— Нет, — резко ответил Дональд.
— Всего лишь короткое заявление, — продолжал настаивать Фрост. — Мы можем подготовить его вместе, если вы не против.
В сущности, Фрост все написал сам. Он не меньше Дональда был заинтересован спровадить докучливых репортеров, от которых ему приходилось постоянно отбиваться. Мой кузен в конце концов согласился выступить с этим заявлением перед репортерами. Составленное в виде полицейского акта, оно было так далеко от пережитого им, что позволило бы ему зачитать его более или менее спокойно.
— Но чтобы не было фотографов, — предупредил Дональд.
Они заполнили холл — толпа искателей сенсаций с голодными глазами, настоящие зубры своей вездесущей профессии, лишенные эмоций сотнями подобных вторжений в человеческие трагедии. Конечно, им жаль парня, у которого убили жену. Но новости есть новости, а газеты продаются благодаря уголовной хронике, и если репортеры не будут поставлять хозяевам нужный товар, то потеряют работу и их место займут менее щепетильные конкуренты. Совет печати в последнее время запретил подобные бесцеремонные вторжения в жизнь сограждан, но лазейки, которые еще оставались, причиняли немало неприятностей потерпевшим.
Дональд стоял на лестнице, мы с Фростом — внизу. Дон читал без всякого выражения, будто это касалось кого-то другого.
— Я возвратился домой приблизительно в семнадцать часов и заметил, что за время моего отсутствия исчезло значительное количество ценных вещей… Я немедленно позвонил в полицию… Моя жена, которая по пятницам обычно не бывала дома, неожиданно вернулась и, очевидно, нарушила планы преступников…
Он закончил. Репортеры старательно записали этот набор стандартных фраз и разочарованно переглянулись. Один из них, явно выбранный заранее, начал вкрадчиво, тоном, полным сочувствия, задавать вопросы:
— Скажите, пожалуйста, какая из дверей ведет в комнату, где убили вашу жену?
Дональд невольно бросил взгляд в сторону гостиной. Все повернули головы и уставились на белую панель, что-то записывая.
— Скажите, что именно было украдено?
— Серебро… картины…
— Какие картины?
Дональд покачал головой и стал бледнеть.
— Не могли бы вы назвать их цену?
— Я не знаю, — наконец ответил он.
— Они были застрахованы?
— Да.
— Сколько спален в вашем доме?
— Что?
— Сколько здесь спален?
— Кажется… да, пять.
— Что вы можете рассказать нам о вашей жене? Характер, работа? И не могли бы вы дать ее фотографию?
Дональд умоляюще помотал головой, пробормотал:
— Простите! — повернулся и ринулся вверх по лестнице.
— Все! — решительно заявил Фрост.
— Не густо, — послышался ропот в толпе.
— А вы чего хотели? Крови? — спросил инспектор, приглашая их к выходу. — Поставьте себя на его место.
— Ладно, — протянул кто-то, и они ушли.
— Беседа у нас получилась короткой, — усмехнулся Фрост, — но они и из этой малости сумеют настрочить предлинные репортажи.
Во всяком случае, положительный эффект был налицо — большая часть машин разъехалась немедленно, да и остальные, подумал я, скоро последуют за ними.
— Зачем они спрашивали о спальнях?
— Чтобы оценить стоимость всего дома.
— Бог мой…
— Во всех газетах все будет подано по-разному. — В голосе Фрос-та прозвучала веселая нотка. — Они всегда так. — Он посмотрел в сторону лестницы, по которой поднялся Дональд, и вроде бы ненароком спросил у меня: — У вашего кузена финансовые затруднения?
Я знал его манеру ловить человека на слове.
— Не думаю, — неторопливо ответил я. — Вы бы лучше прямо спросили у него.
— Обязательно, сэр! — окинул он меня внимательным взглядом. — А что знаете вы лично?
— Только то, что у полиции есть какие-то подозрения, — ответил я спокойно.
Он пропустил мои слова мимо ушей.
— У мистера Стюарта дела идут нормально? В наши дни многие предприниматели средней руки становятся банкротами…
— Наверное, вы правы, — согласился я.
— И из-за затруднений с наличными.
— Боюсь, что не смогу быть вам полезным. Вам придется проверить бухгалтерию.
— Мы так и сделаем, сэр.
— И если даже окажется, что фирма близка к банкротству, это еще не значит, что Дональд инсценировал ограбление.
— Такое уже бывало, — сухо сказал инспектор.
— Если бы ему были нужны наличные, он мог бы просто все продать, — заметил я.
— Возможно, он так и сделал.
У меня перехватило дыхание, и я ничего не ответил. — Что же касается вина… то, как вы сами заметили, чтобы вынести его из дома, потребовалось бы много времени.
— Это фирма с ограниченной ответственностью, и ее банкротство не затронуло бы ни его дома, ни личного капитала.
— А вы кое-что смыслите. Разве не так?
— Жизнь учит, — уклонился я от ответа.
— Я думал, что художники далеки от мирских дел.
— Некоторые и в самом деле далеки.
Он поглядывал на меня узенькими щелками глаз, словно прикидывал, какое участие я мог принимать в инсценировании кражи.
— Мой кузен, Дональд Стюарт, благородный человек, — тихо произнес я.
— Этот эпитет вышел из употребления.
— И все же осталось немало таких людей.
Он недоверчиво поглядел на меня. Всю свою трудовую жизнь он изо дня в день сталкивался с воровством и обманом. Благородством в мире преступников не пахло.
Дональд нерешительно спустился по лестнице, и Фрост незамедлительно забрал его в кухню, чтобы еще раз потолковать один на один. Я подумал, что если вопросы Фроста окажутся такими же въедливыми, как и обращенные ко мне, то бедняге Дону придется туго. Пока они разговаривали, я от нечего делать бродил по дому, заглядывая в ящики шкафов и открывая буфеты, стараясь себе представить жизнь моего кузена.
Кто-то из них, он или Регина, припас множество пустых коробок — разных форм и размеров. Они были рассованы по углам полок и ящиков — коричневые картонные, яркие подарочные, коробки из-под конфет и шоколада. Наверное, хозяева дома думали найти им какое-то применение или просто рука не поднималась выбросить красивые коробки. Грабители часть из них открыли и швырнули на пол. «Чтобы проверить их все, — подумал я, — потребовалось бы много времени».
Они почему-то пренебрегли большим солярием, где хранилось кое-что из антиквариата, но не было картин, Я сидел там в бамбуковом кресле и смотрел на сад. Ветер срывал пожелтевшие листья с деревьев, а несколько запоздалых роз изо всех сил держались на колючих стеблях. Было холодно и неуютно.
Я ненавижу осень — пору меланхолии, пору умирания. Каждый год мое настроение падает при виде мокрых листьев и улучшается с наступлением морозов. Статистика в психиатрии утверждает, что наибольшее число самоубийств приходится на весну, пору возрождения природы, когда все растет и тянется к солнцу. Я никак не могу понять такой зависимости. И если бы я решил броситься с утеса в море, то такое могло бы случиться только осенью.
Я пошел наверх, забрал свой чемодан и перенес его вниз. За годы путешествий я несколько усовершенствовал традиционный багаж художника. Большой твердый чемодан по существу превратился в портативную мастерскую, куда помещались кроме набора красок и кистей легкий складной металлический Мольберт, запас льняного масла и скипидара в небьющейся посуде и штатив, на котором можно было укрепить четыре непросохших холста так, чтобы они не касались друг друга. Была здесь коробка с тряпками и достаточным количеством растворителя, чтобы содержать в чистоте свое переносное хозяйство. И еще оставалось место для одежды, смены белья и пары сандвичей.
Укрепив на мольберте полотно среднего размера, я подготовил палитру и нанес первые мазки. Унылый пейзаж — нечто похожее на садик Дональда на фоне убранного поля и хмурого леса вдали. Картина совершенно не в моем духе. Но мне хотелось хоть чем-то занять себя.
Я работал медленно, понемногу замерзая, пока Фрост не решил наконец уйти. Он покинул дом, не попрощавшись со мной. Дверь резко захлопнулась за ним.
У Дональда на теплой кухне был жалкий вид. Когда я вошел, он сидел за столом в полном отчаянии, опустив голову на руки. Услышав мои шаги, он медленно поднял голову, и я увидел его постаревшее лицо, изборожденное глубокими морщинами.
— Ты знаешь, что он думает? — спросил он.
— Более или менее.
— Я не смог его переубедить. Он твердит свое. Снова и снова задает все те же вопросы. Почему он мне не верит?
— Многие люди врут полицейским. И они уже привыкли не верить.
— Он хочет встретиться со мной в моей конторе. Приведет туда своих сотрудников посмотреть бухгалтерские книги…
— Так скажи спасибо, что он не потащил тебя туда сегодня!
— И то правда.
— Дон, прости. Я сказал ему, что исчезло вино. У него появилось подозрение. Моя вина, что он так грубо с тобой говорил…
Он устало отмахнулся:
