Хотя мне голос отказал, Сисястой эта проблема ничуть не коснулась.
– Да сделайте же что-нибудь! – вопила она.
Ее верещание перекрыло шум в грандиозном зале – и ансамбля, и толпы, и пингвинов. Одной рукой Сисястая указывала на Чарли, другой тщетно зажимала себе рот. Вой прорывался сквозь пальцы. Она визжала, и визжала, и визжала.
Веселье вдруг оборвалось. Пьяненькие гости Чарли, отвернувшись от Нейлан и Кранча, стали искать взглядами источник терзаний Сисястой. Ее непомерные акустические выплески породили бегущую волну, как на стадионе. Потребовались считаные секунды, чтобы толпа сфокусировалась на Гигантском океанском бассейне.
Ансамбль перестал играть. Нейлан перестала бренчать. Кранч перестал паясничать. А Сэм оцепенела. Мы стали пятисотголовым единством. Ужас сплотил все пятьсот человек, смотревших и не веривших собственным глазам. Даже пингвины прекратили свой галдеж. Быть может, ощутив муки своего альфа-самца. Он низвергся с трона своего всевластия.
Чарли погружался все глубже и глубже; воздух у него был уже на исходе. Тележка из нержавейки задела песчаную акулу, заставив ее метнуться прочь, яростно молотя хвостом вправо-влево. Сквозь воду и стекло лицо Чарли выглядело одутловатым и обрюзгшим. Его выражение взывало о помощи.
Я окинул толпу взглядом, отыскивая кого-нибудь из работников, и углядел женщину в сине-серой униформе «Аквариума». Бледная, худенькая, она казалась куда более беспомощной, чем большинство остальных.
Я инстинктивно начал протискиваться сквозь давку таращащихся людей. Они глазели, разинув рты. Ирреальное зрелище Чарли Келемена, погружающегося на дно Гигантского океанского бассейна, парализовало их. Пробившись налево, я рванул вверх по бетонной дорожке, по спирали восходящей к поверхности аквариума. С момента первого вопля Сисястой истекло пять секунд, казавшихся пятью веками.
«Сделай что-нибудь», – велел я себе. Отстав на полшага, к моей гонке присоединился Алекс Романов. Мы не соображали, куда и зачем бежим. У нас не было времени подумать.
Чарли погрузился еще глубже. Искоса оглянувшись, я увидел, что Романов остановился, прижав ладони к стеклу. Широко расставив их, он вглядывался в неумолимую бездну, пытаясь решить, что же делать дальше. Мгновение казалось, что он распят на кресте. Но для спасения Чарли нам требовалось нечто большее, нежели религиозная поза. Я ощутил собственное бессилие, но снова ринулся вверх по дорожке, влекомый к поверхности аквариума. Доступ открывается только там. Выудить Чарли можно только оттуда.
Устремляясь вниз, Чарли бросил бессмысленный взгляд в мою сторону. Паника и нехватка кислорода почти лишили его рассудка. Я увидел, как он поглядел на Романова, и на какую-то секунду разум будто вернулся к нему. Чарли перестал барахтаться. На лице его вновь появилась решимость. Он принялся возиться с узлами веревки, удерживающей лодыжку. Но движения его остались спазматичными, и усилия пропали вотще. Я заметил клубящиеся струйки красной жидкости, тянущейся за его предплечьями и запястьями. Она распространялась жутковатыми красно-шоколадными облаками, мутившими кристально прозрачную воду. И как это он смог настолько пораниться?
Все разыгрывалось молниеносно. Я мчался вверх по дорожке, вывихивая мозги в поисках решения. Романов, как привязанный, тянулся за Чарли, впавшим в отчаяние из-за проигрываемой битвы против узлов и времени. Контролировать легкие Келемен больше не мог. Мой лучший друг, человек, спасший меня, неуклонно близился к смерти.
* * *
Вода может быть такой освежающей. Когда орошает ватный рот после излишка спиртного. Когда смывает соль и пот от 120-мильной велогонки.
Но вода может быть и гибельной и незнакомой. Когда вода проходит через гортань, втягиваемая альвеолами, паникующими от нехватки кислорода, некоторые жертвы заходятся кашлем или заглатывают жидкость. Им не совладать с естественным инстинктом, повелевающим дышать. Отчаянное замешательство организма, понукаемого потребностью в воздухе, когда в его распоряжении только вода, ведет к ларингоспазму. Гортань и горло стискиваются, не допуская, чтобы вода продолжала заполнять легкие. Или воздух. Нет ничего хуже, чем тонуть.
Говорят.
* * *
Чарли отчаянно забил руками, лихорадочно разевая рот. Вес тележки не пускал его к поверхности. Он барахтался, распростившись с надеждой. Его дикие метания лишь распугали рыб.
Некоторых.
Песчаные акулы не испугались. Где там. Неистовство Чарли их раздразнило. Облако крови возбудило их голод. Оно распалило их аппетит, пробудив утробный инстинкт убийства. Биологи «Аквариума» по-прежнему не отыскали антидота от дурманящей встряски жизненосной влаги.
Семифутовый песчаный тигр пронесся сквозь воду. Налетел на руку Чарли, всеми тремя тысячами зубов разгрызая, прокусывая и обгладывая ее чуть ли не до соприкосновения. Впилась. Carcharias Taurus извернулась и крутнулась, пытаясь оторвать конечность Чарли от тела. Не тут-то было. Но рука безвольно повисла вдоль его бока. Новый плюмаж крови взбурлился от тела.
Толпа охнула. Кто-то крикнул:
– Звоните девять-один-один!
В моего злосчастного друга врезалась вторая акула, почти девяти футов длиной. Не обращая внимания на ряды пальчатых зубов, Чарли дал ей отпор, долбанув уцелевшей рукой акуле по жабрам. Он наносил сокрушительные удары снова и снова. От зрелища кровавого поединка человека против акулы и Романов, и я оцепенели. Мы остановили свой бег.
Акула рванулась прочь, вихляясь, как пьяная. Для акулы удар по жабрам – как для мужчины по яйцам. Первая акула, семифутовая, ринулась в атаку снова, отомстив за приятельницу. Она пронеслась сквозь воду, широко разинув пасть, и впилась Чарли в живот. Его брюхо являло собой жирную, сочную мишень, сулившую уйму перспектив. А затем победоносно и самодовольно вильнула прочь.
Среди белых лохмотьев рубашки Чарли заколыхалось что-то округлое и красное. Ошметки истерзанной плоти казались живыми. Кишки, почки, печень – может, все три разом, не знаю. Чарли протянул руки к собственным потрохам и попытался впихнуть их обратно. Двигался он замедленно, страдая то ли от нехватки кислорода, то ли от потери крови. Рана скрылась в темных клубах его жизни, утекающей в воду на глазах.
Я, снаружи аквариума, распознал агонию. Желчь подкатила под горло, и меня скрутило в сухих рвотных конвульсиях. Толпа вопила – и женщины, и мужчины. Увиденное ужаснуло всех до единого. Кого-то стошнило по-настоящему. Тошнотворная вонь защекотала ноздри, еще более усугубив мои рвотные позывы.
Третья акула, самая крупная, пронеслась сквозь воду, как самонаводящаяся торпеда. При виде нее я застыл как вкопанный, напрочь позабыв о накатившей тошноте. Песчаный тигр – закаленный ветеран гастрономических оргий – разинул пасть во всю ширь и высь. Его желтые, как моча, глаза сверкнули воплощением абсолютного зла. Все гости в зале оцепенели, как лани в свете фар.
Акула ринулась вперед.
Величественная, внушительная голова Чарли исчезла. Как не было. Мясистый кумпол, сыпавший самоуничижительными шуточками о предках казацкого рода. Как не было. Широченные акульи челюсти зачерпнули череп Чарли просто походя. Как не было.
Даже не замешкавшись, акула скользнула вперед, оставив болтающиеся бахромой связки и артерии там, где раньше были голова и шея. Она глодала и заглатывала. Прожевала череп с беспечной небрежностью, как собака разгрызает кость. Останки Чарли погрузились на дно Гигантского океанского бассейна под весом привязанной к ним продуктовой тележки. Остальные две акулы, сделав круг, вернулись и набрасывались на обезглавленный торс снова и снова.
Меня снова скрутили сухие конвульсии. Кого-то вывернуло в толпе прямо на спины. Должно быть, женщину. У мужчин блевотину удержали паранджи.
Глубоко в аквариуме оторванная рука Чарли опустилась на песчаное дно. Мурена, прятавшаяся в красивом, хоть и рукотворном коралловом рифе, метнулась из пещеры и потащила руку к себе. Угорь – мерзкая рыба с частоколом игольчатых зубов в пасти, смахивающей на присоску, с кожей, напоминающей сопли, – бросался на руку снова и снова. Между его выпадами бликовало в лучах света обручальное кольцо Чарли.
Я взглядом обшаривал зал в поисках Сэм. Без толку. Она затерялась где-то в паникующей толпе, где-то среди запаха страха и смрада блевотины, окутавших «Аквариум».
В выходные диковинная гибель Чарли крутилась во всех новостях по всей стране. Си-эн-эн. «Фокс». Впишите необходимое. Один из гостей захватил на вечеринку камерафон и с незаурядным присутствием духа записал на него весь гастрономический психоз. Всю субботу и все воскресенье с утра до вечера я только и слышал: «Тревожный репортаж из Бостона. Чарли Келемен, известный филантроп и член Сообщества работников хедж-фондов, в пятницу был растерзан тремя акулами в “Аквариуме Новой Англии”. Фильм в одиннадцать».
