Гардеробщик молчал, тогда шатен посмотрел на меня.
— Ты, что ли? — грубо бросил он.
— Вы что, из милиции? — проигнорировала я его вопрос.
— Отвечай, когда тебя спрашивают. — Он шагнул навстречу и грозно посмотрел на меня.
— Мама не велела мне разговаривать с незнакомыми мужчинами, — съязвила я, хотя мне было страшновато. Что поделать, козерожье упрямство не давало мне покоя.
— Я старший следователь прокуратуры, майор Волков, — выдавил он.
— Очень хорошо, — улыбнулась я, достала из сумочки блокнот и записала его данные, — Ольга Юрьевна Бойкова, фотокорреспондент еженедельника «Свидетель». Только труп обнаружила не я.
— Кто обнаружил? — Он посмотрел на Кирилла, обескураженный моим заявлением.
— Дюкова Оксанка, — нехотя ответил Кирилл.
— Где она?
— Была в холле, — буркнул гардеробщик и направился к коридорчику, — вы же мимо нее прошли.
— Товарищ майор, — повернулась я к Волкову, — а вы здесь по работе или отдыхаете?
— Я всегда на работе, — сурово бросил он и крикнул вслед прихрамывающему гардеробщику: — Кирилл, давай сюда Дюкову и вызови милицию.
— Милицию я уже вызвала, — невозмутимо сказала я.
— Ольга Юрьевна, кажется, — майор с раздражением посмотрел на меня, — вам не пора домой, к маме?
— Ну что вы, товарищ майор, — сыронизировала я, — такой горячий материал.
Я вышла в холл и огляделась. Шилкина нигде не было видно. Охранник нервно прохаживался возле дверей, Дюкова, размазывая тушь по щекам, шла к майору, красавчик Дени исчез, когда мы с Шилкиным вышли в холл.
— Извините, — обратилась я к гардеробщику, занявшему свое место, — вы не видели, где мужчина, который был со мной?
— Александр, что ли? — сочувственно посмотрел на меня Кирилл и пожал плечами, — ушел, наверное.
В это время открылась входная дверь, и в холле появился человек с тупым выражением на лице. На нем была короткая дубленка нараспашку, надетая на спортивный костюм. Круглая, как шар, голова с ежиком жестких седых волос, бульдожья шея, утопающая в складках, лоснящихся от жира.
— Где? — только и спросил он у детины, сразу бросившегося к нему.
— Там, дядя Сережа, — детина показал в сторону коридорчика.
Я поняла, что это кто-то из начальства, скорее всего владелец этого ночного заведения. Пристроившись за ним, я снова очутилась в закутке рядом с лестницей.
— Когда она пришла? — майор вперил тяжелый взгляд в Дюкову.
— Не помню, — та еще растирала слезы, — минут сорок назад.
— Она что, не работала сегодня? — продолжал майор.
— Не знаю, я сегодня ее не видела.
— Где Денис, черт возьми?
Наверное, он спрашивал про красавчика Дени. Дюкова едва сдерживала рыдания.
— Не знаю, он ушел, мне ничего не сказал.
— Привет. — Дядя Сережа хмуро кивнул Волкову, пристально смотревшему на него. — Что, опять?
— Иди пока, — разрешил Волков Дюковой, — только далеко не уходи. Это уже вторая, Сергей, — показал на лежащую на полу девицу Волков, — придется, наверное, на время прикрыть твое заведение.
— Ладно, кончай, Николай Васильевич, — ты же знаешь, что это не только у меня, вон и в «Коньке-Горбунке», и в «Руси» было такое… Что, нас всех теперь закрыть?
— Но две подряд только у тебя, — возразил майор.
— Погоди, не торопись, — зашептал дядя Сережа, — договоримся как надо. За мной не заржавеет, ты меня знаешь.
Я стояла за спиной дяди Сережи, и ни он, ни Волков меня не замечали. Но, когда дядя Сережа шагнул к майору, мое место укрытия было обнаружено.
— Вы еще здесь, Ольга Юрьевна? — еле сдерживая ярость, спросил Волков.
Я не успела ему ничего ответить, потому что в это время в коридорчике раздался топот тяжелой обуви и у лестницы в сопровождении охранника появились несколько человек в милицейских бушлатах.
Молодой офицер, старший по званию среди прибывших, обратился к Волкову:
— Капитан Ерофеев. Что у вас здесь?
Волков представился.
— Похоже, ее задушили.
Рассудив, что мне здесь делать больше нечего, я, стараясь не привлекать внимания, покинула закуток, где стало слишком тесно. Выйдя в холл, я села на диванчик и закурила. Где же Шилкин? Почему он так внезапно исчез? Если уехал домой, то почему ничего не сказал мне? Со стороны коридорчика появилась Дюкова. Она привела в порядок лицо и наложила свежий макияж. Подойдя к диванчику, она плюхнулась рядом со мной и, закинув ногу на ногу, достала сигарету.
— Огоньку не найдется? — как ни в чем не бывало спросила она, держа руку с сигаретой на отлете.
Я молча протянула ей зажигалку. Ей было не больше двадцати, но боевая раскраска прибавляла ей лет пять-шесть.
— Видела тебя с Шуриком, — сказала она, прикурив. — Ты давно с ним?
— Только сегодня познакомилась, — растерянно ответила я.
— Похоже на него, — ухмыльнулась Оксана, манерно выпуская в потолок струю дыма. — Он уже показывал тебе свои работы?
— Ты его знаешь? — спросила я в ответ.
— Мы его все знаем, — загадочно произнесла она.
— Знаешь, где он живет? Мне нужно его увидеть.
— Что, слинял? — Она развернулась в мою сторону. — Могу показать, только не сейчас, мне еще показания давать.
— Настя была твоей подругой? — поинтересовалась я.
— Можно и так сказать, — кивнула Оксана, — подруга по несчастью.
— То есть? — Я с недоумением посмотрела на свою собеседницу.
— Ты что же думаешь, дежурить тут по ночам и рисковать жизнью — милое занятие? — с вызовом спросила она.
— Я вообще ничего не думаю. Чтобы человек задумался о судьбе другого, он должен хотя бы на краткое мгновение представить себя на месте этого человека…
— Вот и я про то же, — с фамильярной небрежностью произнесла Оксана.
— Но мне очень, очень трудно представить себя…
— Проституткой? — резко спросила она.
— Да. — Я отвела глаза в сторону, — конечно, я могу вообразить, с каким риском и…
— Все вы, благочинные да благопристойные барышни, привыкли изъясняться намеками. Да не бойся, я уже разучилась обижаться на таких, как ты, моральных дамочек, — с горькой иронией произнесла Оксана, продолжая пускать дым в потолок, — с меня довольно сутенеров да ментов.
— Денис — твой сутенер? — решила я пополнить запас знаний подробностями из жизни местных ночных бабочек.
— Да, он классный парень, — оживилась Оксана. — Я ведь раньше по вызову работала, приходилось с разными сутиками общаться. Ну и мерзкий народец, скажу я тебе. А Дениса можно героем назвать. Он не дает в обиду своих девочек. Конечно, и наказать может, в морду плюнуть, пощечину дать или ногой пнуть, но другим в обиду не даст.
— У него, наверное, «крыша» неслабая, — предположила я.
— Это нас не касается. Главное, что он пока для нас господин. С голоду пропасть не даст. Тоже, конечно, с загонами… Но вот Настька трепак подцепила, так он ее деньгами поддерживал, на лекарства, на жрачку давал. Лишь бы поднять девку, — с горячностью, на драматическом подъеме вещала Оксана.
«Поднять, чтобы та снова могла на него работать», — мысленно прокомментировала я великодушное поведение сутенера.
— А с Шилкиным ты как познакомилась? — «наивно» спросила я.
Оксана улыбнулась, а потом заливисто рассмеялась. Но вовремя осеклась. Обстановка не располагала к подобным проявлениям чувств. Она одарила меня долгим недоверчивым взглядом, в котором были и любопытство, и немой вопрос. В общем, посмотрела на меня, как на глупую девчонку, которая все еще пребывает в счастливой и безмятежной уверенности, что детей приносит аист.
— А ты че, не понимаешь? — Ее глаза излучали лукавство.
— Он пользовался твоими услугами?
— Наконец-то! — еле подавила смешок Оксана, — но не только, — с гордым и таинственным видом произнесла она, — девочки, в том числе и я, работали у него в качестве фотомоделей.
— Не понимаю, — искренне удивилась я.
— Ну, он нас снимал, — с застенчивой улыбкой сказала Оксана.
Эта улыбка скрадывала так уродовавший ее лицо макияж.
— Сначала снимал, а потом… Он один из лучших клиентов, — ее детская непосредственность подкупала и смешила.
— И что же он делал с этими фото?
— Увеличивал, говорил, что хочет собрать их всех в один альбом.
— Смелый и благородный шаг.
— Он хочет, чтобы в нас видели не проституток, а людей, — неуклюже выразилась Оксана.
— Фотомоделей, — уточнила я, — без ссылок на профессию.
— Угу, — с некоторой обидой на мое уточнение сказала Оксана.
А может, это бессознательное отвращение к древнейшей профессии говорит во мне, мое ханжеское воспитание? Шилкин, наверное, посмеялся бы надо мной. А при чем тут Александр? Он что, гуру? Откуда все-таки чувство, нет, какая-то инстинктивная уверенность в том, что этот человек, неординарный в своих проявлениях, становится для меня воплощением того подлинного и непоколебимого, к чему я всегда стремилась? Не сотвори себе кумира, Бойкова, — пригрозила я себе и снова обратилась к собеседнице:
