В управление он не ходил. Ему было достаточно один раз переступить порог своего отдела на восьмом этаже и увидеть, как бывшие коллеги, радостно поприветствовав его, не торопились при нем обсуждать дела, чтобы ощутить себя лишним и уйти с таким чувством, которое не разрешало повторять посещение.
Он был вынесен из потока активной жизни. Жизнь, с ее противоречиями и свершениями, текла мимо. Будто выпал неожиданно за борт, и пароход с каждой минутой удаляется, а он барахтается одиноко в необозримом океане.
Теперь в его жизни были только книги, заседания в клубе министерства, встречи с пионерами, воспоминания и рыбная ловля.
Было неловко перед Руженой, которая не знала минуты покоя: служба, магазины, домашние дела. Он любил ее и хотел взять на себя часть забот. Начал привыкать терпеливо выстаивать в очередях, убирать комнаты.
Это было нетрудно. Удручало, что он словно бы утратил себя. Смотрел в зеркало и видел незнакомое, безразличное ко всему лицо с чужими потухшими глазами.
Казалось, в один миг прожил десятки лет и постарел душой так, как не стареют за все прожитые годы. И его все сильней охватывал страх, что изменения эти станут необратимыми…
Коваль огляделся. Лодка, черпак, жестянка с червями, горшочек с приманкой — каша и жмых — все это, освещенное ярким утренним солнцем, показалось ему сейчас серым, неинтересным, даже постылым. Он вытащил папиросы, закурил и жадно затянулся. Выйдя на пенсию, он мобилизовал волю и бросил курить. Но эти несколько месяцев полной бездеятельности доконали его. И в один прекрасный день, махнув на все рукой, пренебрегая упреками Ружены, снова закурил свой любимый «Беломор». Почувствовав легкое головокружение после первой затяжки, казалось, успокоился.
Докурив сейчас папиросу, Дмитрий Иванович взял удочки, смотал лески, потом вытащил якорьки и, не замечая прекрасного утра, начал грести к берегу.
Наверное, это была глупая затея — ехать сюда, за тридевять земель, ради нескольких таранок. Решил, что сегодня же позвонит в Херсон и попросит Келеберду заказать ему билет на Киев. Смешно было в его годы становиться в позу и обижаться на кого-то. Кажется, возьмет и подаст рапорт самому министру с просьбой вернуться на службу…
Из Херсона Юрась возвратился раньше, чем думал. Солнце еще ослепительно светило, душный покой окутывал тихие хаты, пыльные акации. Хождение по городским отделам кадров оказалось бесполезным: то, что предлагали, его не устраивало.
Вечером Юрась собрался проведать Лизу. Он уже оделся в новый костюм и туго затягивал галстук на белоснежной рубашке, когда вошел Андрей. В открытые на миг двери раскаленным угольком вкатилось заходящее солнце.
— Ну как, нашел в Херсоне что-нибудь подходящее?
— Пока нет. Правда, еще в порту не был.
— А чего вернулся рано? — Андрей недовольно оглядел брата, который улыбался себе в зеркале.
— В кино спешил. Говорят, фильм хороший.
— В клуб ходят после работы, когда дела сделаны, — сурово проговорил старший Комышан. Он был выше Юрася, плотнее, с резкими чертами красивого цыганского лица, которому придавали суровость густые черные волосы.
Андрей опустился в мягкое кресло, открыл пачку сигарет, вытащил одну и медленно размял ее.
— Ну и вырядился! Как на танцы… — он на миг запнулся, — или в загс.
— Можно и на танцы! В галстуке после гимнастерки очень даже приятно.
— Но не в такую жару, — сказал Андрей.
В зеркале Юрась видел, что брат задумался. Но вот складки в уголках губ разгладились, лицо посветлело.
— Вот что… Нечего тебе в Херсоне слоняться, и здесь, в Лиманском, есть работа. У нас место освободилось… Парень ты крепкий. Подучишься. Я помогу. Думаю, возьмут… Оберегать природу — дело почетное… А если всей семьей… Глядишь, и в газете напечатают… Могу поехать в Херсон, поговорить с начальником.
— А если ты вдруг рыбку в город повезешь? Со мной такое не пройдет. Я и родного брата не пощажу. — Юрась с улыбкой вновь посмотрел в зеркало на Андрея. — Так что прикинь…
Старший Комышан поморщился.
— Дурной ты еще, братец. Жизни не знаешь… Какая там рыбка! Но нам в инспекции такие нужны.
— Глупые?
— Настырные. К нам трус или лодырь не пойдет, а если и придет, то не задержится. Оттого и текучесть… Начальник у нас хороший. Требовательный, правда. Возьмет человека, даст ему осмотреться, привыкнуть к работе… Но если кто пришел поспать, отдохнуть на свежем воздухе, поездить по Днепру на государственном бензине да еще рыбки взять, то вызовет, поговорит по душам, разъяснит, что к чему. Бывает, что и выгонять не надо — сразу заявление по собственному желанию… А ты наш парень, лиманский, к воде с пеленок привычный… Так похлопотать?.. Хоть ты и собираешься разоблачать меня…
— Я тебя буду перевоспитывать, если споткнешься, — все еще не отходя от зеркала и уже в который раз перевязывая узел непокорного галстука, засмеялся Юрась.
Наконец завязал узел, как хотел. Настроение у него было прекрасное. В конце концов, чего ему нужно от Лизы? Когда она прогоняла его, то была права. К чему дурная слава! Особенно такой нежной и стыдливой? Она и не подозревает, что он, Юрась, может пойти на все, даже жениться!.. Еще никогда в жизни он не встречал такой, как Лиза. Ни здесь, в Лиманском, ни в Средней Азии, где служил. Правда, до сих пор вообще не очень обращал внимание на девушек. Немного завидовал тем, кто получал от подруг письма. Ему самому писали мало: мама плохо видела, а Андрею было некогда. И только на вторую весну армейской службы сердце растревожилось, ночами снились русалки, танцовщицы, акробатки в купальных костюмах… А теперь вот Лиза — внезапно, будто иголкой кольнуло в сердце, и боль эта была ему нестерпимо сладкой, желанной, как глоток воды в жару.
Лиза со своими желтыми зовущими глазищами, длинными руками, гибкая, как ласочка, виделась ему слабой и нежной, такой, которая ждала мужской защиты и готова была пойти за настоящим мужчиной. И это волновало сильней, чем любая холодная красота. Вот выздоровеет она, и пройдется он с ней по Лиманскому, чтобы все увидели, какие у нее глаза, коса, какая она необыкновенная. И он рядом с ней будет уже не просто Юрась, а самый счастливый в мире парень. А то, что она старше его на какие-то два-три года, — ерунда… Какое это имеет значение! Им только нужно объясниться, и сегодня же. Потому и сказал брату неправду, что собрался в кино. Нужно ему это кино! Придет время, все расскажет! А сейчас не к спеху.
Юрась отвернулся от зеркала.
— Ну как, Андрей?
Тот неопределенно покачал головой.
Юрась подошел, с напускным превосходством похлопал его по плечу: «Бывай!» — и направился к двери…
* * *
К Лизе в тот вечер Юрась не попал. Потратившись на новый костюм, он остался на бобах. А без подарка появиться не мог. Хотя Лиза и не приглашала, даже гнала его от себя, но коль скоро проговорилась, он все равно собирался пойти. Только где взять денег? Одалживать у Андрея не хотел. А к матери обращаться было стыдно. Следовало ей давать, а не у нее выпрашивать. Да и как занимать у родной матери, она все дает насовсем. Брать у нее нелегкие, мозолистыми руками заработанные деньги и покупать на них кому-то подарок? Нет!
От этих мыслей настроение у Юрася испортилось, и, вместо того чтобы идти к Лизе, предстать перед ней в новом костюме, он начал бродить по улицам, напряженно соображая, где бы раздобыть деньги…
Темнело быстро. Сумерки скоро выползали из закоулков. В этот вечер все вокруг было прекрасно; небо над заливом казалось густо-синим, в воздухе пахло чебрецом и полынью, не горько, а сладко. Неподалеку от Дома культуры Юрась заметил Андрея. Брат направлялся к автобусной остановке.
«Чего это он на ночь глядя едет в Херсон?» — удивился Юрась, и внезапно его словно обожгло. Мысль была такой неожиданной, что он даже на секунду остановился, а потом чуть не побежал, будто убегал от нее. Выход найден. Пока нет Андрея, он возьмет лодку и поедет в плавни. Отыщет какие-нибудь браконьерские сети или верши, выберет их, рыбу продаст — вот тебе и готовые деньги. Может, на ондатровый капкан наткнется, зверюшку возьмет. На воде освежует, а шкурку спрячет. Есть такие пройды, которые по пять шкурок в каждый резиновый сапог запихивают, чтобы инспектор не нашел. Но ему и одной хватит, чтобы купить Лизе подарок.
И все же по спине пробегали холодные мурашки… Какой поднимет крик Андрей за то, что взял мотор! А может, и не узнает?.. В конце концов, скажет, что ездил практиковаться в будущей инспекторской службе.
От этой мысли Юрась улыбнулся. Как-то оно будет?
Он решительно двинулся к дому. Быстро переоделся. Потом пробрался в спальню и, незаметно для матери и Насти, взял Андреево ружье и ключ от лодки. Без оружия ехать ночью в плавни нечего и думать. Наскочишь на браконьеров — эти люди без жалости утопят. Сколько уже топили и подстреливали. Да и между собой не раз схватывались: друг у друга сети очищали или из капкана зверюшек забирали. Плавни на такие трагедии богаты, и не одну из них навеки спрятала вода.
