— Защита может приступить к перекрестному допросу, — произнес судья.
Когда Робинсон поднялся с кресла, по рядам зрителей пробежал шепоток. Адвокат повернулся к залу вполоборота с тем, чтобы все могли видеть его раненую руку в шелковом бандаже. В первом ряду он заметил Еву Эшли. Ее глаза безмолвно молили о помощи.
Робинсон подошел к секретарскому столику и взял пистолет, изъятый у Ллойда Эшли. Держа его на виду у всех, он остановился перед свидетельской стойкой и обратился к Келлеру:
— Итак, мистер Келлер, если мне не изменяет память, вчера вы засвидетельствовали, что произвели пробный выстрел из этого оружия, не так ли?
— Произвел, сэр, — голос свидетеля звучал настороженно.
— Вы хотели доказать, что выстрел, приведший к фатальному исходу, был сделан именно из этого пистолета?
— Именно так.
— Я полагаю, что вы перед пробным выстрелом сняли пистолет с предохранителя?
— Естественно! В противном случае я до сих пор стоял бы в своей лаборатории и попусту нажимал на спуск.
В зале послышались сдержанные смешки, даже один из помощников Геррика ухмыльнулся. Келлер начал держаться заметно самоувереннее. Однако Робинсон по-прежнему смотрел на него строго и невозмутимо:
— Едва ли сейчас подходящий момент для юмора, мистер Келлер. Вы отдаете себе отчет в том, что ваши свидетельские показания могут отправить невиновного на электрический стул?
Рука прокурора взметнулась вверх:
— Я вхожу в суд с предложением изъять из протокола последнее замечание защиты.
— Предложение принимается, — произнес судья. — Пусть протоколист вычеркнет это замечание, а суд присяжных оставит его без внимания.
— Стало быть, мистер Келлер, — продолжал Робинсон, — вы абсолютно уверены, что для того, чтобы пистолет мог выстрелить, он предварительно должен быть снят с предохранителя?
— Безусловно, уверен.
— И вы точно так же уверены, что предохранитель этого типа оружия ни при каких обстоятельствах не может сорваться сам собою?
На мгновенье Келлер заколебался:
— В общем… да, — насколько я в этом разбираюсь…
— Вы это проверяли?
— Что вы имеете в виду?
— Другими словами, вы пробовали зарядить этот пистолет, — судебное вещественное доказательство «Б», — поставить его на предохранитель, а затем, ну, скажем, уронить его на твердую поверхность?
— Боюсь, что нет, сэр.
— Даже несмотря на то, что знали, на чем будет основываться защита обвиняемого?
Келлер беспокойно заерзал на стуле, поглядывая на Геррика, но не нашел на бесстрастной физиономии окружного прокурора ни малейшего намека на поддержку.
— Я прошу вас ответить на вопрос, — голос Робинсона теперь звучал жестко.
— Нет, сэр. Не пробовал.
— А почему, мистер Келлер? Почему вы не проделали такой эксперимент? Его же просто необходимо было проделать, — разве это не очевидно? Или вы опасались, что результаты могут подтвердить версию, высказанную обвиняемым?
— Вовсе нет, сэр!
— Тогда почему же?
— Это п-просто не пришло мне в голову, — запинаясь, пробормотал Келлер.
— Хм-м… Стало быть, не пришло в голову… Вот как! Человек обвиняется в умышленном убийстве, на карту ставится его жизнь, перед ним электрический стул, а вам, видите ли, не пришло в голову проделать простейший тест, чтобы проверить: а вдруг обвиняемый говорит чистейшую правду?
У Келлера побагровели не только щеки, но и шея. Он сидел молча, съежившись от смущения.
— Я прошу суд отметить в протоколе, что свидетель отказался отвечать по существу, — потребовал Робинсон. — Итак, мистер Келлер, вы засвидетельствовали, что пистолет этого типа не может саморазрядиться при падении на твердую поверхность — не так ли?
— Если он поставлен на предохранитель?
— Конечно.
— Я… да, я думаю, что это так.
— И у вас ни разу не возникало тайных сомнений в истинности этого утверждения?
Бросив взгляд на перевязанную руку адвоката, Келлер с трудом проглотил слюну:
— В общем… н-нет, не возникало…
— Что ж, в таком случае, давайте, проверим!
Робинсон переложил пистолет в левую руку, кисть которой со слегка скрюченными пальцами торчала из косынки. Правой рукой он достал из кармана пиджака патрон тридцать второго калибра. Неловко действуя одной рукой, адвокат зарядил пистолет и поставил его на предохранитель. Затем он подошел к свидетелю и раненой рукой попытался подать ему пистолет.
Внезапно лицо Робинсона исказила весьма выразительная гримаса боли. Он отдернул больную руку и прижал ее к себе. С удрученным видом адвокат переложил пистолет в здоровую руку и вновь протянул его Келлеру:
— А теперь, мистер Келлер, посмотрите, пожалуйста, внимательно на предохранительное устройство судебного вещественного доказательства «Б» и скажите нам: действительно ли оно находится в положении, предотвращающем возможность выстрела?
— Да.
— В таком случае, не будете ли вы любезны встать? Я хотел бы, чтобы вы доказали его достопочтенству судье, двенадцати уважаемым присяжным, а также всем остальным присутствующим на этом судебном заседании, что находящееся перед их глазами оружие не разрядится, если его уронить на судейский стол. По вашему усмотрению, вы можете либо просто поднять его и отпустить, либо с силой его швырнуть.
По залу прокатился сдержанный ропот. Геррик с искаженным от гнева лицом вскочил со своего кресла:
— Я возражаю, ваша честь! Это совершенно неправомерный, дешевый трюк «на публику», по существу, опасный для всех находящихся в зале, — он внезапно осекся, скомкав конец фразы, ибо понял, что этой вырвавшейся непроизвольно репликой он косвенно подтверждает наличие пусть даже и небольшой вероятности, что пистолет все-таки может выстрелить.
В противоположность сумбурному протесту Геррика, доводы Робинсона звучали веско и убедительно:
— С позволения высокочтимого суда, я должен уточнить: именно потому, что заявление нашего уважаемого свидетеля, будучи сделанным, во-первых, под присягой, а во-вторых, квалифицированным экспертом, заслуживает всяческого доверия, я и прошу его всего лишь выполнить чисто формальный акт, а именно: наглядно продемонстрировать нам истинность его слов.
— Возражение обвинения отклоняется, — выдавил судья Кобб с кислой миной.
Келлер встал. В зале воцарилась мертвая тишина. Держа пистолет в вытянутой руке, свидетель медленно поднял его над судейским столом. На лице его застыло тревожно-опасливое выражение.
Внезапно рука Келлера дрогнула. Робинсон затаил дыхание. Судья Кобб вдруг съежился и, стараясь не привлекать ничьего внимания, начал потихоньку сползать с кресла.
— Мы ждем, — мягко, но вместе с тем настойчиво напомнил адвокат.
На лбу Келлера выступили капельки пота. Пора отпускать? Или поднять еще выше? Никто в зале этого ему не подскажет.
— Ближе к делу, мистер Келлер, — теперь уже резко произнес Робинсон, — суд не может продолжаться целые сутки!
Их взгляды встретились и скрестились, словно в единоборстве. В этот момент Робинсон как бы непроизвольно поправил шелковую косынку на раненой руке. Келлер глубоко вздохнул и неожиданно для всех рухнул на стул. Его рука с пистолетом бессильно упала на колени.
По залу пронесся вздох облегчения. Всем стало ясно, что теперь результат судебного процесса предрешен. Заключительное выступление Робинсона было образцом судебного красноречия, и судья, напутствуя присяжных, настоятельно пожелал им удовлетвориться представленными доказательствами и отбросить всякие сомнения, тем самым фактически не оставив суду никакого выбора. Присяжные совещались меньше часа и, вернувшись, объявили вердикт: невиновен.
Ллойд Эшли, казалось, даже не испытывал особой радости: после всего пережитого он был на грани полного нервного истощения. Робинсон подошел к нему и тронул за плечо:
— Полный порядок, старина! Теперь все позади, ты свободен. Едем ко мне в контору. По-моему, нам надо обсудить кое-какие дела.
Эшли, наконец, вышел из оцепенения.
— Да, конечно, — сказал он с какой-то жесткой улыбкой.
Они протиснулись сквозь толпу зевак и взяли такси. Заключительные речи и вынесение решения присяжных заняли всю вторую половину дня, поэтому, когда они приехали к Робинсону, было уже темно. Адвокат провел клиента в комнату отдыха и включил свет.
В ознаменование одержанной победы он достал из бара бутылку и наполнил бокалы. Мужчины поздравили друг друга с успехом и разом выпили. Робинсон включил кондиционер, протянул своему клиенту коробку дорогих сигар и сам чиркнул зажигалкой. Эшли сделал глубокую затяжку и откинулся в кресле, с наслаждением вдыхая роскошный аромат.
— Ну, что ж, Марк, — сказал он, — я был уверен, что ты сможешь выиграть это дело. Ты выполнил свою часть нашего договора. Теперь ты, конечно, ожидаешь, что я выполню свою.
