- Все ошибаются, - Олег бросил в чашку кусочек сахара и присел за стол. - Лиля совсем другое дело, она устраивает меня во всех отношениях.
- Да уж, эти узкоглазые куда угодно без мыла влезут! Да и фигура у неё пацанячья какая-то.
- А мне не нравится, когда пальцы в складках жира застревают. - Допив чай, Олег сполоснул чашку и убрал в сушку. - И давай договоримся, больше мы эту тему никогда не обсуждаем. Мы никогда с тобой не ссорились, и начинать я не хочу. Договорились?
- Нет.
- Как знаешь. Ты у нас останешься или домой поедешь?
Артур остался бы, уж больно не хотело тащиться через всю Москву. От пива он отяжелел, снова потянуло в сон, но злость и, почему-то обида, не давали расслабиться, сказать - да ладно, старик, извини, я наплел черт-те чего, просто настроение собачье, вот и гавкаю не по делу. Без обид, ладно? А потом залезть под душ и рухнуть спать, а утром вместе поехать на работу.
- Да нет, я домой, пожалуй, - Артуру стало противно от самого себя, от невозмутимого, необратимо лысеющего Олега, и от его прилизанной, правильной, удобной пятикомнатной квартиры в стиле "минимализм", с этой тихой узкоглазой гадиной, притаившейся где-то в недрах.
- Как хочешь, - пожал плечами Олег, он вертел в руке сигаретную пачку, - у тебя холодильник небось опять пустой?
- Куплю что-нибудь по дороге, - Артур поднялся с дивана. - Куда ты мои вещи сунул?
- В зале, в большом шкафу.
Пока Артур переодевался, Олег сложил в большой желто-красный целлофановый пакет блок сигарет, замороженную пиццу, пачку пельменей, сыр, колбасу, пару нарезок.
- Ну, я пошел, - раздался голос Артура из прихожей.
- Счастливо, - Олег сунул ему в руки пакет, а в нагрудный карман рубашки тысячу рублей одной бумажкой. - Бери-бери, не выпендривайся.
- Спасибо, мамуля, - хмыкнул Артур, открывая дверь.
- На работу не опаздывай, - по привычке сказал ему вслед Олег.
- Яволь, майн фюрер, - донеслось уже из лифта.
Выйдя на улицу, Артур с добрую минуту боролся с желанием швырнуть яркий пакет с продуктами куда подальше, потом включил мобильник и выбрал из электронной записной книжки безотказный номер.
- Карина? Привет, это Артур. Слушай, я часа через два буду дома, подъедешь? Устроим день независимости.
Получив согласие, он направился к метро, завернув по пути в супермаркет, купить водки для себя и вина Карине. Он никак не мог запомнить, какое она предпочитает, поэтому взял бутылку белого, бутылку красного, все равно всё закончится водкой...
Ехать ему действительно было далеко, от Новогиреево до Студенческой поэтому Артур купил "Mens Healf". Свои деньги он никогда бы не потратил ни на один "правильный журнал для мужчин", а вот деньги Олега хотелось потратить как можно быстрее, причем на всякую ерунду. И смотреть потом на эти бесполезные глупые предметы, пустые бутылки, и знать - в это вложены деньги Олега, его честные, трудовые рубли, на которые он сам мог бы купить что-то важное, полезное, приятное.
К счастью, вагон был почти пустым, в это время все часпиковые людишки-муравьишки уже сидели по домам, и лопали свой ужин, уставившись в телевизор. Усевшись, Артур пристроил на сидении рядом свой пакет и раскрыл журнал.
Через пару станций, народу все-таки прибавилось, но это были совершенно иные пассажиры, ничуть не похожие на часпиковцев, эти никуда не спешили, они либо уже опоздали, либо их время принадлежало только им. Вечерние пассажиры не прятали глаза в детективы, не отводили поспешно взгляд, если сидящий напротив вдруг замечал их интерес к себе, эти спокойно смотрели друг на друга, и ощущалось нечто вроде заговорщического единства Последних Вечерних Пассажиров.
Перевернув страницу, Артур поймал себя на мысли, что вообще не понимает, о чем написано в "правильном журнале для мужчин". Вернувшись назад, он внимательно прочел название статьи: "Если она зарабатывает больше тебя". Закрыв журнал, он сунул его в пакет. В вагон вошел высокий бородатый бомж с армейским рюкзаком на плече, и что-то сказал, обращаясь к пассажирам. Артур особо не прислушивался, наизусть зная это нытье про "кто сколько может", но в этом случае что-то было не так. К немалому своему удивлению, Артур услышал, что высоченный бомж просто просит у народа прощения за свой внешний вид и запах.
- ...вы ж понимаете, будь у меня возможность принять душ и переодеться, я бы не ходил в таком виде.
Из рюкзака он извлек газету, постелил на сидение и присел на нее. Как раз напротив Артура. И тот машинально принялся рассматривать бомжа. Сквозь длинные спутанные космы волос и бороды проглядывало четкое, правильное лицо с ярко-синими глазами. Остальная публика тоже разглядывала, и интерес был дружелюбным, пассажиры готовы были идти на контакт, и человек это понял. Он почему-то заговорил об американском образе жизни, о том, как это неверно, о том, что жить как они нельзя ни в коем случае, что это путь деградации и саморазрушения, что осталось им уже пол шага до абсолютной бездуховности, а ведь душа, живая, развитая, дышащая душа, и есть та самая грань, отличающая человека от скотины...
Речь его была такой спокойной, чуть ироничной и настолько грамотной, что заслушался весь вагон. Не прерывая монолога, он извлек из рюкзака кусок картона, лист бумаги, карандаш и, бросая быстрые взгляды на Артура, принялся рисовать его портрет. Вечерние Пассажиры стали подтягиваться поближе, чтобы рассмотреть получше.
Рука бомжа двигалась с профессиональной легкостью, на листке быстро появлялось резковатое лицо Артура с густыми жесткими, слегка вьющимися черными волосами, ровный нос, высокий лоб, хищноватые губы и глаза с длинными ресницами, которые в детстве он пытался обрезать, потому что они казались ему девчоночьими... Не без досады Артур услышал, что следующая станция Марксистская. Надо выходить. Взяв свой пакет, он встал, вытащил из нагрудного кармана стольник, и протянул бомжу.
- Да вы что... не надо, - тот поднял на Артура растерянные синие глаза, - не надо, что вы!
- Бери, бери, отец, тебе надо.
Видя, что он не собирается брать деньги, Артур положил купюру чуть пониже своего нарисованного лица и вышел из вагона.
Перейдя на кольцевую Таганскую, он не стал садиться на диванчик, хотя и ехать было прилично. Бросив взгляд на часы, он заметил, что они стоят.
- Следующая станция "Самолетная", - донесся из динамиков хриплый, какой-то издевательский голос. От удивления Артур едва не выронил пакет. Подняв голову, он посмотрел по сторонам. Немногочисленные пассажиры застыли, будто нарисованные и все, как один, смотрели на Артура неподвижными желтыми глазами.
- Следующая станция "Старческая"! - каркнул механический голос.
Артур медленно закрыл глаза и так же медленно открыл их, давая окружающему миру шанс придти в себя и стать прежним. Ничего не изменилось, ото всюду таращились желтые глаза.
- Что за ё-мое... - прошептал Артур, чувствуя, как сильно закололо сердце. Тут же закружилась голова, в желудке резануло страхом.
- Следующая станция "Продувная"!
Двери стали открываться, и Артур бросился прочь из свихнувшегося вагона.
БЕГЛОВ
Стоя почти по колено в снегу, Артур озирался по сторонам. Куда ни глянь, гладкое заснеженное поле, а где-то далеко, почти на линии горизонта, темнели то ли деревья, то ли какие-то постройки. Пакет выпал из артуровой руки и, с жалобным бутылочным звяканьем, упал в снег. Это вывело молодого человека из ступора. Для верности, он сам себе залепил пощечину, но это дела не поправило. Снег, низкое серое небо...
Артур выругался раз, выругался два - звук собственного голоса мало-мальски привел в чувство, почти успокоил. И Артур заметил, что ему совершенно не холодно. В летней одежде, в рубашке с коротким рукавом, он стоял в снегу и испытывал лишь легкую прохладу, как в комнате со сквозняком. Нагнувшись, он потрогал снег, тот был почти теплым. Зачерпнув пригоршню, он выяснил, что "снег" не слипается в комок, даже на вкус попробовал - солоноватый. Сплюнув, Артур поднял пакет, вытащил бутылку водки, открутил крышку и сделал пару больших глотков.
- Так, - вслух произнес он, закрывая бутылку, - что там эта гадина бредила про иные измерения?...
В эту минуту он ощущал такую легендарную ненависть к Лиле, будто она собственноручно выпихнула его из вагона метро на это поле.
Продолжая разговаривать вслух, он побрел вперед, к чему-то темнеющему на горизонте. Утопая в снегу то по колено, то по щиколотку, он все-таки замерз, в глубине было гораздо холоднее, чем на поверхности. Матерясь, время от времени, для поддержания силы духа, он плелся по бесконечному полю, ничуть не ощущая себя первооткрывателем таинственного, заповедного мира. Неожиданно он выбрался на узкую, но хорошо утоптанную тропку, и обрадовался этому, как долгожданному школьному аттестату. Выпив ещё немного водки, Артур с особой тщательностью закрутил пробку, что бы, не дай бог, не пролилась драгоценная жидкость.
