- А какие же её прямые обязанности?
Мужчина недоуменно взглянул на Орлова.
- Но это знает каждый. Давать молоко и удовлетворять желание мужчин. Вы, вероятно, статист?
- Почему вы так решили?
- Только оторванный от жизни статист, может задать подобный вопрос, объяснил вконец измачаленный разговором толстяк.
- А кто такой - статист?
Теперь лицо его выразило страх и смятение. Вероятно он уже пожалел, что позволил своему любопытству втянуть себя в этот неприятный разговор.
- Статист - это тот, кто фиксирует время и события, - хмуро проговорил толстый.
- Историк по-нашему?
- По-вашему? - Лицо толстяка теперь было растерянным и несчастным, а маленькие глазки ничего кроме ужаса не выражали. Теперь он клял себя почем зря за то, что завязал разговор с незнакомцем. - Послушайте, а вы не шпион? - жутко и таинственно прошептал он.
- Нет, я командировочный. А шпионом работаю по совместительству, пошутил Григорий. Но, как уже убедился, его шутки в этом чокнутом автобусе принимались за чистую монету. Вот и сейчас, этот упитанный господин с благополучным лицом сильно струсил от его слов, побелел лицом, а тучные складки побородка затряслись, будто свиной студень.
- И с к-ка-аким з-за-а-аданием п-п-при-и-были? - жутко заикаясь промямлил он.
Орлов решил идти до конца. Сказал с воодушевлением и жизнерадостной улыбкой:
- Взорвать ваш город к чертовой матери!
- О-ой! - протяжно, жалобно выдохнул толстячк и потерял сознание.
В это время за окном Григорий увидел город. Он появился внезапно, словно вырос из-под земли, как призрак. Автобус, как норовистый Орловский рысак, встал на дыбы и протяжно заржал, извещаяя пассажиров о скором окончании путешествия.
- Ну ты даешь, Агдам, - добродушно рассмеялся Корсар. - Зойка права, ты не иначе бегал сегодня ночью к Изабелле. Ох, достукаешься ты у меня, добегаешься. Разберу, к такой матери, на запчасти. Тогда побегаешь.
Пассажиры оживились, стали собираться.
- А вам куда, гражданин?! - завизжала вопросом кондукторша Зойка.
Орлов понял, что она обращается к нему. Ответил:
- Мне бы в гостиницу, если конечно можно.
- В гостиницу? - И без того глупые Зойкины глаза, стали совсем никакими, а наклеенные ресницы захлопали, как крылья бабочки. - Гостиница, гостиница. - нараспев повторяла она незнакомое слово, даже "попробовала" его на свой "компостер", но так и не смогла понять, что же оно означает. Спросила:
- А что такое - гостиница?
Григорий был в замешательстве и никак не мог сообразить, что ответить кондукторше. Труднее всего объяснять самые простые и очевидные вещи. Его выручил старичок-ренегат, несостоявшийся производитель.
- А это на Первом бесовском переулке, дом старика Агапкина. У него хлюндявые живут.
После его слов и Зойка, и все пассажиры посмотрели на Орлова с явным презрением.
2. Заседание Совета.
Главный колокол храма Святого Линитима Искусителя набатно прогремел: "Бум! Бум! Бум!", возвещая жителей города о восходе солнца. Вслед за главным, весело и возбужденно зазвенькали, запели колокола поменьше, выводя бодрящую и торжественную мелодию "Да здравствует наш несравненный и замечательный правитель Пантокрин Великий". Солнечный диск был окрашен в национальные цвета: красный и черный. Создавалось впечатление, что над городом восходит красно-черное знамя в облачении великолепной солнечной короны. Конечно же это была иллюзия, созданная с помощью оптических ухищрений и лазерных светофильтров умельцами города, но, согласитесь, иллюзия удалась на славу. Она тешила самолюбие правителей города. Казалось, что их черно-красный флаг восходит над всем миром. Главному изобретателю этого чуда Даниле-мастеру по указу Наисветлейшего выкололи глаза - чтобы не мог видеть своего детища, и отрезали язык - чтобы не смог о нем рассказать. Вообще-то флаг прежде был трехцветным. Но, однажды, умелец, отвечающий за сине-голубой светофильтр внезапно скончался от теплового удара, не оставив после себя учеников. Никто другой не знал, как сделать сине-голубой цвет. В воздухе запахло национальной катастрофой. Тогда-то и был созван Высший Совет города и с подачи Наисветлейшего принял закон: "О новом флаге города". Пантокрин Великий его утвердил. И на следующее утро взошло уже черно-красное "солнце".
День этот начался как обычно, и ничто не предвещало угрозы плавному и размереному течению жизни в городе. Прилежные горожане сходили в церковь к заутренней, где воздали хвалу Святому Линитиму за ниспосланные им радости и удовольствия жизни. Неприлежные же горожане, как им и подобает, никуда не пошли, сидели на заваленках, скамейках, зевали, лузгали семечки и показывали пальцами на прилежных, как на дураков.
Утром в Остальной мир отбыл специальный автобус - чудо инженерной мысли, с одними из лучших тайных агентов города для сбора развединформации.
Первое тревожное сообщение о том, что вместе с агентами едет какой-то подозрительный тип, поступило из возвращавшегося автобуса от агента 0066 с кодовой кличкой "Несостоявшийся эксперимент". Часом позже агент 0077 сообщил, что подозрительный прямо признался ему в том, что является шпионом Остального мира по кличке "Командировочный" и прибыл с заданием взорвать город.
Известие это вызвало у правителей города панику. По указанию Наисветлейшего Пантокрина Великого был срочно созван Высший Совет города, на который вызвали в полном составе и правительство города во главе с премьером Грязновым-Водкиным, бывшем когда-то главным нефтяником. За председательским столом восседал сам Великий Правитель. Крутившийся около него юркий молодой человек, выложил перед Правителем текст его выступления. Пантокрин величественно кивнул, надел огромные роговые очки и открыл Высший Совет.
- Дамы и господа! - зарокотал он мощным командирским голосом. - Я не буду перед вами тут, понимаете ли, говорить, что искусство пренадлежит народу, это уже сказано задолго до меня. - Правитель поднял голову, обвел собравшихся подозрительным взглядом, напомнил: - Здесь в скобках написано: "смех"?
Тут же раздалось жидкое подхалимское хихикание. Но странный это был смех. При совершенно каменных, вытянутых лицах он звучал несколько жутковато. Дело в том, что собравшиеся сразу поняли, что молодой помощник Правителя перепутал тексты выступлений. Тот, который он читал сейчас, был написан для его завтрашнего выступления в Драмтеатре. Все с замиранием ждали развития ситуации. Бедный помощник белый как полотно медленно сползал по стене на пол. Правитель вновь обратился к тексту.
- ...искусство принадлежит народу, это уже сказано задолго до меня. Он опять поднял голову. - Здесь опять написано: "смех".
Теперь смех налетел как десятибалльный шквал и все нарастал и нарастал. От его напора стала дрожать и позванивать хрустальная люстра под потолком. Но члены Высшего совета и правительства все никак не могли успокоиться. Наиболее молодые из них, ещё не прошедшие до конца испытание властью, попадали со стульев и дергались на полу в конвульсиях. Это была самая настоящая истерика, граничащая с помешательством.
Правитель остался очень доволен произведенным эффектом и вновь обратился к тескту.
- Но искусство, господа, должно отражать жизнь такою, какою она есть, со всеми взлетами и падениями. Но и не только. Пауза. В последнее время просматривается тенденция сплошного очернительства нашей действительности. Чеховский дядя Ваня показывается каким-то недотепой и придурком, а Тургеневские, я извиняюсь, барышни ведут себя на сцене хуже, понимаете ли, самых отпетых проституток. Этому надо положить решительный конец. Искусство должно возбуждать... Нет. Искусство должно возвышать, понимаете ли, вести к этим самым вершинам, а не наоборот. Вот такая концепция текущего момента на обозримое будущее.
Пантокрин Великий откинулся на спинку кресла и обвел зал торжествующим взглядом. Все захлопали в ладоши. Раздались возгласы: "Браво!", "Великолепно!", "Как это своевременно!". Юркий помощник уже оклемался и был рядом с Правителем. На его счастье тот никогда не вдумывался в то, что читал. Помощник ловко заменил тексты и прошептал на ухо Пантокрину:
- Великий, это вы тоже должны прочесть.
Тот величественно кивнул и, склонившись над новым текстом, прогремел:
- Мы созвали экстренное заседание расширенного Высшего совета в час, когда над городом нависла смертельная опасность. Скажу больше, перед нами со всей очевидностью встал гамлетовский вопрос: быть или не быть? Да-да, я нисколько ни утрирую. Ситуация действительно критическая. Всем вам прекрасно известно, что весь Остальной мир давно вынашивает коварные планы уничтожения либо порабощения нашего Великого города. И то, что эти планы ни миф, ни сказка, как пытались представить дело отдельные члены правительства и даже Высшего Совета, показали события сегодняшнего дня. Наши враги перешли от слов к делу. К нам заслан опытный агент Остального мира с заданием взорвать город. То, что он прибыл налегке, с одним дипломатом, доказывает, что здесь уже подготовлена разветвленная вражеская сеть для осуществления этой чудовищной акции. Перед лицом опасности весь наш народ, все мы и наша доблестная нечистая сила должны объедениться вокруг нашего горячо любимого, несравненного Наисветлейшего Правителя Пантокрина Великого и нанести упреждающий удар врагу. Да будет так! Клянемся!
