повтора последнего номера.
На этот раз мне ответили сразу. Причем, ответила не девушка, а какой-то молодой мужчина.
— Да! — выкрикнул он резко.
Я вздрогнул.
— Простите, — начал я, стараясь говорить твердым голосом. — Я звонил вам только что…
Больше я сказать ничего не успел. Мужчина перебил меня яростным полузадушенным шепотом:
— Слушай, ты, козел, я сейчас узнаю твой номер, разыщу тебя и так поговорю, что ты неделю спать будешь стоя! Понял, урод?
— Подождите, — начал я рассудительно, но трубку снова бросили.
Я отключил аппарат и отложил его в сторону. Ничего не понимаю. Может, я схожу с ума?
Я подскочил на месте и выдернул себя из-за стола. Господи! Только не это! Все, что угодно, только не это!
Я выбежал на улицу. Дождь по-прежнему лил как из ведра, но меня это нисколько не волновало. Я бросился к машине. Выехал с дачи, закрыл ворота и рваными неровными движениями развернул мою старушку по направлению к Городу. Не привыкшая к такому обращению «нива» обиженно заурчала, но я не обратил на это никакого внимания.
Я гнал машину по мокрой дороге, а в голове у меня крутилась фраза из околонаучного медицинского издания: «Безумие — болезнь наследственная».
— Не может быть, — шептал я бессознательно. — Не может быть.
Перед глазами размеренно двигались дворники, смывая потоки воды с лобового стекла, и в этом ровном движении было что-то успокаивающее.
Я доехал до санатория за рекордное время — десять минут. Приткнул машину возле ограды и несколько минут просидел неподвижно, глядя на монотонное непрекращающееся движение дворников.
Немного взял себя в руки. Выключил зажигание, вышел из машины и побрел сквозь сплошную водную завесу к стеклянным дверям санатория. Вошел, огляделся.
Сегодня в холле было не так многолюдно, как в прошлый раз. Внезапная гроза смыла отдыхающих не только с пляжа, но и вообще со всех людных мест. Скорее всего, сейчас они сидят в номерах с книжками в руках или пьют чай, уютно согревая ладони о горячие бока чашек…
— Заткнись! — сказал я воображению. Причем, по неосторожности сказал вслух.
На меня удивленно посмотрел секьюрити, сидевший на кожаном диванчике возле входа. Его взгляд скользнул по моей мокрой майке, облепившей тело, по таким же намокшим джинсам…
«Взрывчатки нет», — прочитал я в его глазах отчетливо, словно это была книга. Нет, скорее журнал «Спортивная жизнь». Или, еще вероятней, газета «Спортэкспресс». Да, скорее всего он читает именно это издание.
Я топнул ногой, приказал воображению убраться на место. Оно послушалось с недовольным ворчанием.
Я подошел к стойке, провожаемый подозрительным взглядом мужчины на диване. Но знакомый портье, читавший мою книгу, улыбнулся так тепло, что я немедленно воспрянул духом.
— Здравствуйте, — сказал я с облегчением.
— Здравствуйте, — ответил мужчина. Его глаза с удивлением оглядели мой непрезентабельный внешний вид, но задерживаться на этом не стали. — Чем могу помочь?
— Видите ли, — начал я, — я разыскиваю женщину, которая живет в двести пятнадцатом номере. Я приходил к ней недавно, помните?
— Помню, — ответил портье совершенно спокойно. Я обрадовался. Значит, мне это не примерещилось!
— Она сейчас в номере, — продолжал портье, кинув короткий взгляд на стойку с ключами. Кашлянул и деликатно добавил:
— Только она не одна. С мужем.
— Это очень хорошо, — ответил я. — Значит, к Наталье Ивановне приехал муж?
Портье приподнял бровь и секунды четыре смотрел на меня, не меняя выражение лица.
— К Наталье Ивановне? — переспросил он медленно.
— К Наталье Ивановне, — подтвердил я нетерпеливо. — Она работает в питерском архиве, я к ней приходил…
Я мысленно посчитал.
— …четыре дня назад.
— Так вы приходили к ней, — медленно протянул портье.
Я нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Что происходит? — спросил я нетерпеливо. — Я приходил к ней четыре дня назад, и она передала мне документы, которые привезла из Питера…
Портье смотрел на меня, широко раскрыв глаза.
— Вы с ней виделись? — уточнил он почему-то шепотом. — Четыре дня назад?
— Ну, конечно! — выкрикнул я злобно. Портье отшатнулся от стойки, охранник приподнялся с дивана.
Я одернул себя, сменил тон и терпеливо повторил:
— Мы виделись, она передала мне документы…
Здесь я прервался, потому что портье отодвинулся от меня еще дальше и наткнулся лопатками на стойку с ключами. Он по-прежнему молчал, но в его глазах плескался тихий беззвучный ужас.
Я поднял руки и сильно стиснул виски. Ничего не понимаю.
— Ничего не понимаю, — повторил я вслух и опустил руки. — Почему вы на меня так смотрите?
Портье молчал.
— Да отвечайте! — прикрикнул я, не сдержавшись.
Портье вздрогнул и торопливо ответил:
— Наталья Ивановна утонула месяц назад.
Я машинально сел на высокий стул возле полукруглой стойки.
— Что?..
Портье осторожно шагнул вперед. Наверное, у меня было такое лицо, что он испугался обморока. Честно говоря, я был близок к обмороку, как никогда в жизни.
— Она утонула, — повторил портье. — Месяц назад. Об этом в газете писали.
Я снова поднял руки и стиснул виски. Мир реальный и мир вымышленный начали мешаться у меня в голове, границы между ними, которые и раньше были не слишком четкими, размыло яростной летней грозой.
— Как это произошло? — спросил я глупо.
— Она ныряла с пирса, — ответил портье и приблизился ко мне еще на один шаг. Видимо, убедился, что я не буйный. — Там табличка висела, что нырять запрещено, а она не обратила внимания. Под пирсом есть место, где полно подводных камней. Она прыгнула в воду, ударилась головой, потеряла сознание и захлебнулась.
Он замолчал. Я смотрел на него во все глаза.
— Месяц назад? — услышал я свой собственный голос, показавшийся мне чужим.
