На что вконец разъяренная Имоджин, вскочив от негодования, завопила:
— Не хватало, чтобы какой-то полудикий валлиец объяснял мне, в чем заключаются мои гражданские обязанности!
Бедному Арчтафту было явно не по плечу состязаться в красноречии с неукротимой мисс Мак-Картри. Он зажмурил глаза и что-то забормотал, моля Всевышнего дать ему силы сдержаться и не наброситься на бунтарку с кулаками.
— Ваше счастье, мисс Мак-Картри, что вы не мужчина! — сдавленным голосом пробормотал он.
— Глядя на вас, мистер Арчтафт, я радуюсь этому вдвойне!
Вредная Дженис до времени не вмешивалась, поджидая, пока страсти не накалятся до предела. Теперь она подошла к мисс Мак-Картри и, нежно взяв ее за руку, прощебетала то, что целыми днями повторялось в кулуарах и кабинетах административной службы Адмиралтейства:
— Не сердитесь, Имоджин!
Затем, повернувшись к начальнику отдела, с улыбкой проговорила:
— Думаю, мистер Арчтафт, вы просто неправильно поняли друг друга.
Энерин давно мечтал, чтобы Дженис стала его женой, и потому, не посмев перечить, покорно ретировался к себе в кабинет, бормоча под нос ругательства. Дженис вернулась на свое место, и в комнате вновь воцарился порядок — увы, на время, поскольку там, где находилась шотландка, спокойствие всегда оказывалось недолговечным.
Не прошло и часа, как зазвонил внутренний телефон. Мисс Мак-Картри просил зайти сам шеф управления. Все сочувственно посмотрели на Имоджин. Похоже, втайне подумала каждая, на сей раз их шутки зашли слишком далеко. Чувствуя себя в центре всеобщего внимания, Имоджин приняла горделивую позу и, выходя, бросила Дженис Льюис:
— Должно быть, очередная выходка этого валлийского пакостника!
* * *
Джон Масберри слыл в Адмиралтействе образцом элегантности. Выпускник Оксфорда, он вынес оттуда ту неподражаемую изысканность манер, которая вызывала трепет в сердце любой англичанки, умирающей от желания в один прекрасный день — пусть только и всего-то на этот самый день — попасть в «высшее общество». Возглавляя управление, куда входил сотрясаемый выходками Имоджин отдел, Джон Масберри пользовался всеобщим восхищением и отлично отдавал себе в этом отчет. Даже те, кто был не в состоянии разглядеть под маской куртуазной учтивости обычное высокомерие сноба, с уверенностью держали бы пари, что он пойдет очень далеко и, возможно, — кто знает? — в конце концов займет кресло главного босса, сэра Дэвида Вулиша. Мисс Мак-Картри, впрочем, относилась к тем немногим, на кого чары Джона Масберри не оказывали ровно никакого воздействия. Она не могла простить ему, что он родился в Лондоне, мало того, родители его тоже имели несчастье быть коренными лондонцами, и при таком-то сомнительном происхождении он еще имел наглость взирать на всех служащих — в том числе и на саму Имоджин — сверху вниз, с той презрительной снисходительностью, от которой прямо-таки закипала ее шотландская кровь.
Едва Имоджин вошла в кабинет, Джон Масберри с неизменной ледяной галантностью встал, приветствуя даму:
— Соблаговолите присесть, мисс Мак-Картри… Я только что говорил по телефону с мистером Арчтафтом. Он жаловался, мисс Мак-Картри, что вы не проявляете к нему должного почтения.
— Но ведь мистер Арчтафт — валлиец…
— Тот факт, что он валлиец, не имеет ровно никакого отношения к делу. Буду вам чрезвычайно обязан, если вы ответите на мой вопрос.
Имоджин уже не на шутку занервничала:
— В общем, если честно сказать, то мы с ним немного повздорили…
— Не понимаю, мисс Мак-Картри, какие могут быть ссоры между начальником отдела и простой машинисткой. Убедительно прошу вас принять это к сведению.
— Уж не думаете ли вы, что раз я простая машинистка, о чем вы мне так любезно напомнили, то позволю говорить с собой таким тоном?
— Насколько я понимаю, вы считаете себя весьма важной персоной и уверены, что совершенно незаменимы?
— Отнюдь, мистер Масберри. Я вообще не думаю, что здесь, в этом здании, есть хоть один незаменимый человек.
— Что ж, ценю ваш шотландский здравый смысл.
— Мне остается только пожалеть, что его так не хватает англичанам.
Джон Масберри на миг лишился дара речи, затем очень мягко предложил:
— Я бы настоятельно рекомендовал вам, мисс Мак-Картри, немедленно извиниться…
— Весьма сожалею, но это не в моих привычках.
— Полагаю, на сей раз вам придется изменить своим привычкам!
— Позвольте в этом усомниться.
— Попрошу вас немедленно выйти вон.
— С превеликим удовольствием, мистер Масберри.
Едва за шотландкой закрылась дверь, мистер Масберри тут же набрал номер секретарши главного босса и попросил узнать, не сможет ли его принять Дэвид Вулиш.
* * *
Сэру Дэвиду Вулишу на вид было лет шестьдесят. Он практически не имел никаких непосредственных контактов с административным персоналом Секретной службы, но тем не менее был отлично осведомлен обо всех ее сотрудниках и сотрудницах. Улыбчивая приветливость неизменно привлекала к нему сердца всех, кто с ним общался, однако приближенные утверждали, будто под этой улыбкой скрывается железный характер, который не останавливается ни перед какой преградой. Большой любитель пошутить, он просто обожал шокировать корректного сэра Джона Масберри. И на этот раз, едва подчиненный переступил порог, шеф сразу же взял весьма фамильярный, почти приятельский тон:
— Что-нибудь серьезное, Джон?
— Да нет, сэр, ничего особенного. Просто, поскольку дело касается одной из наших старых сотрудниц, я хотел бы просить, чтобы вы сами приняли решение о ее увольнении или по крайней мере временном отстранении от работы.
— Ай-ай-ай!.. И кто же это такая?
— Мисс Мак-Картри, сэр.
— Ага, долговязая рыжая шотландка?
— Совершенно верно, сэр.
— Гм… А мне почему-то казалось, что она у нас на хорошем счету.
— В том, что касается работы, к ней нет ровно никаких претензий, но характер…
И Джон Масберри поведал сэру Дэвиду Вулишу о двух безобразных выходках, которые только что позволила себе эта мисс Мак-Картри в отношении Арчтафта и его самого.
— Это совершенно неслыханно! Взбалмошная девица воображает, будто то обстоятельство, что ежа родом из Шотландии, даст ей сомнительное право не скрывать своего презрения к англичанам и валлийцам.
Сэр Вулиш с трудом сдержал улыбку.
— Похоже, презанятная личность эта ваша мисс Мак-Картри. Весьма колоритная особа!
— По-моему, даже слишком колоритная! Не забывайте, что речь идет об авторитете мистера Арчтафта, не говоря уж о моем собственном!
— Ну полно, Джон, не будем преувеличивать. Пришлите-ка мне досье этой неугомонной дамы и не забудьте приложить к нему служебную записку с изложением всех фактов, о которых вы мне только что здесь рассказали. Будьте уверены, мы найдем способ поставить ее на место!
* * *
Вернувшись в свой отдел, Имоджин попыталась для коллег изобразить ликующую улыбку победительницы, однако в глубине души вполне отдавала себе отчет в серьезности положения и с тревогой ждала, чем же все это кончится. Никто так и не решился задать ей ни единого вопроса, и она, заняв свое место, принялась остервенело строчить на машинке. Из этого молчаливого отчуждения ее вывел голос Олимпии Фарайт, требовавшей от Нэнси Нанкетт, чтоб та срочно, к полудню, напечатала в четырех экземплярах какое-то циркулярное письмо. Нэнси слабо воспротивилась, ссылаясь на то, что уже получила сегодня дополнительную работу от Дженис Льюис и от Филлис Стюарт. В ответ Олимпия стала уже совсем грубо давить на Нэнси, и тут терпение Имоджин окончательно лопнуло:
— Что это вы о себе возомнили, Олимпия Фарайт? Если решили строить из себя начальника отдела, то учтите, что мы и от одного не знаем куда деться! Так что оставьте в покое Нэнси и поработайте немножко сами, ведь вам, между прочим, за это деньги платят!
Олимпия, толстая деваха, вконец отказавшаяся от безнадежных попыток хоть как-то устроить свою женскую судьбу и потому вечно пребывавшая в мрачном расположении духа, не оставила реплику Имоджин без ответа.
— С какой стати, Имоджин Мак-Картри, вы вечно суетесь не в свои дела? Я говорю с Нэнси Нанкетт, а вашего мнения никто не спрашивает.
— Пока я здесь, не позволю, чтобы в моем присутствии англичане глумились над шотландцами!
Голос ее явно не предвещал ничего хорошего, и Нэнси, хорошенькая, хрупкого вида блондиночка, вызывавшая сострадание своим жалким взглядом потерянной собачки, попробовала было восстановить мир, умоляюще обратившись к своей покровительнице:
— Не сердитесь, Имоджин!
По правде говоря, Нэнси, всего год работавшая в машбюро, вовсе не была чистокровной шотландкой — из этой древней страны была родом только ее мать. Сама же она имела честь родиться в Мелроузе, городе, где покоится сердце Роберта Брюса, и уже этого за глаза хватало, чтобы всегда рассчитывать на защиту и покровительство мисс Мак-Картри.
