Ознакомительная версия.
— Ну, мороз, — промямлил он. — Все белое. И что?
— Вам нравятся лед под ногами, снег, холод?
— Не очень, — передернул плечами Даниил Петрович.
— Напоминает что-то неприятное?
— Сейчас, я полагаю, вы спросите, что именно… Закревская кивнула.
— Правильно полагаете.
— И я должен буду рассказать?
— Желательно, — улыбнулась она. — Мне интересно.
— В самом деле?
Ревин иронизировал, но что-то в нем дрогнуло. Видно было, что он хочет поделиться своими воспоминаниями. Ангелина Львовна не торопила его, ждала.
— Видите ли… — усмехнулся бизнесмен. — Я ведь в прошлом альпинист, и с некоторых пор снега, льды и ветра напоминают мне горы, наши былые походы, подъемы, траверсы, ледники, солнце и… моих товарищей.
— Это вас огорчает?
Даниил Петрович задумался, склонив голову набок и разглядывая кабинет. Обстановка простая, но приятная, располагающая к отдыху. Спокойные тона стен, мебели, окно, занавешенное светлой шторой.
— В общем, да, — признался он. — Некоторых ребят уже нет в живых. А горы… они как стояли, так и будут стоять в своих вечных снегах…
— Горные снега… — мечтательно произнесла Закревская. — Красота, наверное.
Бывший альпинист нервно дернул подбородком.
— Снег красив в парках и скверах, а в горах… он страшен. Большие массивы скапливаются на крутых склонах, а потом… срываются и несутся вниз. Клубящееся белое облако, словно призрак смерти… Жуткое зрелище! — Он вздрогнул. — Мой друг рассказывал, как при спуске с Эльбруса его снесло лавиной в Терскольское ущелье. Двое альпинистов пытались ему помочь, и были завалены снегом. С переломанными костями их выбросило на скальный островок…
Лицо Даниила Петровича исказилось гримасой боли.
— А вы сами…
— Бог миловал! — поспешно заявил он. — Но тот, кто однажды попал в лавину и выбрался живым из ее ледяных объятий, не забудет этого никогда…
— Вы бы хотели снова подняться на какую-нибудь вершину?
Ревин отшатнулся, как будто его ударили.
— Нет, ни за что. С этим покончено, раз и навсегда! Покончено…
* * *
— Поднимите голову повыше, — попросил фотограф. — Не то у вас получится второй подбородок.
Женщина чуть подняла голову, напряженно глядя в объектив.
— Улыбнитесь… Все. Следующий.
В дверь заглянул хозяин фотостудии «Профиль» Марат Калитин.
— Саня, у тебя очередь, — недовольно сказал он.
Фотограф раздраженно обернулся.
— Это же хорошо.
— Постарайся обслуживать клиентов побыстрее. Мне не нравится, что людям приходится ждать.
Фотограф пожал плечами.
— Как могу, так и обслуживаю…
— Неправильно рассуждаешь, — возразил хозяин. — Не «как могу», а «как можно лучше».
Калитин вышел, в очередной раз размышляя, почему его сотрудники не заинтересованы в клиентах. Может, потому, что работают не на себя, а на хозяина? Хотя, кто им запрещает заниматься частным бизнесом? Но ведь нет! Не заставишь. Каждый намерен переложить ответственность на другого, чтобы потом ворчать и небрежно выполнять свое дело.
Марат страдал от постоянной текучки кадров. Ему хотелось стабильности, хорошо отлаженной работы, дружного коллектива. Ничего не получалось. Один фотограф сменял другого, но ситуация существенно не менялась. Для Калитина подобное отношение к работе оставалось неразрешимой загадкой. Сначала он пытался что-то исправить, наладить, но со временем махнул рукой. А, плевать! В конце концов, он открыл студию, чтобы зарабатывать деньги, а не биться лбом об стену. Несмотря на досадные недочеты, «Профиль» приносил хороший доход.
Марату Калитину исполнилось тридцать пять лет. Его судьба складывалась по-всякому: то гладко, то замысловато. Одним словом, скучать ему не приходилось. Родился он в Москве, в семье спортсменов. Отец и мать Марата занимались биатлоном, достигли хороших результатов, неоднократно выступали на Олимпийских играх и даже становились призерами. Золота, правда, им ни разу не досталось, но бронза на соревнованиях такого ранга тоже почетна.
Калитины были романтиками и единственного сына назвали Маратом в честь вождя французских якобинцев.[3] Мальчик рос у бабушки в Отрадном, так как родители бесконечно пропадали на тренировках, сборах и соревнованиях. Они любили Марата, но виделись с ним редко. Бабушка Зина, женщина рассеянная и беззаботная, особо внуку не докучала ни воспитанием, ни поучениями. Она кормила мальчика, следила за его одеждой, посещала школьные родительские собрания и на том считала свой долг исполненным. Ребенок, предоставленный сам себе, познавал мир и людей, как получалось. Он с детства привык сам принимать решения, обо всем имел свое мнение и прекрасно обходился без авторитетов.
Сигнал мобильника вывел его из задумчивости. Он взял трубку.
— Слушаю…
— Ты очень занят? — спросил хорошо знакомый Марату женский голос.
— Не так, чтобы очень, но…
— Значит, свободен, — решительно сказала женщина. — Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
— Пока никаких…
— Поужинаем где-нибудь? Я ужасно голодная.
— Опять не успела пообедать?
— Как всегда, — вздохнула женщина.
Калитин обрадовался. Они не виделись уже целую неделю, и он успел соскучиться. Роман с Ангелиной Закревской был самым серьезным и значительным в его жизни.
Марат не относился к влюбчивым мужчинам, но все же имел на счету пару-тройку любовных историй. Его первой «роковой страстью» была одноклассница Алла — нежная, тонкая блондинка с серыми глазами. Марат страдал молча, не смея подойти к предмету своих воздыханий. Алла была строгой и правильной девочкой: всегда безукоризненно одетой, причесанной и неизменно вежливой. Она отлично училась, увлекалась философией, теннисом и классической музыкой. Марат рядом с ней чувствовал себя обыкновенным уличным хулиганом. Объяснение между ними так и не состоялось. Он робко пытался провожать Аллу домой, но это не возымело успеха. Приглашения в кино или на каток она тактично отклоняла и, наконец, объяснила Марату, что им сейчас следует готовиться к поступлению в университет, а не отвлекаться по пустякам.
Он был сражен наповал. Как? Это любовь-то — пустяки?! Разочарование было сокрушительным и бесповоротным. Алла моментально потеряла в глазах Марата всю свою привлекательность. И несколько лет он смотрел на девушек исключительно как на объекты дружбы и сотрудничества.
Второй раз его сердце пробудилось для влюбленности во время очередной командировки в Питер. Девушку звали Алина. Созвучие имен сыграло не меньшую роль, чем внешнее сходство. Алина оказалась сговорчивее Аллы. Она увлекалась фигурным катанием, и Марат приобрел абонемент в спортивный комплекс. На крытом катке играла музыка, горели прожекторы. В свободное от работы время Марат наблюдал за тренировками фигуристов, а после, когда каток открывался для публики, они с Алиной катались вдвоем. Как известно, бесконечных командировок не бывает. По истечении трех месяцев пришла пора возвращаться в Первопрестольную.
Разлука оказалась мучительной. Алина провожала Марата на поезд и долго стояла у края перрона, вытирая слезы. Она обещала писать. Сначала письма приходили часто, потом все реже и реже. К Новому году Калитин получил от девушки открытку с поздравлением. Приписка «Будь счастлив!» очень ему не понравилась. Нехорошие предчувствия закрались в его сердце. Однажды ему приснился сон: Алина, улыбающаяся и прекрасная, машет ему рукой, словно прощаясь. «Разве мы больше не встретимся?» — спросил Марат. «Я выхожу замуж… — ответила она. — Прости!»
Сон был вещим. После Нового года письма приходить перестали. Калитин звонил Алине, но та не брала трубку. Он написал своему товарищу в Питер, и тот сообщил, что Алина действительно вышла замуж за курсанта военного училища.
Марат решил, что женщины не достойны его внимания, ни на одну из них нельзя рассчитывать всерьез. С тех пор он строил свои отношения с ними по совершенно другому принципу, легко и свободно. Любовная, интимная связь, — пока не надоест, а после — спокойное расставание. Казалось, чувства не имели больше власти над ним.
Марат был хорош собой, — высокий, крепкий, подтянутый, с правильными, хотя и крупными чертами лица, черноволосый, темноглазый. Женщины охотно с ним знакомились, влюблялись, вступали в связь. Калитин их не обманывал: сразу предупреждал, что симпатии его недолговечны, чувства изменчивы, как весенний ветерок. Прекрасных дам сии откровения не пугали. Каждая надеялась, что все это применимо к другим, а вот она — единственная и неповторимая — сумеет своей красотой и обаянием склонить ветреного кавалера к женитьбе. Не тут-то было! В любой женщине Калитину мерещился призрак Аллы-Алины. Они обе слились в некую единую субстанцию, которая не позволяла ему по-настоящему увлечься, отдаться чувствам.
Ознакомительная версия.
