— Что ж, теперь, наверное, дело Людмилы Самойловой действительно можно считать закрытым, и отнюдь не за недостаточностью улик, — заключила я.
— Пожалуй, — задумчиво протянул Володька и почесал затылок, что говорило о высшем проявлении мыслительной деятельности у этого человека. — Убийцу-то мы нашли, а вот куда исчез труп Самойловой, непонятно.
Я не успела отреагировать на Володькины слова. В этот момент из дома под конвоем вывели Сергея и Исаева.
— Стойте! — выкрикнула я, прежде чем успела сообразить, что делаю. — Вы не имеете права арестовывать этого человека. Он здесь абсолютно ни при чем. Он мой друг и оказался здесь исключительно по моей просьбе и стрелял, чтобы защитить меня.
Я с мольбой посмотрела на Володьку. Мои слова были почти правдой. По крайней мере, ничего другого я никому не могла сказать. Я даже не пыталась понять, почему так поступаю, просто чувствовала, что не могу иначе.
Володька с хитрым сомнением взглянул на меня. Я видела, что у него на этот счет свои соображения, вспомнила его слова о том, что у меня ничего не может быть просто так. Но он все же отдал распоряжение, о котором я так горячо просила:
— Освободите его.
С Исаева сняли наручники. Он благодарно посмотрел на меня, но это была благодарность за то, что его освободили от оков, не более. Казалось, смысл моего поступка остался ему непонятен.
— Володя, знакомься, это Михаил, — как-то неловко представила я мужчин, покачнулась на каблуках и, неуместно улыбнувшись, предложила: — Кажется, все уже покинули эту злосчастную дачу, может, и нам пора?
— Пожалуй, — согласился Володька.
— Танечка, думаю, ты не откажешься, если я предложу довезти тебя до города? — предложил Исаев.
— Конечно, не откажусь.
— Танечка!.. Значит, вот как обращаются к тебе твои новые знакомые, — насмешливо пробормотал мне на ухо Володька, когда мы выходили на дорогу. — Что ж, неплохо, но тебе не кажется, что он староват?
Я незаметно толкнула Володьку кулаком в бок, чтобы он прекратил нести всякую чепуху. Этот полезный человек иногда бывал очень вредным и даже более того — просто нестерпимым.
— Пожалуй, большая часть населения нашего городка должна быть вам крайне признательна за спасение Татьяны Александровны, — продолжал куражиться Володька, и даже мои пинки и щипки никак на него не действовали. — Она ведь у нас фигура не безызвестная.
— Михаил оказался здесь абсолютно случайно. Моя машина сломалась, и я попросила его подвезти меня, — ответила я за Исаева.
— А Таня рассказывала вам о своем расследовании?
— В общих чертах, — отозвался Исаев. — Но мне и этого хватило, чтобы понять, насколько опасна ее работа.
— Но зато и интересна, — добавила я.
— Да уж, особенно интересным оказалось это дело, — вздохнул Володька. — Настолько интересным, что даже после ареста убийцы нельзя с уверенностью сказать, что к чему.
— По-моему, самое главное, что чокнутого Шувалова арестовали, — невозмутимо пожала я плечами.
— И все равно это дело нельзя считать до конца раскрытым — труп-то до сих пор не найден. Мы даже не знаем, где его искать. Хотя, пожалуй, теперь это сочтут ненужным.
— Знаешь, что я думаю… — я краешком глаза взглянула на Исаева. Неужели ему абсолютно все равно, сдам я его или нет? — Это Шувалов выкрал тело из гроба. Побоялся, что при повторном обследовании трупа найдут улики, указывающие на то, что девушка была повешена именно им.
— Возможно, — согласился Володька.
Он проводил меня до машины Исаева и остановил, придержав за руку.
Я с удивлением подняла на него взгляд.
— Таня, ты действительно не знаешь, куда делся труп Самойловой? — полушепотом спросил он.
— Действительно, — соврала я очень убедительно. — А что?
— Да ничего. Просто странный этот твой новый знакомый. Ты уверена, что он оказался здесь абсолютно случайно, исключительно для того, чтобы помочь тебе?
— Ты что, мне не веришь или ревнуешь? — хитро улыбнулась я.
— Конечно, ревную, — признался Володька.
— Я так и поняла.
Я опять попыталась сесть в машину, но Володька удержал меня.
— Танюха, я тобой горжусь, — ни с того ни с сего прорвало его на похвалу. Видно, ревность так благотворно повлияла. — Мы целым отделом пытались поймать этого Шувалова, а ты одна со всем справилась.
Я махнула рукой так, словно бы мне ничего не стоило справиться с Шуваловым, хотя стертые от веревок запястья, израненная шея и усталый, измученный вид говорили об обратном.
— Поезжай домой. Выспись как следует. Отдохни, подлечись, — напутствовал меня Володька.
— Обязательно, — пообещала я и села в автомобиль.
Исаев дождался, пока все милицейские машины разъедутся и пыль на дороге уляжется, и только после этого завел мотор. Уже давно исчезла утренняя свежесть. Воздух опять пронизывали раскаленные лучи солнца, которые окончательно рассеяли даже малейшие напоминания о событиях минувшей ночи. Теперь они останутся лишь в воспоминаниях их участников, а в скором времени будут зафиксированы в протоколе. Только вряд ли бумага сможет отразить весь тот ужас, который мне довелось пережить, оставаясь наедине с двумя сумасшедшими, в полной уверенности, что это конец.
Я украдкой взглянула на Исаева. Если бы не этот человек, я вряд ли была бы сейчас жива. Сомневаюсь, чтобы Володька и доблестные представители органов внутренних дел успели вовремя прийти мне на помощь. Исаев упорно смотрел на дорогу и упрямо отказывался взглянуть на меня. Я буквально чувствовала его напряженность и доподлинно знала о ее причине, так же как знала, о чем он думает в этот момент, о чем хочет меня спросить. И я не ошиблась.
— Почему ты так поступила?
— О чем ты? — спросила я, хотя прекрасно поняла, что он имел в виду.
— Почему ты это сделала? — повторил он.
А я вспомнила, как минувшим вечером после того, как он не позволил Саше убить меня там, в морге, задавала ему такой же вопрос. Вот судьба и поменяла нас местами. Теперь он встал на мое место и задал этот вопрос, а я повторила его слова:
— Я не могла поступить иначе.
Мы оба знали, что я могла поступить иначе. Но я уже сделала свой выбор, возможно, неверный, но не жалела о нем. Не судите, да не судимы будете.
— Ты уже сама проделала путь к моему разоблачению, и тебе это удалось. Думаю, ты и сама понимаешь, рано или поздно меня вычислит милиция, или найдется кто-нибудь наподобие Шувалова.
— Я понимаю, — не стала возражать я. — Именно поэтому тебе нужно прекратить продавать трупы. Ты должен уничтожить все улики, а эта, — я достала из сумочки диктофон и вынула из него кассету, на которой был записан наш с Исаевым разговор в морге, — будет первой.
С этими словами я резко швырнула кассету в открытое окно и без сожаления застегнула замок своей сумки.
— Надеюсь, ты понимаешь, что это твой единственный шанс. Брось все! Забудь, что когда-то это было частью твоей жизни, и уезжай из города.
Я говорила горячо и убежденно, надеясь быть понятой.
— Пожалуй, ты права. Именно так я и должен поступить.
Я с опаской глянула на Исаева. Как-то странно прозвучали его слова.
— А знаешь, когда я пошла обходить дом кругом и не встретилась с тобой, то подумала, что ты меня бросил, — невесело засмеялась я.
— Неужели ты действительно так обо мне подумала?
— Прости…
Исаев недовольно покачал головой.
— Когда я начал обходить дом, то заметил Сашу. Он приближался к тебе, не замечая меня. Расстояние между вами было такое небольшое, что я не мог тебя предупредить. Поэтому я просто пошел за вами следом и видел, как Саша завладел твоим оружием, а затем воспользовался им, чтобы заставить тебя войти в дом. Пока вы втроем находились в доме, я искал подходящий способ, чтобы выманить хотя бы одного из них наружу. И не нашел ничего более подходящего, чем скинуть с крыши сарая стоящие там ведра. Уж не знаю, каким чудом они там оказались, но это помогло.
— Я так и знала, что это были ведра, — пробормотала я, улыбаясь самой себе.
Я даже не заметила, как мы въехали во двор моего дома, опомнилась, лишь когда Исаев заглушил мотор.
Терпеть не могу расставания, особенно если знаю, что больше никогда не увижусь с этим человеком. Я сразу же теряюсь, не знаю, что нужно сказать и нужно ли вообще что-то говорить. Люди напридумывали столько ненужных законов и норм, а элементарных правил расставания так никто и не изобрел. Вот я бы дала за такое Нобелевскую премию.
— Спасибо, что подвез меня…
Я пыталась придумать, что бы еще сказать, но ничего не лезло в голову. Улыбнувшись на прощание, я открыла дверцу машины с легкой досадой на какую-то недосказанность. Может быть, Исаев угадал эти мысли, а может, чувствовал то же самое, но его рука легла на мою.
— Таня, ты даже не представляешь, что для меня сделала, — очень тихо сказал он, и я поняла, что где-то на подсознательном уровне ждала от него именно этих слов.
