и благословленный священником во время венчания. По традиции его следовало придержать до свадебного застолья и либо разыграть среди гостей на аукционе, либо вручить кому-нибудь за победу в состязании. Но в день святой Моники с ним поступили по-другому – решили пронести каравай по городу, раздавая по кусочку всем встречным, в обмен на шумные и радостные поздравления.
Не в своей тарелке во всей этой разноцветной, радостной и благоухающей церемонии чувствовали себя лишь трое.
Первый – отец Анны Моредо.
Хоть Антонио и был уверен в правильности своего решения, страх и ощущение опасности не покидали его. Он знал Рауля, и знал, что тот выполнит обещание – обесчестит его имя перед родным городом. Не хотелось только, чтобы он сделал это на самой свадьбе. Его единственная и любимая дочь этого не заслуживала. Антонио высматривал Рауля среди толпы, чтобы, в случае необходимости, помешать ему осуществить задуманную пакость.
Вторым человеком, испытывающим неприятное тягучее волнение, был жених Анны, Раймон Руис. Если бы Пако сделал ему свое предложение сейчас, когда он трезв и видит перед собой полное счастья лицо невесты, он бы ему не поддался. Но на данный момент, увы, раскаиваться было поздно.
Раймон успокаивал себя, опуская руку в карман пиджака – там он ощупывал полученную от Пако драгоценность. Золото, тяжело перекатывающееся между пальцами, придавало ему уверенности. И помогало, не думая об уже сделанном выборе, направлять свои мысли в будущее. Которое, судя по всему, будет у него богатым, беззаботным и полным достойных его возможностей – как он всегда и мечтал.
Ну и третий человек, которому происходящее пережить, возможно, было труднее всех, был сын аптекаря, Рикардо Нуньез, по уши влюбленный в Анну Моредо. На его глазах любовь всей его, пока еще недолгой, жизни уходила от него навсегда.
Рикардо, с висящим на шее огромным фотоаппаратом (он делал снимки всех свадеб и других торжеств в городе), подошел к Анне. Она ждала, когда Раймон перекурит со своими, ржущими над каждой его шуткой, веселыми приятелями, и вернется к ней, чтобы они могли занять свое место в шествии.
– Я убью себя, – произнес очень бледный, но с пылающими щеками, Рикардо. – Ты видела, у нас в аптеке полно ядов. То, что отец ставит их на верхнюю полку – смешная преграда для того, кому незачем жить!
– Рикардо, милый, – Анна обняла его рукой, свободной от свадебного букета. – Я тоже люблю тебя и буду любить всегда. За одно то, что ты есть на свете. Ты мой друг, мой младший брат. И ничто не заставит меня тебя разлюбить. Кроме одного, – Анна заставила Рикардо посмотреть ей в глаза. – Если ты сделаешь нечто подобное. Клянусь, я буду считать это предательством. Ты сделаешь меня самым несчастным человеком на свете – вот все, чего ты добьешься.
Рикардо попробовал отвернуться, но Анна ему не позволила.
– Это твоя цель? Я не верю. Способен ли ты предать мою любовь к тебе? Я уверена, что нет.
– Так нечестно, Анна, – Нуньез всхлипнул.
Она крепко обняла его обеими руками.
– Рикардо, поверь мне, сейчас я счастлива, – громко прошептала она прямо в его ухо. – И я делюсь этим счастьем с тобой. Прими его от меня, впусти в свое сердце. И ты поймешь, что жизнь прекрасна. Как много в ней света и радости. Точно так же, как я сегодня, и ты когда-нибудь найдешь свое счастье. И поделишься им со мной. Я же могу на это рассчитывать, Рикардо? Правда? Скажи мне это.
Анна отстранилась, чтобы снова видеть его глаза.
– Конечно, Анна. Ты всегда можешь на меня рассчитывать.
– Спасибо. Не унывай. Все впереди. Огромная и яркая, полная света, жизнь. Начни ее жить прямо сейчас.
– Анна… – охрипшим от волнения голосом сказал Рикардо, – Ты можешь прийти ко мне, когда захочешь. Всегда, в любую минуту. Я буду ждать, сколько потребуется.
– Спасибо за приглашение, – рассмеялась Анна и поцеловала его в лоб.
Он тут же прикрыл лоб рукой. Как будто боялся не удержать ощущение ее губ на своей коже, хотел продлить его и запомнить навсегда.
– Ага, вот вы где! – раздался голос вернувшегося от приятелей Раймона. – Анна, я думал, тебя украли.
– Попытались, но ничего не получилось, – смеясь, ответил невеста.
– Что с тобой Рикардо? – спросил Руис у шмыгнувшего носом сына аптекаря.
– Ничего. Спрашивал у Анны, когда бы вы хотели получить снимки. Пойду, сделаю их прямо сейчас.
– А как же шествие? – крикнула Анна, но осунувшаяся, сутулая спина Рикардо уже скрылась в толпе.
Почти одновременно тронулось и само шествие. Со всех сторон заиграла музыка. Человеческая река, несущая на себе три главных для Санта-Моники статуи потекла по улицам города. Анна и Раймон, вместе с друзьями и родственниками присоединились к процессии, в самом ее хвосте, распевая песни, маша с удовольствием всем, кто их приветствовал и поздравлял. Четверо друзей Раймона подняли свадебный хлеб на растянутом платке, взявшись за его концы, и тоже тронулись вперед, готовые в любой момент остановиться, чтобы невеста или жених могли отщипнуть кусочек для очередного поздравляющего их горожанина.
К радости Антонио Моредо, Рауль Пако так и не объявился. Ни в церкви на венчании, ни во время шествия, ни на самом праздновании, за свадебным столом которого собралась без малого сотни полторы человек, а заглянули «поздравить на минутку», и остались до утра, еще пара сотен.
«Слава деве Марии и святой Монике! Он передумал мстить мне таким грязным способом, – с облегчением думал отец невесты. – Пусть лучше зарежет меня как-нибудь ночью в переулке, чем испортит самый счастливый день моей дочери».
Оставив гостей праздновать в просторном доме Антонио Моредо (как же вовремя отец соорудил к нему пристройку!), молодожены отправились к Раймону. Как это часто бывает на андалузских свадьбах, место брачной ночи держалось в тайне ото всех – чтобы, не дай бог, кроме новобрачных, на нее не явились те же гости. Испортить молодым эту часть праздника было обычным делом. Иногда оно доходило даже до насилия (шуточного, но все же). Разгорячившиеся от спиртного приятели жениха могли силой, например, усадить молодоженов спинами на осла, привязать их друг к другу, и оставить в таком положении до самого рассвета на каком-нибудь общественном поле.
Раймон предусмотрел и исключил такое развитие событий. Дружков, способных на подобные выходки, он напоил так, что по домам их разнесли задолго до ухода новобрачных. Да и дом, в который он привел молодую жену, был не его – Руис договорился с верным ему приятелем, что тот уступит
