от близких. Страшные истории о пленных людях, обреченных быть распотрошенными на органы. Попытка выяснить номер телефона Лизы, моей близкой подруги, но не моего мужа… Аля, скажи, кто там, за дверью? Сколько у них охранников? Или это всего лишь прекрасно смонтированная запись голосов молодых людей, исполнявших роль охранников? Скажи, я все правильно поняла или у меня крыша поехала от голода?
Алевтина долго не решалась ей ответить. Она тоже смотрела ей в глаза и, казалось, ждала новых вопросов.
— Но почему я?
По щеке Глафиры уже катились слезы облегчения и внезапно обрушившейся на нее радости.
— Почему?! Как ты обо мне узнала?! Как вычислила, что именно я смогу попасться на твою удочку? И что у меня есть деньги? Хотя разве в этом дело… Неужели у меня на лбу было написано, что мне так необходима помощь? Неужели мое отчаяние и желание непременно похудеть, да хотя бы для того, чтобы вернуть себе здоровье, были так очевидны? Ты что молчишь? Кто стоит за всем этим жутким спектаклем?!
Глафира вдруг поднялась и бросилась к двери, распахнула ее и увидела совершенно пустой коридор, где в углу, на полу, чернел прямоугольник магнитофона. Путь был открыт, но она заколебалась. Вернулась в комнату. Она хотела получить какие-то объяснения. И еще она не знала, как ей относиться к самой Алевтине. Надавать ли ей пощечин, если инициатором всего этого кошмара была она сама, или же выпытать у нее имя главного затейника? Или затейницы.
И вдруг одна мысль пронзила ее.
— Лиза?! Это Лиза тебя заставила?! Поняла, что со мной можно справиться … только вот таким зверским способом?!
Алевтина по-прежнему молчала, глядя на Глафиру немигающими, ничего не выражающими глазами.
— Ты почему молчишь? Ты знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?! Обманщица! Мошенница!!!
— У тебя были очень плохие анализы. И твой вес уже зашкаливал, ты же сама знаешь… И Лиза выгнала бы тебя с работы, поскольку ты вскоре вообще не смогла бы передвигаться без посторонней помощи. Положение твое было просто катастрофическим!
— Адам?! Это он? И поездку в Крым он выдумал, чтобы меня похитили? Или же он сам это сделал? Но если так, значит, и Лиза была в курсе… Неужели они все это придумали, чтобы подлечить меня, зная наперед, что у меня полностью отсутствует воля? И что я каждый день буду наведываться к Любе в кондитерскую?
— А разве не так?
— Так… Но только то, что вы со мной сделали, — бесчеловечно! И те килограммы, которые я потеряла не только благодаря диете… Это же колоссальный стресс! И на его фоне может развиться любое заболевание. Даже смертельное. Вам это не пришло в голову?! Так кто заказчик?
— Ты же понимаешь, что я не могу тебе этого сказать. Но делать самостоятельные выводы — опасно. Ты можешь вообразить, что это Лиза, а потом окажется, что это Адам. Или наоборот. Ты рискуешь испортить отношения с близкими тебе людьми.
— Ты хочешь сказать, что я должна оставить все как есть и относиться к ним по-прежнему? Постой… Уж не хочешь ли ты сказать, что тебя наняли они оба — Лиза и Адам?! Или Лиза с Гурьевым… У него ведь ума палата и буйная фантазия… Неужели они настолько не дорожат мной, что позволили разыграть этот чудовищный спектакль? Да, я припоминаю, каждый из них в свое время посмеивался надо мной…
— Они переживают за тебя.
— Ты рассказывала им, наверное, как идут дела, да? А может, еще и снимала меня?
Глафира огляделась по сторонам в поисках камеры и очень быстро обнаружила ее — маленькую черную «вишенку», прилепленную к высокой лампе под самым потолком.
— Ты показывала им это кино? — На глаза ее снова навернулись слезы. — Представляю, как они хохотали надо мной… Это невозможно! Лиза не такая! И Адам тоже… Аля, я не хочу возвращаться к ним, не хочу!!!
— Глафира, это твое дело. Ты вольна поступить так, как тебе захочется. Но и ты тоже пойми. Они хотели тебе только добра. Они любят тебя!
— А телефон… Что это за история с блокированным телефоном? Я хочу понять…
— Ничего особенного. Просто я потеряла номер телефона Лизы, а Адама беспокоить не хотела. Вот ты мне и напомнила, набрав…
— Значит, все-таки это они, вдвоем… Дай-ка мне мой телефон, и я поговорю с Лизой. Я же не могу оставить все как есть! И работать у нее я тоже никогда не буду. И с Адамом разведусь. Решено! Все…
Она вдруг горько заплакала.
— Но почему ты плачешь? — Алевтина внезапно, в порыве нежного чувства к своей «пленнице», обняла ее за плечи. — Ты же прекрасно выглядишь! И лечение твое идет по плану. Ты хорошо теряешь вес. Другое дело, что мы не занимались физическими упражнениями. Это должно было стать следующим этапом, вот только как обставить это, я так и не придумала. Но если ты только пожелаешь, мы продолжим лечение.
— Да! — воскликнула переполненная впечатлениями и эмоциями Глаша. — Продолжим! Непременно. Тем более что все оплачено, как я понимаю, и я могу находиться здесь еще какое-то время, так?
— Да, это так.
— А этим… двум… скажи, что, когда я вернусь, … я не желаю иметь с ними никакого дела! И с Адамом я тоже разведусь. Уж он-то знает, какая я, как он мог решиться на такой жестокий эксперимент?!
— Потому и решился, что знает.
— Ты не поняла. Я имею в виду — он знает, какая я эмоциональная, нервная, со мной так нельзя!
— Глаша, постарайся их понять.
— Да не могу я! И тебя я тоже не могу понять. Вот только никак не соображу, как же это я, вроде бы неглупая женщина, занимающаяся каждый день такими сложными делами, сама вляпалась по уши в эту авантюру? Ведь, если разобраться, сейчас, когда я уже все знаю, — у тебя было великое множество проколов… И нестыковок. И если бы я с самого начала предположила, что такое возможно, я постаралась бы проанализировать каждое сказанное тобою слово, да и на диету обратила бы внимание. Ведь эти так называемые «объедки» с хозяйского стола были отлично приготовлены и стоили немалых денег! Да одни только фрукты, рыба, телятина, овощи, паровые котлеты…
— Я старалась.
— И весы! И зеркало! И этот костюм! Ты хотела, чтобы я увидела результат диеты? Ты знала, что я сегодня догадаюсь об истинном положении вещей?
— Нет, не то чтобы знала, что ты именно сегодня догадаешься. Моей целью сегодня было — снять то нервное напряжение, в котором ты находилась все
