— Если ты не возьмешь деньги, я уеду на машине прямо сейчас.
— Ты про выпитое пиво забыл, — напомнил Феликс.
— Позже уеду. Бутылка пива выветривается через сорок пять минут.
В голове у Забродова имелось множество полезных сведений, которые, в лучшем случае, пригождались раз в жизни, а иногда так и оставались невостребованными. В этом смысле он был ходячим энциклопедическим справочником.
Феликс поставил ногу на бампер джипа и задумчиво крутил в руках сигарету.
— Без денег ты, Илларион, не оставишь джип у меня?
— Нет. Не забывай, ты уже подрядился чинить машину.
— И ты заплатишь любую сумму, которую я запрошу? — в глазах у Феликса читалось веселье, он, как и Забродов, любил розыгрыши.
— Если ты не заставишь меня платить в монгольских тугриках, то, считай, заметано.
— Ладно. Чтобы потом не говорил, будто я тебя обманываю, уточним сразу: сумма в долларах.
Забродов всегда возил с собой около тысячи «баксов». Теперь же, отправляясь к Феликсу, прихватил еще две на случай, если придется менять двигатель. К тому же деньги были у него разного достоинства, мелкие и крупные, так, чтобы рассчитаться без сдачи.
— Найду, не вопрос. Расчет на месте.
— Не сумеешь.
— Ты же не собираешься запросить больше трех штук?
— Нет, что ты.
— Тогда не вопрос.
— Один металлический доллар, — прищурившись, произнес Феликс и тут же протянул руку с открытой ладонью, будто был уверен, что Забродов так просто положит в нее увесистую монетку.
Забродов развел руками:
— В других брюках оставил.
— Слабо, Илларион? Вот и не заводи разговор о деньгах, если не платежеспособен. Мне от тебя ничего не надо, появляйся только почаще и без машины, чтобы не сидеть за бутылкой минеральной воды. Со мной пить не страшно, я или пиво пью, или что-нибудь дорогое и крепкое.
— Я это еще в твоем сарае заметил — на полках пустые бутылки от виски и бренди.
— Я, Илларион, во всем размеренность люблю — в работе, в питье, в сексе. В любом занятии главное не спешить, тогда получаешь максимум удовольствия.
Забродову казалось, что в отсоединенных проводах и патрубках уже никому не разобраться без схемы, но Феликс лишь мельком поглядывая на руки, все присоединил на свои места за считанные секунды.
«С первого раза она у него не заведется», — мстительно подумал Забродов, когда Феликс садился за руль.
Машина завелась с пол-оборота, и Иллариону показалось, что двигатель работает безукоризненно. Ему хотелось сказать, что все уже готово, мол, Феликс, вылезай из-за руля.
«Лэндровер» скрылся в сарае, в полумраке поблескивая лишь никелированным бампером. Феликс даже не посчитал нужным выйти на улицу, поднял капот, засучил рукава и принялся за работу.
Забродов стоял, ждал, ковыряя землю носком ботинка. Не выдержал, зашел в сарай. Его поразила обстановка рабочего места Феликса. Рядом с машиной уже стоял стол на колесах — такой, как в хирургических операционных, двухъярусный, заложенный гаечными ключами, отвертками, пилками, напильниками и какими-то хитрыми инструментами, о предназначении которых мог знать лишь искушенный мастер. Среди этого железного великолепия стояла бутылка виски и маленькая, граммов на тридцать рюмочка, налитая до половины.
Феликс увлеченно разбирал машину и даже не глядел на друга. Сняв какую-нибудь из деталей, мастер брал бумажную салфетку, обворачивал вокруг рюмки и отпивал микроскопической глоток.
— На сколько тебе бутылки хватает?
— Ты еще здесь? — изумился Феликс. Для него прощаться подобным образом было в порядке вещей. В этом он отличался от Иллариона, тот всегда любил ставить в разговоре точку.
— Попрощаться все-таки стоило бы.
— Зачем? — удивился Феликс. — Мы же с тобой не навеки расстаемся. Три дня — не срок, к тому же эти дни станут для тебя незабываемыми.
— Почему?
— Сам увидишь, — хитро улыбнулся мастер по реставрации старинных автомобилей.
— Ты-то сам на чем ездишь? — наконец сообразил Забродов, оглядев сарай.
— На мотоцикле, — и Феликс кивком указал на бесформенный объем — только сейчас стало понятно, что скрывается под брезентом.
— Напоминает скульптуру, приготовленную к открытию, — сказал Забродов.
— Раньше в Москве неплохо было ездить на машине, а теперь столько развелось автомобилистов, что иногда быстрее пройти пешком, — бурчал Феликс, продолжая ковыряться во внутренностях машины. — Вот я и завел себе мотоцикл. Между рядами прощемишься, а надо, так и по тротуару. Я и тебе, Илларион, советую завести мотоцикл. Незаменимая вещь в современном городе!
— Особенно зимой, — съязвил инструктор.
— Ну и что? — пожал плечами любитель техники. — Резина у меня шипованная, хоть по катку катайся или по Москве-реке гоняй. Одеваться только теплее приходится. Но мы с тобой, Илларион, люди закаленные, нам русские морозы нипочем. Не немцы же мы, в конце концов!
— Прошу учесть, что мой джип — мужчина, а не какой-нибудь там «мерседес» или «тойота».
— Твоя машина среднего рода, как и все английское. Только корабль у них из неодушевленного мира почему-то женского рода.
— И ты меня собираешься учить тонкостям английского языка?
— Бойся гостя стоячего, а не сидячего, — намекая на то, что Забродов задерживается сверх выделенного ему лимита времени, сказал Феликс.
— До встречи, — Забродов протянул руку, но поскольку у Феликса ладони уже были испачканы, ему пришлось пожать запястье.
Забродов не спеша прошелся по двору. Ему не верилось, что в столице еще остались подобные патриархальные уголки в смысле пейзажа, дома и человека, живущего в нем. При всем при том Феликс входил, наверное, в десятку самых продвинутых знатоков техники в Москве.
«Я и сам не лучше, — улыбнулся Забродов. — Одна только разница, что выглядит моя квартира побогаче. А, в сущности, ее наполнение так же допотопно, как и содержимое дома Феликса».
Он прошел мимо низко расположенных окон, за которыми виднелись засохшие вазоны с цветами в глиняных горшочках, оставшиеся в память о последней любовнице автомеханика. Женщины от него уходили сами, он не выгнал ни одной.
«Не поймешь, какой век на дворе — то ли конец девятнадцатого, то ли конец двадцатого?»
Он притворил за собой калитку и оказался на улице.
Странно было чувствовать себя не обремененным машиной. И до этого Илларион много ходил пешком, но лишь за городом. Вблизи дома он преодолевал путь не дальше, чем до газетного и табачного киосков. Сейчас же казалось, что даже земля немного покачивается под ногами. Так случается с моряками, долго плававшими и сошедшими на берег.
«Такое чувство, будто я лишнего выпил».
Забродов оказался на людной улице и с удивлением для себя отметил, что он уже давно не разглядывал лиц прохожих.
«Боже, сколько в Москве красивых девушек! — подумал он. — А раньше я их не замечал. Да, красивых много, но привлекательных мало, — с трудом Иллариону удалось отыскать два привлекательных на его взгляд лица. — Остальные — полная дешевка, хотя и красивые. Откроет рот, и такое от нее услышишь, что потом захочется уши помыть».
Вскоре развеялся еще один миф, который Забродов твердо усвоил по отношению к себе. Ему раньше казалось, что Москву он знает досконально. В какой-то мере, так это и было. Сидя дома, он мог мысленно совершить путешествие в любой уголок столицы, рассказывая обо всем увиденном по дороге, включая названия магазинов, кафе, ресторанов, количество полос движения на дорогах. Он практически наизусть знал, какие дорожные знаки и где висят, но он и понятия не имел, какие автобусные, троллейбусные и трамвайные маршруты пролегают по городу, каким номером и куда можно доехать.
Из всего городского транспорта он досконально знал лишь метро.
«Вот те на, — подумал Забродов, — попал в классическую для дремучего провинциала ситуацию: ехать надо, а как и на чем — не знаешь!»
Бесполезный ключ от автомобиля лишь оттягивал карман. Расспрашивать людей не позволяла гордость, из любой ситуации Забродов привык выбираться сам. Можно было дойти до станции метро, но хотелось испытать себя.
«Я, умеющий ориентироваться ночью в лесу, когда на небе не видно звезд, легко находящий дорогу в горах, где оказался впервые, заблудился в родном городе!»
Забродов подошел к остановке. Номера троллейбусных и автобусных маршрутов, указанных на табличке, ничего ему не говорили. Он пропустил несколько машин, присматриваясь к названиям диспетчерских, начальных и конечных — ничего подходящего. В запасе оставалось еще два маршрута.
Наконец подскочил новенький, сверкающий краской троллейбус, идущий в центр, проезжавший почти возле самого дома Забродова.
«Все-таки есть на земле справедливость», — подумал Илларион, заходя в салон.
