Я направилась в старую часть города. Улицы были еще мокрые, похоже, недавно шел дождь. Хорошо, что я догадалась надеть удобную обувь. В туфлях на шпильках мне тяжело пришлось бы на булыжной мостовой. Наверное, Витольд где-то здесь, сидит в одном из баров. Обычно я не посещаю такие заведения по вечерам, ну, может быть, совсем редко, и только со знакомыми. Мне было немного не по себе. Через низкие открытые окна первого бара было хорошо видно, что творится внутри. Витольда я там не заметила.
Зайдя во второй, я огляделась вокруг.
— Что, мамаша, мужика своего ищешь? — спросил меня какой-то тип, явно бывший в подпитии.
Я поспешно ретировалась на улицу и больше не решалась заглядывать в подобные заведения. Наконец я набрела на приличный бар, села в уголок и заказала вино с минеральной водой. Конечно, Витольда не оказалось и здесь. Расплатившись, я немного погуляла по рыночной площади и внимательно осмотрела фонтан, украшенный статуей Девы Марии на высокой колонне. Повсюду — полуразрушенные городские стены; перед зданием школы — его школы? — надпись: «Около 90 г. после Р. X. римские солдаты основали каменную крепость близ кельтского поселения Лоподуыум».
Может, Витольд пошел в кино? Я посмотрела афишу фильмов и задумалась, стоило ли спешить на вечерний сеанс. Потом я опять стала рассматривать витрины и бродить по городу. В старом доме играли свадьбу, над воротами была натянута бельевая веревка с детскими пеленками и прочим барахлом.
Когда стемнело, я опять пошла к дому Витольда. Теперь на первом этаже горел свет. На улице никого не было, казалось, вымер весь квартал. Неудивительно: лето, пора отпусков. Через соседний участок с орешником и вишневыми деревьями я пробралась в сад Витольда. Приподнять расшатанную ограду из проволочной сетки оказалось нетрудно, а чтобы пролезть под ней, не понадобилось особых гимнастических талантов. Наверное, все-таки не стоило надевать белые брюки: во-первых, они легко пачкаются, а во-вторых, могли быть слишком заметны в темноте.
Листья орешника чернели на фоне темного неба. Толстый ствол яблони служил мне надежным укрытием. Сердце бешено стучало. Сама себе я казалась взломщицей, посторонним человеком, который не имеет ничего общего с порядочной служащей юридической фирмы.
Боковой стороной дом выходил в сад. Фасада же отсюда не было видно. Через большую стеклянную дверь хорошо просматривалась освещенная гостиная. За письменным столом кто-то сидел, скорее всего это был Витольд. Я пробралась еще немного вперед, двигаясь на ощупь, осторожно и очень медленно. По лицу хлестали мокрые ветки, под ногами хрустнула раздавленная раковина улитки. К счастью, фруктовые деревья с густыми кронами были близко посажены и бросали на землю густую тень. Теперь я могла хорошо различить объект своей страсти. Он работал за письменным столом. Проверка тетрадей? Вряд ли, ведь сейчас каникулы. Может, пишет новую книгу, лекцию для народной школы или письмо? Он то и дело отрывался от работы и задумчиво смотрел в темный сад, прямо в мою сторону, но заметить меня было практически невозможно.
Я никак не могла оторваться от созерцания этой картины. «Да я настоящая вуайеристка!» — подумалось мне. Витольд был в вельветовых брюках, стоптанных черных шлепанцах и зеленой вязаной кофте с дырками на локтях. На ней недоставало одной пуговицы. Я такого безобразия не терплю: оторванные пуговицы немедленно пришиваю, а рваные свитера жертвую в пользу Красного Креста. Похоже, его жена не страдала излишней аккуратностью. Интересно, где она? В гостиной был беспорядок: плед на полу рядом с диваном, засохшая азалия на подоконнике, переполненные пепельницы, ворох старых газет. Или хозяйка дома была неряхой, или находилась в отъезде, или болела, а может быть, целыми днями пропадала на работе. Хотелось бы, чтобы ее не существовало вовсе.
Витольд все писал и писал. Время от времени он снимал очки и курил, иногда вставал и прохаживался по комнате. Один раз зазвонил телефон. Во время разговора у него было недовольное, даже злое выражение лица, затем он резко бросил трубку на рычаг и сразу же взял новую сигарету. После этого звонка он прекратил работу и все ходил взад-вперед, словно тигр в клетке. Потом сам кому-то позвонил, долго разговаривал, молчал, опять говорил, внезапно повесил трубку и ушел из комнаты. Я выбралась из лабиринта деревьев и чуть не упала, споткнувшись о сломанный сук. Надвигалась гроза. Было уже поздно, когда я наконец покинула свой наблюдательный пункт и отправилась домой в крайнем смятении от всего пережитого.
В те дни я сильно похудела, хотя такой цели перед собой не ставила, стала плохо спать, под глазами появились темные круги и «гусиные лапки», меня то и дело бросало в жар, чего раньше никогда не случалось. Я не могла сосредоточиться на работе, перестала брать сверхурочные и с трудом формулировала мысли. Шеф проявлял чудеса наблюдательности. Однажды он с сочувствием заметил, что я тяжело переживаю болезнь госпожи Ремер.
— Вы превосходный психолог, — сказала я как можно более сердечным тоном, и он полыценно усмехнулся.
В выходные мы с Беатой пошли за покупками. Она была моим консультантом. Не могу сказать, что ходить с ней по магазинам легко. В конце концов, она купила в «С&А» [7] две кричащие блузки, распашонку для внука, который должен был вот-вот родиться, юбку-брюки по сниженной цене и какие-то странные туфли с длинными носами. Я приобрела дорогое летнее платье в фиалках, в котором и пошла домой. Это была единственная вещь, которая понравилась нам обеим.
На улице мы встретили двоих мужчин. По-моему, Беата знает всех вокруг. Кажется, ее бывший муж когда-то строил для них дом. Один из них был художник-график, другой работал закупщиком в магазине. Вместе мы зашли выпить по чашечке эспрессо. Все это время Беата самым бессовестным образом флиртовала с обоими. Я сильно подозревала, что после развода она вела отнюдь не монашеский образ жизни, но мне ничего не рассказывала, вероятно, из чувства такта. Сидя в своем красивом платье, с раскрасневшимися от кофе щеками, я испытывала непривычное возбуждение. Неожиданно я поняла, что многозначительными улыбками, воркующим смехом и интенсивным хлопаньем ресниц тоже привлекаю к себе внимание. Господи, ну почему нельзя было научиться этому тридцать лет назад?
Когда мужчины ушли, Беата спросила:
— Не правда ли, очень милая пара? Они вот уже десять лет живут вместе. С ними можно так здорово поболтать. Кстати, недавно я кое-что узнала про этого Райнера Энгштерна.
Мне хотелось крикнуть: «Так почему же ты сразу не сказала?» Но тут в голову пришла страшная мысль. Раз она упоминает его в связи с ними, может, он тоже голубой? Не разбираюсь я в этих любителях флирта, у меня слишком мало опыта.
— В общем, слушай, — начала Беата. — У моей Лесси есть подружка, Ева, так вот она дружит с сыном Энгштерна.
— И что он собой представляет? — сразу спросила я.
— Не знаю, думаю, приятный мальчик, как раз проходит альтернативную службу.
— Да я про его отца!
— Ну, он учитель в Ладенбурге, — это я уже знала, — ученики называют его Энгштирн[8], но Лесси говорит, они его очень любят. Она как-то была у них на занятиях.
— А мать? — спросила я.
— Ах да, — сказала Беата, — что-то у них не так, она якобы надолго уехала.
Больше я не решалась спрашивать, но готова была подпрыгнуть от радости. Что-то у них не так! Отлично, значит, Витольд вполне может достаться мне!
Дома меня опять одолели сомнения. Кто его знает, захочет ли он достаться именно мне, если мы, конечно, вообще когда-нибудь познакомимся? За последние двадцать лет я так редко вертелась перед зеркалом! Я подвергла себя критическому осмотру. Может, все-таки стоит сделать подтяжку лица, хотя я всегда презирала подобные ухищрения. В свои сорок девять Витольд невероятно хорошо выглядел. Говорят, мужчины средних лет не очень интересуются женщинами моего возраста.
По вечерам я теперь выполняла обязательную программу: в сумерках мы с Дискау искали встречи с мужчиной моей мечты. В темноте я ползала по его саду, оставив собаку в машине. Кстати, теперь я надевала только темные брюки. Это была, так сказать, рабочая одежда, прямо как у взломщика. Иногда я звонила ему, но только из телефона-автомата, поскольку слишком боялась, что полиция сможет определить номер — я так часто об этом читала. Он подходил к телефону и представлялся — иногда веселым голосом, иногда усталым. Я сразу же бросала трубку. Теперь я знала, что он дома, возможно, опять сидит за письменным столом. Однажды я снова чуть было не попала под его велосипед, надо сказать, вполне сознательно. Он снова улыбнулся, как в первый раз, и сказал голосом, от которого у меня захватывало дух:
— Добрый вечер, вы, как всегда, в мечтах?
Я ответила на его улыбку, но не смогла придумать ничего остроумного.
